Алексей Шепелёв - За гранью
Путь капитана фон Лорингера лежал как раз на Дворянскую, чтобы выйти по ней на Троицкую площадь. Дальше он рассчитывал по Кронверкской набережной пройти к Биржевому мосту, а затем со Стрелки через Дворцовый мост попасть к Адмиралтейству. Если же набережная вдруг будет перекрыта, то можно сделать небольшой крюк и пройти Кронверкским проспектом.
Погруженный в свои мысли, Альберт Германович перешел Невку и двигался в общем потоке по Дворянской, когда вдруг над ухом раздалось:
— Предъявите Ваши документы.
Надо же, он и не заметил, как на него из подворотни (и что ему там было делать) вышел самый настоящий патруль. Впрочем, настоящий — это сильно сказано. Прапорщик и двое солдат. На груди, разумеется, красные банты, на правых рукавах — красные повязки. А вид… В таком виде при Государе Императоре отправляли не в патруль, а на гауптвахту. Выбриты неряшливо, шинели мятые, у одного из солдат к губе прилипла шелуха от семечек, надо полагать, лузгал без отрыва от несения службы.
— Как стоишь, скотина, перед офицером!
Неужели это произнес он? Случилось непоправимое. Тридцать пять лет военной жизни взяли свое — и он совершил самую большую ошибку в своей жизни. Лорингер не имел права срываться, и все-таки сорвался.
— Ах ты, шкура злотопогонная, — рявкнул кто-то из солдат. — Дави контру. Альберт успел уклониться от потянувшихся к нему рук и бросился бежать. Плохо было то, что часть прохожих была не прочь присоединиться к погоне. Хорошо — то, что происшествие случилось на большой улице, забитой народом: смысл происходящего до большинства доходил довольно долго, и толпа больше мешала погоне, чем беглецу. Он свернул в переулок, вбежал через арку во двор-колодец, к счастью — совершенно пустой, если не считать сидящую на скамейке перед подъездом какой-то древней старушонки, помнившей, наверное, еще оборону Севастополя. Сзади по мостовой грохотали сапоги пустившихся в погоню патрульных и присоединившихся к ним добровольцев. Кто-то надсадно кричал:
— Держи его!
Двор оказался тупиковым, но в дальнем конце был проход, перегороженный невысокой (чуть более двух метров высотой) кирпичной стеной. Уцепившись за ее верхнюю кромку, каперанг подтянулся на руках, но потерял несколько секунд на том, что сорвалась нога, которая должна была дать дополнительную опору телу. Эти несколько секунд оказались роковыми: он уже забрался наверх, когда сзади грохнул выстрел. Альберт Германович успел автоматически определить по звуку, что выстрел был произведен из трехлинейной винтовки конструкции штабс-капитана Мосина образца тысяча восемьсот девяносто пятого года, а затем сильный удар в спину сбросил его со стены вниз, и нахлынула боль.
Еще падая, он осознал, что эта рана смертельна. Было лишь мгновение, чтобы освободить силу перстня, и он сделал это. Умирать сейчас ему было никак нельзя. Во-первых, во внутреннем кармане шинели лежал пакет, который он должен был доставить адмиралу Русину. А во-вторых, он должен был передать реликвии новому Хранителю. Или, во-первых, передать реликвии, а, во-вторых, пакет. Думать было некогда. Сейчас надо было бежать: за спиной оставалась погоня. Он бросился в ближайший черный ход, выглянул в двери парадного, перешел улочку — и сразу в новый подъезд, снова черный ход. Хорошо хоть все жители на центральных улицах и площадях, празднуют эту чертову революцию. Иначе бы за ним давно бежала целая толпа. А так через цепочку проходных дворов Альберт без помех вышел на Троицкую площадь и торопливо смешался с толпой. Теперь можно было и обдумать ситуацию.
Толпа несла его через Троицкий мост к Марсовому полю, он не сопротивлялся. По внешнему виду каперанга никто ничего не должен был заподозрить: сейчас только владеющий магией дэргов мог бы увидеть на шинели дырку от пулевого ранения и красное пятно вокруг. До Адмиралтейства можно добраться и по набережной Невы, а еще лучше за Мраморным дворцом свернуть на Миллионную улицу и пройти через Дворцовую площадь. Там, на берегу Зимней канавки, было место, куда капитан фон Лорингер старался приходить, когда на сердце было тяжко: здание Нового Эрмитажа, точнее, его выходящий на Миллионную фасад, украшенный портиком в античном стиле, крышу которого поддерживали изваянные из сердобольского гранита атланты.
Еще до того, когда отец открыл ему тайну Хранителей, маленький Альберт размышлял о каком-то мистическом сходстве между офицерами и атлантами. Атланты казались ему застывшими в карауле воинами, давно и безнадежно ждущими смены. Идет время, но давно уже поняв, что положение безнадежно и смены не будет, они продолжают держать свой груз, потому что таков их долг. Именно глядя на них, в некотором смысле своих ровесников (Новый Эрмитаж построили всё в том же семьдесят первом), он черпал силы и в юности, в годы пребывания в училище, и в молодости, в бытность не знавшим жизни лейтенантом, и в зрелые годы. Теперь ему хотелось получить от атлантов молчаливую поддержку перед неизбежной смертью. Как бы поступали люди, если бы знали, сколько им осталось до смерти лет, дней, часов? Как бы они поступали, если бы точно знали, что ждет их после смерти? Альберт Германовиї не знал ответа на эти вопросы, да и никогда не задумывался над этим. И сейчас, когда от перехода в мир иной он был отделен лишь силой волшебного перстня, каперанг не считал нужным тратить время на бесплодное философствование. Нужно было исполнить свой долг, а затем уходить. Все равно уже нельзя ничего изменить и оставалось только надеяться, что Господь будет к нему милостив и Высокое Небо примет своего сына.
Суворовская площадь и Марсово поле, несмотря на уже довольно поздний час, оказались заполнены народом, людно было и на Дворцовой набережной. А вот Миллионная, действительно, оказалась пустынной, он быстро дошел до Первого Зимнего моста и остановился, облокотившись на перила.
Атланты, разумеется, стояли на своем месте. Даже крушение монархии не заставило их пренебречь своими обязанностями. Альберт Германович попытался представить, что произойдет, если хоть один из них на мгновение ослабнет. Пожалуй, не удержат остальные тяжесть крыши, и обрушится весь портик прямо на мостовую. Так и Хранители… Место выбывшего должен занять новый, или тайна окажется погребенной в глубине веков.
С самого начала войны, с августа четырнадцатого он испытывал беспокойство — кто сможет охранять тайну, если с ним что-то случится. В прошлом году наконец-то подрос старший сын, Густав, которого он и приобщил к древнему знанию. Однако в глубине души Альберт надеялся, что в ближайшее время мальчику брать на свои плечи этот тяжкий груз не придется: все же сынишка был слишком мал. Мальчишке всего одиннадцать, разве это возраст?
Хотя способности у сына были необыкновенными. Наверное, из таких мальчишек в далёком прошлом вырастали легендарные гармэ — маги высшего уровня.
Впервые с даром Густава Альберт столкнулся ещё в мирном двенадцатом, когда мальчишке было всего шесть лет. В тот день отец с сыном мирно гуляли по Невскому, о чём-то разговаривали, как вдруг, рядом с Гостиным Двором, малыш поклонился шедшему навстречу мужчине в дорого пальто и на испанском произнёс:
— Buenos Dias, Su Majestad! [45]
А следом поклонился его спутнику и повторил ту же фразу на русском.
Альберт смешался, пробормотал:
— Извините, господа! Мой сын.
На всякий случай добавил по-испански:
— Perdoneme, Senor! [46]
— Que alegre nino, [47] — по-испански ответил тот, кому Густав поклонился первым, окончательно смутив моряка: как мог малыш угадать во встречном испанца.
— Ничего страшного, — по-доброму усмехнулся второй незнакомец, совсем молодой ещё мужчина со светлыми усами.
Альберт потащил скорее сына от греха подальше, а потом, усадив на скамейку напротив колоннады Казанского собора, с неприличной для боевого офицера беспомощностью спросил:
— Густав, что же это за шутки?
Сын наморщил лобик и серьёзно ответил:
— Папа, это не шутки. Это настоящие короли. Только шахматные.
Альберт несколько мгновений непонимающе смотрел перед собой, пока не осознал, что шахматный король — это не только деревянная фигурка, но и чемпион мира по шахматам. Поняв, улыбнулся и попробовал поддержать игру:
— А почему ты поклонился двоим? Ведь король может быть только один.
Густав игры не принял и с комичной детской серьёзностью пояснил:
— Они сейчас не короли.
— Как так?
— Ну, они сейчас не короли, но будут королями. Потом, понимаешь? Сначала один…
— Испанец? — подсказал отец.
Сын замотал головой:
— Нет, он не испанец. Он откуда-то из Нового Света. Он сначала будет королем, а потом русский его обыграет и станет королём сам. Только он будет жить не в России…
— Откуда ты всё это знаешь?
