Старые недобрые времена 1 - Василий Сергеевич Панфилов
— Ну, прощеваться будем, Фрол Пролыч, — сунув полтину подошедшему проводнику, Ванька моментально погасил недовольство служителя, который, сменив гнев на милость, помог лакею вытащить из багажного вагона многочисленные чемоданы, саквояжи, коробки, свёртки и тюки, не без труда поместившиеся на тележку.
— Свидимся ещё, Фрол Пролыч, — приятно улыбнувшись, попрощался Ванька с проводником, махнул носильщику и поспешил к вагону, в котором путешествовал его хозяин.
Пока он шёл вдоль состава, ощущение чего-то не настоящего, игрушечности, не оставляло его.
Сам паровоз — низкий, приземистый, с открытой всем ветрам и дождям кабиной, выглядит невообразимо архаично, но стоит только перевести взгляд на вагоны, как становится совершенно очевидно, что паровоз — это вершина современного технического прогресса, её, так сказать, пик…
… если сравнивать.
А сравнивать, право слово, есть с чем! В одном составе прицеплены друг к другу и натуральные шарабаны, открытые всем ветрам и дождям, и фаэтоны, и вершина нынешнего прогресса — вагончик, будто взятый из третьесортного парка развлечений.
Каждый вагончик, он же, по сути, купе, отличается от соседних так, будто их вот так, разномастно, и собирали нарочно, для коллекции. Какая там стандартизация, какая унификация…
На одной из платформ стоит чьё-то ландо, перевозимое из Москвы в Петербург, на другой — огороженные примерно по пояс скамейки — так сейчас выглядит вагон третьего класса, на котором перевозят слуг, и, совсем пока редко, солдат.
Всё покрыто дорожной и угольной пылью, каким-то сором, побито градом и иссечено дождями так, что впечатление дешёвого балаганчика, полвека катающегося по провинции, только усиливается. Всё это, разумеется, не от небрежения, а скорее от неумения организовать должным образом процесс, от несовершенства путей, от незнания того, каким, собственно, должна быть каноническая железная дорога, ну и разумеется — от собственно материалов, очень далёких от стандартов двадцать первого века.
— С прибытием, батюшка, — отворив дверцу крытого вагончика «Берлинера», открывающуюся прямо на перрон, поприветствовал хозяина лакей, не забыв поклониться. Ловко подхватив саквояж, он помог спуститься сперва тяжело опёршемуся на него барину, а потом и его попутчицам.
Троица немолодых дам, с совершенно уксусными выражениями лиц, приведённых к ханжескому единообразию, сопровождают незамужнюю и совершенно затюканную племянницу, на лице которой, быть может даже миловидном, застыло страдальческое выражение.
И от дам, и от молодой девицы, и от Бориса Константиновича пахнет сейчас совершенно одинаково — потом, угольной пылью и резкой, совершенно ядовитой парфюмерией, призванной эти запахи заглушать. По мнению слуги, которое тот держит при себе, одеколоны и духи с этой задачей совершенно не справились, разве что внесли некие нотки, притом скорее тошнотные, нежели интересно-пикантные.
— Ну, слава Богу, — широко перекрестился Борис Константинович, ступив наконец на твёрдую почву, — отмучились!
В самом деле, путешествие по железной дороге в настоящее время совершенно мучительно! Всё пока одно к одному — и рельсы, много короче привычных попаданцу, и дрянные рессоры на вагонах, и собственно размер вагончиков, которых, в виду всего этого, мотает совершенно безбожно.
… хотя в повозках, да по российским дорогам, право слово, ещё хуже!
Некоторый, очень сомнительного толка, но всё ж таки комфорт, был только, пожалуй, во время речной части их путешествия, и это если не обращать внимания на тесноту, запахи, насекомых и крыс. Хотя и запахи, и насекомые, и грызуны не считаются сейчас чем-то очень уж досадным, тем более в дороге.
— Дамы… — чиновник, кряхтя, повернулся к женщинам, принявшись прощаться, уверяя, что поездка с ними была незабываемым впечатлением, и разумеется, очень… просто невообразимо приятной!
Ванька, зная уже хозяина достаточно хорошо, уловил в его словах толику не слишком скрываемого сарказма, но дамы, глубоко провинциальные и непривычные ни к комплиментам, ни к состоятельным мужчинам средних лет, которым они, по их мнению, могли бы составить счастье, принимали это за чистую монету, намекая на продолжение знакомства. Борис Константинович к намёкам оказался глух и слеп, и дамы, разочарованные, обронив несколько реплик, которые можно было бы оценить как не слишком лестные, удалились.
— Папа́! — послышалось… а нет, не послышалось! В самом деле, мальчишка, лет, может быть, десяти или одиннадцати, одетый, как и полагается одеваться сейчас в богатых дворянских семьях, вырвавшись из-под опеки экономки, бежит навстречу отцу тяжёлой откормленной рысцой.
Борис Константинович, сделав несколько шагов навстречу, распахнул свои объятия, и мальчишка влетел с разбегу в отцов живот, колыхнув и собственно живот, и отца, едва удержавшегося на ногах, не слишком твёрдых после длинной и сложной дороги.
— Папа́, я скучал! — счастливо обняв его, сказал мальчик, и заговорил быстро и обо всём, грассируя излишне тщательно.
' — The', — невольно улыбнулся попаданец, вспоминая школьные уроки, когда «англичанка» старой закалки, весьма дурно знающая английский, да и тот в «советском» варианте, напирала на the, добиваясь от них такого отчётливого произношения, какого не бывает у англоговорящих людей. Здесь, очевидно, история похожая…
— И я, Лёвушка, и я скучал, — с теплотой сказал барин и поцеловал сына в макушку.
— Ах, Борис Константинович, простите… — выпалила подоспевшая гувернантка, рослая и крепко сбитая, почти миловидная дама чуть за тридцать, вся раскрасневшаяся и запыхавшаяся, — Лёвушка такой шалун!
— Простите, — повторилась она, смутившись и раскрасневшись ещё сильней, — Здравствуйте, Борис Константинович! Как доехали?
— Пустое, Эмма Карловна, — чуточку покровительственно ответил мужчина, и как-то так стало ясно, что — да…
… и что, по крайней мере, со стороны Бориса Константиновича, ничего серьёзного в этой связи нет, одни только сплошные удобства.
А вот со стороны Эммы Карловны…
… всё сложно.
Ванька бы не поручился, но очень похоже, что связь плотская переплетена с финансовой, и может быть, но далеко на факт, сюда приплетается и некое подобие Стокгольмского синдрома, и привязанность к ученику, и понимание собственной невеликой ценности на брачном рынке. В общем, всё совершенно тривиально…
— … да, Лёвушка, да… — рассеянно отвечает рабовладелец и любящий отец, — и подарки, и…
—