Василий Головачёв - Фантазмы
Стас едва не закричал от хлынувшей в голову плотной «раскаленной» лавы информации, в которой невозможно было разобраться непосвященному, и лишь опыт борейца Цальга, адаптивные возможности которого превосходили возможности человека, помог Стасу не раствориться в потоке невероятных, невозможных, парадоксальных, экзотических, жестоких и одновременно непередаваемо прекрасных ощущений, сопровождавших взрыв, оседание и упорядочивание активированных знаний в голове.
Передать словами свое состояние Стас бы не смог, да и не пытался.
Он стал бесплотной пустотой и в то же время сверхплотной черной дырой, льдом и пламенем, элементарной частицей и всей Вселенной сразу!
Он ощущал себя безмерно малым и безмерно великим, мог свободно проникнуть в центр любой звезды и, наоборот, покатать ее в руках, как теннисный шарик, мог взглядом заморозить океан планеты и дыханием растопить все ее льды. В конце концов он мог окинуть полем сверхзрения чуть ли не все Мироздание, оценить его непрерывное живое кипение и сравнить с Замыслом Создателя, который вдруг стал ему понятен.
Правда, впоследствии ощущение понимания и причастности к Замыслу ушло, но Стас об этом не сожалел: груз абсолютных знаний об устройстве и цели Вселенной был слишком велик для одного человека, пусть и заглянувшего за пределы своих возможностей и сил.
Контакт со Знаниями Бездн длился недолго, всего полминуты, мозг и сознание Панова не выдержали энергетической и психологической нагрузки, и сторож организма отключил образовавшийся канал связи между подсознанием и сферой интеллекта. Стас провалился в темноту небытия, озаренную бесшумными всполохами успокаивающихся, тающих в глубинах психики открытий и озарений. Пришел в себя он лишь час спустя, ощущая неуютную тесноту и рыхлость тела, ограниченность чувственной сферы и пространства маневра и медлительность физиологических реакций, не позволявших ему двигаться с желаемой скоростью. Зато теперь он знал и понимал гораздо больше, чем раньше, а главное, ему уже не было нужды вызывать эйконал на связь, чтобы спросить у него то или иное, потому что информационно-личностный опыт инбы Цальга стал теперь целиком опытом Панова.
Золотая пластинка модема исправно высветила код мента-связи с информационно-сигнальной системой СТАБСа. Панов создал энергоинформационный объем, модулирующий торсионное поле Вселенной, и послал его во все стороны:
«Вызываю комбу Оллер-Бата! Прием».
Гулкое пространство космоса, заполненное свистами и скрипами электромагнитных излучений, никак не прореагировало на вызов, продолжая шуршать, шелестеть и вздыхать, как безмерный объемный океан.
«Вызываю комиссара баланса Оллер-Бата. Прием».
Космос перечеркнула бесшумная судорога мента-волны:
«Я Оллер-Бат. Ваш позывной?»
В пронизывающее Вселенную эфирное тело Панова вонзились колючие коготки-усики, начали подбираться к его мыслесфере. Стас понял, что его пытаются таким образом запеленговать.
«Я Станислав Панов, землянин, невыключенный. Агент Ди у вас?»
Трехсекундная пауза.
Коготки продолжали поиск источника сигнала, но благодаря принятым Пановым мерам соскальзывали, цепляли пустоту.
«Мы ждали твоего появления, землянин, и готовы к встрече. Агент Ди у нас вместе с твоими друзьями. Освобождать их силой не имеет смысла, они погибнут».
«Речь идет о взаимовыгодном контакте. Называйте место и время рандеву».
«Солнечная система, планета Марс, резиденция фундатора, год двести миллионов сто тысячный до Новой земной эры. Предлагаю выход по пеленгу».
«Не надо, — усмехнулся Стас, понимая, что его квантовый переход по пеленгу может закончиться в ловушке, из которой даже вооруженный Знаниями Бездн человек не сможет вырваться. — Я найду вас без вашей помощи».
«Ждем», — лаконично отозвался комиссар СТАБСа, и его мента-волна перестала «корчить» вакуум мира.
«Ждите», — рассеянно подумал Стас, ощущая внезапный озноб страха. Очень не хотелось никуда мчаться, напрягаться, доказывать свои права и драться. Затем перед его мысленным взором встало нежное умоляющее лицо Дарьи, и колебания прекратились. Он был готов к разговору с фундатором СТАБСа. И даже к бою, хотя очень не хотел драться.
* * *Марс эпохи расцвета цивилизации (за двести миллионов лет до появления на Земле потомков атлантов) на Стаса произвел сильное впечатление. Особенно красивым ему показалось изумрудно-прозрачное море с поистине золотой солнечной дорожкой на вечно играющих серпиках волн[11], хотя и серебристые с золотом горы были хороши, и жумчужно-серебряное небо с рябью светящихся платиной облаков. Вырастающие из моря колонны ребристых шаров — колонии марсиан со своими законами жизни и смерти — казались естественными представителями растительного мира планеты, а дрейфующие по воле ветра ажурные диски со свисающими с них «усами», наоборот, походили на искусственные сооружения, хотя на самом деле представляли собой полуживотных-полурастения.
Резиденция главного координатора СТАБСа напоминала хрустально-снежный зонт и была органично вписана в бордовые и красные живописнейшие скалы побережья, покрытые бело-серебристым пушистым мхом и лесом хвощей, похожих на черную щетину.
Комба Оллер-Бат ждал Стаса на крупнозернистом оранжевом песке морского берега в окружении дюжины марсиан, выделяясь среди них как могучий богатырь среди мартышек. Стас ни разу в своей жизни не встречался с живыми марсианами, но в памяти инбы Цальга были свежи воспоминания о встречах с этими разумными псевдолемурами, передавшими свои знания первым разумным существам Земли: гигантам-асурам и их потомкам — атлантам.
Увидев Панова, атлант, одетый в переливающийся перламутром плащ, переходящий в шаровары и — ниже — в необычной формы ботинки, шагнул вперед. Несмотря на свою видимую массивность и размеры, он не оставлял на песке следов, будто был невесом или шел как бы по воздуху, быстро и легко.
«Приветствую землянина, — поймал Стас его мысль. — Ты хорошо ориентируешься в пространствах Регулюма. Бывал уже здесь?» «Не я, — ответил Стас. — Инба Цальг. Где мои друзья?»
«Живы и здоровы, хотя перенесли хронопереход с некоторыми неприятными ощущениями. Но этого следовало ожидать: обыкновенные люди с трудом переносят пространство с другой мерностью».
Стас промолчал. Оллер-Бат был прав. С течением времени мерность пространства Регулюма менялась, хотя и не слишком сильно. Если пространство Солнечной системы двадцать первого века (по земной датировке) имело три измерения плюс-минус несколько сотых, то мерность пространства Марса двухсотмиллионолетней давности приближалась к числу «пи».
«Я хочу их видеть».
«Увидишь. Они в гостевых апартаментах фундатора. Идем, он ждет нас».
Панов помедлил, сканируя окружающий ландшафт всей приобретенной «внечувственной» сферой, приготовлений к его силовому захвату не заметил и двинулся по песку к «зонтику» резиденции фундатора, стараясь идти так же легко, свободно и бесшумно, как и комиссар СТАБСа.
Огромный многокилометровый «двор» резиденции оказался окруженным глубоким каньоном, по дну которого текла река бурлящего сизо-синего дыма. Стас понял, что это такое: фундатор защитил свои владения зоной, свободной от любого временного сноса. Даже всесильные службы Метакона вряд ли могли изменить реальность данного времени Марса. Хотя, с другой стороны, время, отведенное марсианской цивилизации для управления Регулюмом, близилось к концу. Цивилизация скатывалась в пропасть деградации, умирала, и СТАБС не в силах был остановить этот процесс.
Фундатор Имнихь родился за десять миллионов лет до появления человека — по земному летоисчислению, представляя собой последнее поколение марсиан-переселенцев на Меркурии, но, достигнув стадии самореализации, став абсолютником, предпочел жить на Марсе во времена его процветания. А чтобы его не могли нейтрализовать этик-маги Метакона, окружил себя гвардией преемников-атлантов, а резиденцию — мощной защитой.
По-видимому, Оллер-Бат почувствовал настроение гостя, потому что сказал, не глядя на него:
«Ничто не вечно во Вселенной. Властители приходят и уходят, а регулюмы остаются. Солнечную систему пестовали семь цивилизаций, уйдут марсиане, уйдем мы, придете вы, люди, но и ваш век закончится, и на смену вам придут другие равновесники, кто научится поддерживать стабильность Регулюма».
«Философия обреченности», — хмыкнул Стас.
«Философия жизни, — возразил атлант. — А точнее, философия Создателя в нашей Сверхсистеме. Возможно, в других Системах регулюмов он реализовал иной подход к жизни, иные этические принципы. Хотя нам до этого действительно нет никакого дела».
