Государь - Алексей Иванович Кулаков
Обличитель, подпертый сзади послушником своей обители и парой равнодушных к его сану дознавателей, настороженно представился:
— Инок Покровской обители Илинарх.
— Бери крест и ответствуй на два простых вопроса; а затем я оглашу свой приговор.
Просто так взять чудотворную реликвию было никак невозможно, поэтому чернец для начала наложил на себя крестное знамение и почтительно приложился губами к крупному темному сапфиру в центре украшения-символа. Лишь после этого он принял обеими руками наперсный крест, с превеликим почтением огладив следы неумолимого времени в виде едва заметных царапинок на золоте и сколов на старинной полировке вделанных в оправы самоцветов.
— Готов, честной отец?
Вновь приложившись к зримому символу веры, схимник подтвердил:
— С Божией помощью!
— Вот и славно. Указом отца моего, Великого государя, царя и великого князя Иоанна Васильевича всея Руссии, и постановлением Стоглавого собора, духовным властям запрещено пытать и держать в узилищах любых подданных Дома Рюрика. Ответствуй мне пред свидетелями: был ли в твоей обители знахарь Жданка пытан водой, голодом или побоями?
— Нет! Ибо сказа-а-а!?!
Дернувшись всем телом и издав невнятный вопль, инок отбросил прочь фамильную реликвию царской семьи. Пока юный Скуратов-Бельский, пав коленом на кирпичный пол, торопливо поднимал и обтирал от грязи наперсный крест царевича Иоанна, тот не без успеха изобразил гнев:
— Как смеешь ты бросать под ноги символ веры нашей⁈
Понятливые дознаватели тут же подхватили под локти подергивающегося монаха, вздернув-выпрямив его так, что Илинарх фактически повис перед родовитым недорослем в воздухе: тот же, на два раза пройдясь по кресту чистым платком, вложил его в правую руку недавнего обличителя и прижал поверху своей ладонью.
— Вопрос прозвучал: ответствуй, иноче. Ну?!?
Что дознаватели, что Горяин держали крепко и цепко, поэтому монах предпочел просто зашептать молитву — не увидев нехорошей усмешки на лице семнадцатилетнего судьи.
— Молчание твое толкую как признание вины Покровской обители, о коей непременно извещу и отца с братом, и владыку Филиппа. А теперь второй вопрос… Хм. Как звать тебя, честной отец?
Сутулый знаток разрешенных и отреченных рукописей с готовностью сделал шаг вперед:
— Леванидом наречен, царевич-батюшка!
— Не напомнишь ли ты нам, что гласит двадцать третья глава Второзакония?
На несколько мгновений задумавшись, схимник понятливо уточнил:
— Стих девятнадцатый?
Благожелательно кивнув, судия подтвердил:
— Верно.
— «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего либо иного, что можно отдавать в рост».
Покосившись на так и висящего в воздухе бледного Илинарха, инок Леванид самостоятельно добавил:
— Тако же и Евангелие от апостола Луки учит нас: «Но вы любите врагов своих, благотворите, и взаймы давайте, не ожидания ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо благ Он и к неблагодарным, и к злым».
Внимательно оглядев представителя Свияжской епархии, Иоанн Иоанович вновь ему благожелательно кивнул, давая понять, что его понятливость и беспристрастное служение правосудию замечено.
— Ответствуй, иноче Илинарх: обитель твоя дает кому-либо зерно, серебро либо иное имущество в долг под загодя оговоренную лихву, нарушая тем самым каноны веры?
Чернец начал молча дергаться в руках катов. Отвечать он не желал (не на ТАКОЙ вопрос!), но и терпеть боль от жгущего руку креста тоже было… Пока возможно, но надолго ли это?
— И опять твое молчание красноречивее иных слов. Довольно с него, Горяин!
Старший сын верного пса царского тут же выдернул из чужих пальцев чудотворный наперсный крест, окунув его в поднесенный ковш с водой. Вытянул из рукава кафтана уже знакомый платок, насухо обтер реликвию и с поклоном вернул владельцу.
— Покажи нам всем свою ладонь, поп.
Не дожидаясь реакции плохо соображающего инока Илинарха, дознаватель самостоятельно разогнул его пальцы и задрал ладонь повыше, дабы все могли увидеть багровый ожог в форме креста.
— Слова твои суть ложь, и вера твоя ничтожна! Не желаю тебя видеть более.
Повинуясь небрежному жесту, служители поволокли представителя Покровского монастыря прочь из подвалов Тимофеевской башни.
— Сим говорю: знахарь Жданко сын Егорьев невиновен как пред Троном, так и перед Церковью: будучи некрещеным, он не может быть еретиком и вероотступником — однако же, отреченную книгу у него все одно следует взять и передать в Чудову обитель для предания огню.
Внимательно слушающие приговор монахи согласно закивали, начав накладывать на себя и «Шестокрыл» крестные знамения.
— Как без вины претерпевшему от воеводы Балахны и Покровского монастыря, назначаю виру по двадцать пять рублей от каждого обидчика, и тако же в казну. Кроме того, рекомый знахарь обязан пройти испытание Аптекарского приказа на знание своего ремесла, по результатам которого будет оставлен на обучение, либо внесен в реестр лекарей и волен практиковать где угодно в Русском царстве.
Несмотря на оправдательный приговор, каты от рослого горбуна не отходили, заставляя хитрож… Гм, умного знахаря легонько нервничать и не отрывать здорового глаза от почему-то медлящего с завершением приговора судии.
— А что, Жданко, готов ли ты сердцем и душой принять веру истинную, православную? Обещаю, тебя покрестят полным и правильным обрядом.
— Так… Я бы с радостью?
— Это правильно, это хорошо. Отче Леванид, не станешь ли проводником сему язычнику под сень храма Господня?
Буквально полыхнув радостной надеждой от перспективы остаться в столице, чернец скромно напомнил:
— Благое дело, царевич-батюшка: но не потеряют ли меня в Спасо-Евфимиевской обители?
— Не потеряют, сам игумену отпишу, чтобы благословил тебя на деяние благое.
В большой подвальной зале все как-то разом пришли в движение: сначала начали аккуратно теснить-направлять в сторону выхода изрядно набравшихся впечатлений монахов и послушников. Затем, почти дружески ткнув в бок, увели ополаскивать телеса и примерять чистые портки и рубаху изрядно попахивающего потом и нечистотами бывшего обвиняемого. Утянули к кирпичным стенам конторку с вещественными доказательствами, тут же начав перекладывать рукописи в мешок для последующей передачи в Аптекарский приказ. Вторую конторку с легким скрежетом переместил сам писец, которому еще предстояло изрядно потрудиться, переписывая набело все приговоры и повеления царевича Иоанна Иоанновича. Что же до двух синеглазых братьев и их свиты, то они по выходу из застенков медленно пошли в сторону наполовину разобранной деревянной церкви святых Константина и Елены, попутно негромко практикуясь в италийском языке.
— … начинаю понимать, почему Митя посоветовал первые два-три суда провести самому. Разом и занятия с чужими Узорами, и упражнения для ума! Ну и справедливость учинить, тоже дело хорошее…
— Как и пополнение для каменоломен и реестра лекарей. Домнушка
