Олег Петров - Один Из Восьми
— Есть мухой! — с неизменным энтузиазмом отозвался Алексей и помчался по склону дальше, взбивая полупрозрачные пылевые параболы.
— Кедры, мы рекомендуем вам включить максимальное охлаждение, — добавила Земля. — Экономить теперь смысла нет, а идти придется быстро.
— Вас понял, — согласился Гагарин. — Отличная идея, Леша пусть перейдет на максимум сейчас, а я после начала движения.
— Хорошо, мы напомним, — согласились на Земле.
Командир успел «щелкнуть» пару кадров с Леоновым на фоне яркой лунной пустыни, а потом быстро отснял панораму. «Дробинка», к которой сейчас стремился бортинженер, была очень свежим десятиметровым кратером, выбившим из вала огромное количество светлого вещества, и напоминал Тихо с его лучами в миниатюре. Собрать из него образцы было крайне необходимо, поэтому Земля и не возражала против такой суеты.
Чуть дальше к центру кратера Брюс был еще один совсем маленький и явно очень свежий кратер, и Гагарин никак не мог понять, что его так настораживало при виде этой крошечной оспины на ярком склоне. Он успел пожалеть, что у них не было телеобъектива, но еще через несколько секунд он понял, на что смотрит.
— Заря, это перелетная ступень Луны-6! — воскликнул Юрий. — Я вижу место падения и постараюсь сделать снимки. Похоже, был взрыв, обломки четко видно, сильно разбросаны. С первого взгляда их на фоне светлой породы почти не видно.
Пять минут спустя Алексей вернулся с мешками наспех собранных образцов, и они с Юрием отправились в обратный путь. Шли вверх по пологому склону, но силы уже не берегли, двигались быстро, поставив охлаждение на максимум. Как и раньше, успевали делать снимки, но Земле об этом не сообщали. Возле ЛКП сделали пятиминутную остановку на погрузку собранных образцов и инструмента и двинулись по собственным следам к оставленному кораблю, вершина которого даже отсюда была прекрасно видна.
Гагарин уже собирался сам спросить о причине такого изменения в планах, но Земля их опередила.
— Кедры, по поводу ситуации. У американцев проблемы.
— Что за проблемы? — забеспокоился командир. — Он хоть живы?
— Живы, — успокоила Заря, — Но сели криво, крен почти сорок градусов. Борман рано выключил двигатель из-за пыли, и провалился в яму. Теперь они не смогут взлететь. По крайней мере, штатно. Но наверно, будут пытаться, сейчас их коллеги на Земле на тренажере отрабатывают.
— Я бы, наверно, взлетел, — прикинул Гагарин. — Но только вручную и на максимальной тяге, а дальше на орбиту подниматься придется по приборам. Не знаю, сколько топлива при этом потратил бы…
— Кедры, не теряйте время и возвращайтесь к кораблю, — строго одернули с Земли. — Сразу работайте с 18-й страницы плана и до конца. Вам придется сидеть в корабле и ждать, что у американцев получится.
— Вас поняли, Заря, — ответил командир, и они с Леоновым поспешили дальше.
ЛКП подогнали к самому Восходу и тщательно погрузили в шлюз все, что собрали. Оба космонавта понимали, есть шанс на то, что частью образцов придется пожертвовать ради помощи коллегам. Все будет зависеть от мастерства пилотов и немного от удачи…
Еще через 15 минут оба уже пристыковались к шлюзу и начали наполнять переходной отсек воздухом. Еще полчаса, и они открыли дверцы скафандров и перешли в корабль, захватив с собой контейнеры с образцами и бесценной пленкой. И принялись ждать.
Земля гудела и бурлила от новостей, которые руководители НАСА без утайки сообщили на пресс-конференции. Журналисты, конечно, надеялись на жертвы, предсмертные послания и громкий поиск виновных, но официоз был непреклонен. Непосредственной опасности для астронавтов нет, корабль цел и исправен, провизии, кислорода и воды хватит минимум на две недели, а с учетом отмены выходов и операций на поверхности можно рассчитывать и вовсе на три. Впрочем, один короткий выход все же пришлось совершить, чтобы развернуть солнечную панель и подключить к кораблю. Все-таки, заряд аккумуляторов следовало беречь. Кроме того, развернули и установили флаг и памятную табличку, что сильно улучшило мораль и воодушевило публику. Учитывая, что камера у американцев была цветная, картинка радовала глаз. После этого символического жеста Борман и Андерс вернулись в корабль и принялись ждать решения из Хьюстона.
Хьюстон, тем временем, пытался найти выход из положения. Действительно, в отличие от Аполлона-13 из другого мира фактор времени не был критичен. Ничего не взорвалось, не было утечки кислорода и аккумуляторы были почти полностью заряжены. Проблема в том, что при таком сильном крене автоматический взлет по программе невозможен, а ручной становился опасной лотереей. Требовалось взлетать на максимальной тяге, и при этом корабль, едва оторвавшись, неизбежно просядет вниз и вбок. Зацепит ли он при этом посадочную ступень или даже поверхность Луны? Это и пытались выяснить аварийные группы, организованные в Хьюстоне. Первым делом сели за тренажер и попробовали взлететь, но и Армстронг, и Конрад, и Мэттингли не удержали машину, потеряли управление и «разбились». Один только Сернан сумел взлететь, но и то, едва не зацепив соплом поверхность. Проанализировав его действия, остальные пилоты сумели повторить и улучшить его результат, раз за разом увеличивая зазор, отделявший жизнь от смерти. В принципе, трех-четырех метров было достаточно, но это только в том случае, если не дрогнет рука пилота. Все прекрасно помнили, что у Бормана она уже однажды дрогнула. Неожиданно светлая мысль пришла в голову одному из молодых инженеров по имени Джон Арон. Если не хватает тяги основного двигателя, то нужно эту тягу добавить. На Аполлоне есть довольно мощные двигатели малой тяги, в первые секунды полета нужно запретить работать им всем, кроме тех четырех, что смотрят вниз. И работать они должны постоянно, пока высота не превысит безопасные двадцать-тридцать метров. При этом управление ориентацией в первые секунды целиком ложилось на карданный подвес основного двигателя, и пилоту придется чуть энергичнее парировать отклонения. Попробовали проделать такой трюк на тренажере, и после нескольких попыток стало получаться, а зазор увеличился почти вдвое. Теперь можно жить!
Другой проблемой было топливо. Ручное управление неизбежно приводило к его повышенному расходу. Кто-то возразит, что при ручной стыковке опытный пилот тратит раза в полтора меньше топлива, чем автомат, и будет прав. Разница лишь в том, что астронавты годами тренируются выполнять ручные стыковки, а к подобному взлету с Луны их никто не готовил. Возможно, зря.
Коллеги Бормана и Андерса выполнили на тренажере десятки взлетов, и выяснилось, что расход топлива вполне можно сохранить в разумных пределах. Единственное, чего не хватало экипажу, это тренировок. Превратить на время компьютер Аполлона в тренажер в другом мире было бы невозможно, но здесь и сейчас это была более гибкая машина, и все получилось. Очень важна была взаимная страховка командира и второго пилота, плюс чисто психологические вопросы. В этой ситуации Андерс повел себя благородно и сразу заявил, что полностью доверяет Фрэнку управление, а сам будет только страховать. На том и порешили, перейдя к тренировкам, продлившимся еще три дня.
Наконец, настал момент истины. Астронавты оставили в шлюзе все, без чего могли обойтись на пути домой, включая камеры, запасную одежду, воду и даже часть провизии. Один магазин с пленкой и примерно килограмм грунта все же пожалели и оставили, после чего отстрелили шлюзовую камеру и еще раз все отрепетировали. Теперь уже никто не мог помочь Борману и Андерсу, кроме них самих.
Гагарин и Леонов этот момент встретили с большим одобрением. Сидеть на Луне почти неделю и ничем особым не заниматься, кроме как переводить продукты да пачкать гигиенические мешки, было тяжеловато. Будь у них чуть больше запасов воздуха и воды, можно было бы совершить и четвертый выход, но увы, уже нельзя. Сейчас космонавты, развалившись в креслах, слушали прямой репортаж о старте американцев с Луны и искренне болели за своих коллег. Домой, ребята, пора домой!
— Кажется, сейчас начнется, — пробормотал Леонов, немного лучше понимавший английскую речь.
— Engine Arm to Ascent(взлетный режим двигателя), — донесся голос Бормана.
— Proceed (Продолжить), 5, 4, 3, 2, 1…
Это уже Андерс ведет отсчет, причем совершенно спокойным голосом, будто всю жизнь этим занимался.
— Lift-Off, pitch plus forty five, zero, minus thirty, minus five, four-jets back to RCS. we're clear, Houston! (Подъем, тангаж плюс 45, минус 30, минус пять, четыре сопла снова на ориентацию. Мы оторвались, Хьюстон!)
Никто не спешил аплодировать, полная тишина до очередного доклада второго пилота:
— Ten seconds and pichover, right on time. (Десять секунд и переворот, точно вовремя)
— Хорошо идут, — прокомментировал Леонов. — Самое сложное позади.
— Thirty seconds, very smooth ride and no wallowing whatsoever. (30 секунд, очень плавный полет и нет раскачивания)
