Михаил Дулепа - Господин барон
– Вообще-то, у меня прав больше. И мне это звание больше подойдет.
– Вас, Александр, я в расчет уже не беру.
Спина похолодела. Давно, очень давно я не вел подобных переговоров под прицелом, и еще бы столько же без них прожил. Но куда ж деваться?
– Значит, поединок? Полагаешь, у тебя есть шансы?
– Против вас? Ни малейших. Однако все очень просто – «Правда эсков» говорит, что претендент обязан быть способным сражаться.
Я уже понял, но не успел ничего сделать – ствол пистолета опустился:
– Туше завершает посылку!
Тупой тяжелый удар в бедро, подкосившаяся нога и негодующие крики баронов. Не то, чтобы это было так уж больно, просто нога почему-то сразу онемела, я никак не мог удержаться прямо, пришлось схватиться за каминную полку. Мой оскал дю Шорей проигнорировал:
– По той же «Правде», чья подлинность, прямо скажем, сомнительна, при отречении или изгнании законно избранного вождя, право на трон переходит к старшему из баронов. Я третий, по старшинству, владетель в Эскенланде, я владею замком, вот этим, только что завоеванным, я победил и вас, и Эвальда – все условия соблюдены.
– Ты не победил, ты просто застрелил! – Аск смотрел зло и с вызовом, но тяжело дышащий Эвальд вдруг поднял руку и не дал мальчишке вскочить.
– Так все обычно и бывает. Потом, конечно, летописцы нарисуют красивую легенду, а на деле: бабах! – и ты на вершине! Главное – соблюсти формальности. Легитимность передачи власти, мой дорогой друг, очень важна. Вот-вот! Так получилось, что вы не можете из-за полученных боевых ран высказать свое слово. А я могу! И наконец, после тысячелетия попыток, именно я, Оливье дю Шорей, присоединю это юридическое недоразумение к моей прекрасной родине! Вив ля Франс!
Нога подгибалась, я сжал челюсти, покрепче облокотился на камин – падать сейчас просто нельзя. Дю Шорей что-то вещал, а я, понимая, что времени осталось немного, оглядывался. Аск? Нет, эти трое посередине зала, их держат на прицеле оба заговорщика. Элепар? Тоже нет, оба молодых барона угрюмо сопят, но смотрят на француза, и привлекать их внимание нет времени. Трое стариков явно были готовы рискнуть, эскам не нравилось происходящее, просто не хватало чего-то, чтобы начать действовать… Я поймал взгляд баронессы… черт, как же ее там? Эгельберт о ней как-то говорил, причем неплохо. Смотрит поочередно на всех, в отличие от второй женщины, зло уставившейся на фон Кустхива. Снова переступив и едва не рухнув на пол от боли в онемевшей ноге, я зашипел. Потом, перестав обращать внимание на явно не считавшего меня противником дю Шорея, напряженно уставился в глаза женщине. Есть контакт! Ее взгляд ушел было, но тут же вернулся. Одними губами я прошептал:
– От. Вле. Ки.
И чуть наклонил голову в сторону фон Кустхива.
От. Вле. Ки!
Женщина медленно опустила веки, постояла с закрытыми глазами, а потом – уважаю! – набрала в грудь воздуха и отчаянно, самозабвенно завизжала!
Зал был достаточно велик, но этот душераздирающий визг, заставивший подпрыгнуть и друзей, и врагов, понуждал действовать.
– Элиг, утихомирьте ее!
Громила двинулся к сосредоточенно визжавшей баронессе, на ходу замахиваясь, дю Шорей отвлекся, наставив оружие на возмущенно дернувшегося Эгельберта.
Дальше все происходило очень быстро – вот француз, подняв пистолет, что-то говорит дернувшемуся было Элепару, вот, получив пощечину, отлетает к стене баронесса, вот, собравшись с духом и заранее выпучив глаза, я переношу вес на здоровую ногу, подхватываю с каминной полки подсвечник, вот я шагаю, и от пятки до плеча меня пробивает вспышкой боли в ноге, но уже начавший разворачиваться дю Шорей опаздывает…
Удар!
Рука, держащая пистолет, приятно хрустнула, и я еще раз ударил, выбивая оружие.
Удар!
Снизу вверх, по худощавому интеллигентному лицу. Историк ухитрился чуть отшатнуться, но все равно, его отбросило в сторону и, запутавшись в собственных ногах, он шлепнулся на пол.
Выстрел!
И сразу многоголосый вопль!
Я обернулся – повод был дан, и тройка стариков повисла на правой руке фон Кустхива, выкручивая пистолет, обе дамы вцепились в левую, молодой барон натурально вгрызался ему в ногу над коленом – разъяренные эски рвали предателя, как стая волков неразумного быка. Точку поставил Элепар: за три прыжка с воплем «Motchi suk!», набрав необходимую скорость, он подпрыгнул и с лету боднул предателя лоб в лоб. Того отбросило к стене, а встать ему уже не дали, молотя всем, что попалось под руку, а то и просто пиная – без опыта, зато от души!
Я отвлекся всего на несколько секунд, но дю Шорей уже возился, пытаясь встать… нет, не встать – этот гад полз к валяющемуся у балконной двери пистолету!
Он полз, я хромал – скорость одна, да только у меня были союзники: Аск на четвереньках проскользнул мимо отчаянно заскулившего дю Шорея и не взял – вытолкнул оружие куда-то в сторону.
Мы встретились у балконной двери.
Оказывается, это не только в кино бывает – могучий удар снизу вверх, и жертва улетает сквозь стекло наружу. Ну да, у нас же разница в весе двойная, да и злой я чего-то. Из-за этой скотины у меня вместо мирного отпуска получился какой-то средневековый боевик!
Аккуратно открыв вторую створку дверей, прохромал наружу. Черт его знает, еще убежит – там во дворе полно его людей. Но живучий француз не обращал на меня внимания; упав животом на каменные перила, он замер, глядя вниз и не веря своим глазам. Я, встав рядом, хмыкнул. Не ожидал!
На площадь выходили люди в национальной одежде и с дубинками в руках. Много, очень много людей. Не десятки – сотни, тысячи, и дальше по улице виднелись еще, выходившие из машин и выныривающие из переулков, в странных шляпах, сливающиеся в один поток, под цокот деревянных башмаков, они шли к Эскенборгу. Над темным морем шляп и бархатных жилеток с белыми пятнами рубах развевались вымпелы моих рыцарей – сэр Ульфрик что-то деловито бубнил в мегафон, направляя идущих, а вокруг сэра Эррайна кучковались самые внушительные по объемам фигуры, видимо, мэры других городов. Горстка кустхивцев стояла с поднятыми руками в стороне, под присмотром полиции, впрочем, на них никто не обращал внимания.
Француз, дико озираясь, отшатнулся и попятился куда-то в сторону.
– Что, Оливье, не нравится? А как же милые вашему сердцу идеалы? Ну, там, типа свободного волеизъявления народа и прочей фигни?
Моего тона он почему-то не поддержал. С шипением выпрямившись, он оглянулся на выходящих за нами на балкон и явно очень злых баронов:
– Я законный правитель! Вы должны подчиняться!
– Объясните это им. – Я хромал к отступающему историку, не то, чтобы дать ему по морде, не то, чтобы скинуть вниз. Дю Шорей отступал, оглядываясь. – Кстати, с чего вы решили, что я неспособен сражаться?
– Меня поддержит великая страна!
– Эгельберт, ну-ка, что там в книгах сказано, к кому мы можем обратиться за помощью?
– Практически ко всей Европе, господин барон! Если помните, я рассказывал – нас рано или поздно завоевывали почти все.
– Ну как, дражайший. Потянет ваша прекрасная родина против всей Европы?
Заговорщик озирался совсем уж дико, слишком быстрым оказался переход от триумфа к падению. Пара подскочивших баронов неловко, но с энтузиазмом выкрутили дю Шорею руки, кинув на колени, но он, задрав голову заорал, пытаясь ужалить напоследок:
– Пусть не я, но все равно теперь по праву победителя правитель Эскенланда – чужак! Всегда! Всегда!
Нас прервал треск наконец рухнувшей двери:
– Норман! Где ты там ползаешь, здесь раненый!
– Бегу! Дэн, вниз живо, аптечку из машины неси!
– Эрди, помоги эту тушку оттащить. Сейчас, господин Эвальд, все будет в порядке.
Пажи мигом занялись делом. Моя школа! На балкон выглянули только Умник, восхищенно показавший большой палец, и Сато с мечом в руке. Методично оглядев все на предмет наличия противников, поклонился и исчез.
Аск стоял рядом, нахмурившись. Что, из уютных комнат замка не видно было тех, кем собирался править? Ладно, кулаками поработал, теперь придется языком.
– Эски! Слушайте меня! – Ульфрик продублировал команду в микрофон, и человеческое море внизу мгновенно стихло.
Так, и что я буду им говорить? Пришлось вдумчиво откашляться, опереться на перила и начать импровизировать:
– Я, Александр Могила фон Гравштайн, старший из баронов Эскенланда. Утром мне стало известно о готовящемся перевороте – барон фон Хюнедип обманом собрал совет и, угрожая, заставлял избрать его вождем нашего народа! Планы предателя сорваны!
Молчание, не то чтобы пугало, скорее озадачивало. Меня внимательно выслушали и приняли к сведению. Кажется, тут все знали, что теперь законный претендент я… Надо что-то с этим делать. Причем быстро, пока они сами до чего-нибудь не додумаются.
