По следам Александра Великого - Александр Петрович Харников
Лондон встретил меня промозглым холодом и желтым туманом, который местные жители именуют «смогом» или «гороховым супом». После живительного морского воздуха мне стало откровенно нехорошо, и я понадеялся, что долго мне в этом проклятом городе задерживаться не придется. Но сначала нужно сделать то, для чего я сюда приехал.
Две недели назад меня, как и других пассажиров «Дженни», повели на допрос. Первыми вызвали двух коммерсантов из второго класса; один вернулся весьма довольный, а второй рассказал, что он, чтобы задобрить «проклятых русских», подарил им ящик табака из своего груза. Но подробностей я не узнал – на сей раз вызвали еще одного и меня.
Причем его повели в одну сторону, меня в другую, и завели в какое-то помещение, скорее всего, кают-компанию. Там за столом сидел человек, с которым я мельком познакомился в Санкт-Петербурге – он назвался тогда капитан-лейтенантом Иваном Федоровичем Крузенштерном. Посмотрел он на меня не слишком добро и коротко скомандовал:
– Оставьте меня вдвоем с мистером…
– О‘Нилом, – поклонился я.
Когда матросы, которые меня привели, вышли, Иван Федорович неожиданно улыбнулся, а затем поднялся и крепко обнял меня.
– Похоже на возвращение блудного сына? – спросил он меня по-английски. – Я предупрежден, что ты можешь оказаться моим гостем. Ну что ты мне расскажешь, Джулиан, о своих странствиях?
Я доложил ему о моих приключениях в Англии и Америке, добавив при этом:
– Иван Федорович, я надеюсь, что теперь мне можно будет наконец-то вернуться в Петербург?
– Можно, конечно, но не сейчас. Ты нам и далее нужен на службе его чокнутому величеству. Если, конечно, выдержишь.
– Выдержу, как не выдержать. Но очень хотелось бы поскорее вернуться в Россию…
– Вот тебе письмо – прочитай его здесь, не нужно, чтобы о нем знали другие.
Письмо было от мисс Ольги, и, хотя в нем не было ни слова о любви, оно был весьма теплым, и мне показалось, что и мисс Ольга ко мне неравнодушна. Хотя, может, конечно, мне просто хотелось так думать.
Прочитав письмо, я вернул его Крузенштерну сказав ему:
– Благодарю вас, Иван Федорович. Ну что ж, я готов действовать и дальше.
– Тогда сделаем так. Через четыре недели в Лондон приезжает твой старый знакомый Ганс. К тому времени ты будешь знать о планах Дженкинсона на твою персону.
– Понятно. А если меня сразу задержат?
– Это вряд ли. Конечно, не будь твоей персоны на борту, мы взяли бы и табак, но в том, что мы отпустили шотландский корабль, служащий для перевозки эмигрантов, ничего нового нет. Вот если бы он был приписан к английскому порту и представлял для нас интерес, мы бы, возможно, его конфисковали, а груз – определенно. А про твою персону легенда такая – ты представитель чайной компании, но чая с собой, естественно, не везешь. Поэтому ты нам попросту был неинтересен. Хотя мы расспрашивали тебя про чай, чтобы проверить, на самом ли деле ты в нем разбираешься.
Иван Федорович еще раз обнял меня и постучал в дверь. Вошедшему моряку коротко бросил по-русски:
– Нет, это не тот О‘Нил. Пусть катится на все четыре стороны.
Почему я должен «катиться» и на какие «четыре стороны», я не понял, но спрашивать не стал – для моряков я русского языка не знаю вообще. И меня отправили обратно на «Дженни».
Четвертого октября мы пришли в Ливерпуль, и я сумел уехать в тот же день на дилижансе в Лондон. И вчера поздно вечером я прибыл в «Гороховый суп», а сегодня с утра написал лорду Хоксбери в Форин-офис с просьбой меня принять. Через два часа мне принесли распоряжение прибыть к нему на Фладьер-стрит в пять часов вечера. И я решил до того навестить Ричарда Твайнинга.
Открыл мне некий дворецкий, которого я в прошлый раз не видел. Смерив меня взглядом, он пренебрежительно посмотрел на меня и сказал через губу:
– Что вам угодно, мистер…
– О‘Нил. Мне угодно встретиться с мистером Ричардом Твайнингом.
– Мистер Твайнинг не заинтересован встречами с коммивояжерами. Если вы хотите что-нибудь продать, обратитесь в контору фирмы. А если купить, то в один из магазинов фирмы. Если оптом, – и он нагло усмехнулся, – то тоже в контору фирмы.
– Потрудитесь доложить господину Твайнингу о моем прибытии из Америки. И больше ничего.
Тот скептически посмотрел на меня и сказал:
– Ждите.
И захлопнул дверь у меня под носом. Но через две минуты дверь открылась, и тот же дворецкий заверещал:
– Что же вы не сказали, что вы наш представитель? Заходите, мистер Твайнинг ждет вас.
Я не удостоил наглеца ответом и прошел вслед за ним в кабинет Ричарда Твайнинга. Дворецкий открыл мне дверь, поклонился и ушел, а Ричард весело спросил у меня:
– Ну что? Как съездили?
– Здравствуйте, мистер Твайнинг, – кивнул я. – Ознакомьтесь.
И я протянул ему договоры с Адамсом и с Пинкхамом из Нью-Йорка. Тот начал читать, причем выражение его лица из скептического быстро перешло в удивленное, а потом и в восторженное.
– То есть вы смогли договориться с Пинкхамом о цене по верхней границе диапазона? И с янки из Бостона – примерно в середине диапазона? Несмотря на их прижимистость, вошедшую в поговорки даже с нашей стороны Атлантики?
– Именно так, мистер Твайнинг, причем эта цена – при отгрузке с ваших складов, а не при погрузке на борт корабля.
Твайнинг секунду медлил, а потом засмеялся:
– Мистер О‘Нил, вы просто чудо! Если вы Форин-офису больше не понадобитесь, переходите ко мне! Будете получать очень неплохие деньги, плюс вдвое больше в процентах со сделок, чем сейчас. Кстати, – и он написал пару строк на листке бумаги и протянул мне. – Зайдите к моему бухгалтеру, он вам выплатит причитающуюся вам сумму. Все согласно нашим договоренностям. Да, и он вам выдаст набор лучших чаев – ими мы награждаем лучших наших сотрудников.
– Посмотрим, мистер Твайнинг. Вот только у меня есть еще предложения.
– Расскажите.
– У меня не было времени найти покупателей в Балтиморе, но пара имен у меня есть. И можно выдать им концессию на Вирджинию и новую столицу, Вашингтон. Там пока что нет интереса в хорошем чае, и пока что там продают весьма низкопробный товар по огромной цене. Но, я полагаю, «слуги народа» быстро войдут во вкус. А для обеих Каролин и Джорджии я бы поискал партнера в Чарльстоне. Именно на Юге крутятся огромные деньги, и тамошние плантаторы будут рады платить за премиум-продукт. Концессии я бы выдал лет на десять, потом можно будет подумать.
– А не хотели бы
