Второй шанс — 2 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
— Считайте как хотите, пусть даже и боюсь. Можете за мной конспектировать, я не против, но только не на магнитофон.
Он на какое-то время задумался, словно взвешивая что-то в уме, затем пожал плечами:
— Что ж, не буду настаивать, хотя так было бы быстрее.
После чего со вздохом разочарования развернулся и унёс магнитофон обратно, на этот раз вернувшись с парой ученических тетрадок и шариковой ручкой.
— Когда-то овладел навыками стенографии, надеюсь, они мне сегодня пригодятся, — криво усмехнулся он.
— А я надеюсь, что и сегодня нет никаких… хм… «жучков»?
— Обижаете, Максим Борисович…
— Тогда можно начинать.
— Прежде чем приступим к конспектированию, хоть это и не магнитофонная запись, но всё равно, прежде чем что-то произнесёте, сначала как следует обдумывайте свои слова. Эти записи могут оказаться, да они и окажутся, скорее всего, в руках серьёзных людей, и одна неосторожно произнесённая фраза может негативно отразиться на вашем будущем.
— А может быть, и на моём здоровье, — грустно пошутил я, легкомысленно жонглируя десертной ложечкой.
— А может быть, и на вашем здоровье, — вполне серьёзно подтвердил Козырев. — Я, конечно, на вашей стороне, но и мои возможности далеко не безграничны…
Он раскрыл тетрадку и приготовился писать.
— Итак, Максим Борисович, расскажите о себе, как вас зовут, полностью, когда и где родились, сколько вам было лет, когда ваше сознание переместилось в прошлое и при каких обстоятельствах это произошло? Не торопитесь, тщательно продумывайте свои ответы.
— Звать меня Максим Борисович Варченко, я родился 10 марта 1962 года в городе Пенза. В 2020-м году, когда мне было 58 лет, я однажды лёг спать, и проснулся на следующий день в своём теле, только на 43 года моложе. Подозреваю, что я умер и моя душа, вместо того чтобы улететь в рай или ад, если они существуют, почему-то заселилась в меня же молодого. Вот так бывает, сам писал книги о попаданцах, и сам же оказался одним из них. Сначала даже подумал, слишком уж реалистичная галлюцинация. Потом, спустя какое-то время, понял, что нет, это самая что ни на есть настоящая реальность. И мне теперь придётся с этим жить, если, конечно, не случится очередного «хода конём», например, с возвращением сознания в прежнее тело. Но вот минуло уже почти девять месяцев, а я по-прежнему здесь.
Подполковник и впрямь писал довольно шустро, хотя его почерк я лично разобрать мог с огромным трудом. Ну да ладно, потом, может, надиктует какой-нибудь особо доверенной машинистке из своего Комитета.
— Когда вы поняли, что оказались в собственном теле, как вы видели своё будущее? Уже тогда собирались как-то влиять на историю?
— Поначалу оказалось не до этого, надо было привыкнуть к старому-новому телу, вникнуть в происходящее вокруг, тем более на следующий день было 1 сентября, для меня начался первый учебный год в железнодорожном училище. Пришлось заново адаптироваться к новой обстановке, к сокурсникам, вспоминать когда-то пройденный материал… Знали бы вы, как мне не хотелось, да и сейчас не хочется учиться, будучи уверенным, что я никогда не буду работать по специальности.
— Так что с изменением истории? — напомнил Сергей Борисович.
— Эта мысль меня не покидала с первого дня моего пребывания в прошлом. Как только я более-менее обустроился, то стал думать, как мне это сделать. Нужно было как-то предупредить власть предержащих хотя бы о том, что никоим образом нельзя вводить войска в Афганистан, что эта война станет для нас тем же, чем стал Вьетнам для американцев. Ну и заодно о том, что ждёт страну, если изменения будут происходить те же, что и в моей истории. Итогом моих размышлений стало создание эссе, которое вы читали. Там достаточно подробно описывается
— Но всё же давайте уже без литературной обработки, а оперируя только голыми фактами, вспомним глобальные события будущего и последствия, которые они будут иметь для СССР и всего мира.
— Ага… Что ж, попробую напрячь память… Я бы начал, пожалуй, с переворота в Афганистане, но я вам уже о нём говорил, и он случился. Так что поздно пить «Боржоми»…
— Не отвлекайтесь, Максим Борисович.
— Ладно-ладно… В общем, американцы сделают всё возможное, чтобы СССР ввёл войска в Афганистан. В частности, президент Картер летом 1979 года подпишет первую директиву о тайной помощи противникам просоветского режима в Кабуле. Большую роль во всём этом играет ненавидящий коммунистов Збигнев Бжезинский, серый кардинал Белого дома. Вот кого бы устранить первым делом. Заслать человека с зонтиком, как подослали или — я дату точно не помню[1] — ещё только подошлют к болгарскому диссиденту Георгию Маркову…
— Максим Борисович!
— Хм, извините… Но вы мою мысль поняли, Бжезинский — та ещё мерзость. Короче говоря, в сентябре 1979 года по приказу Хафизуллы Амина будет убит Тараки. При Амине в стране развернётся террор не только против исламистов, но и против членов НДПА, бывших сторонниками Тараки. Амин на словах станет высказываться за дальнейшее расширение сотрудничества с Советским Союзом, а на деле допускать действия, идущие вразрез с интересами этого сотрудничества. В итоге будет принято решение готовить свержение Амина и замену его более лояльным к СССР лидером. В качестве такового будет рассматриваться Бабрак Кармаль, чью кандидатуру поддержит председатель КГБ Андропов. Сначала будет проведена спецоперация, а в декабре 1979 года СССР введёт в Афганистан войска. Единственным членом Политбюро, не поставившим свою подпись под протоколом, станет Косыгин, за что и угодит в опалу.
— В опалу?
— Ну да, Брежнев и так его недолюбливал… недолюбливает, а тут появился ещё один повод. Через год Алексея Николаевича не станет.
— Вы уверены?
— Так я же это помню, о его кончине сообщат только три дня спустя, чтобы не портить людям настроение, так как в это же время Брежнев будет отмечать свой день рождения. Московской Олимпиаде, кстати, американцы и их верные союзники объявят бойкот, мотивируя это как раз вводом наших войск в Афганистан. А в ответ уже СССР и его союзники бойкотируют Олимпиаду-84 в Лос-Анджелесе.
— А что по Брежневу?
— Брежнев? Уйдёт из жизни осенью 82-го. На его место придёт Андропов, но не протянет и полутора лет, скончается в феврале 1984-го. Следующий генсек Константин Черненко продержится и того меньше, до марта 1985-го. Ну а дальше наступит эпоха молодого и очень уж рьяно взявшегося за дело Михаила Горбачёва. Этот выходец со Ставрополья объявит так называемую «Перестройку», введёт в СССР политику гласности, свободы слова и печати. Объявит о демократических выборах, реформировании социалистической экономики в направлении рыночной модели хозяйствования, которая приведёт к глубокому экономическому кризису. В марте 1990 года на внеочередном Съезде народных депутатов в Конституцию СССР будет внесена поправка, что КПСС наравне с другими партиями может участвовать в выработке политической линии государства. А самого Горбачёва изберут первым президентом Советского Союза. На его совести будет антиалкогольная кампания, в результате чего из-за сокращения производства алкогольных напитков бюджет недополучит миллиарды долларов…
— А не рублей?
— Извините, у нас в будущем на фоне резкого обесценивания рубля обычно всё более-менее серьёзное измеряется в долларах или евро. Если в рублях, то десятки миллиардов. За 6 лет его руководства внешний долг увеличился в 5,5 раз, а золотой запас уменьшился в 11 раз. СССР пошёл на односторонние военно-политические уступки. Ходили даже слухи, что Горбачёв был завербован то ли английской разведкой, то ли ЦРУ, но тот факт, что он являлся агентом виляния, впоследствии уже мало кто отрицал.
В общем, так называемой «Перестройкой» занималась не партия, а группа людей вокруг Горбачева. Главной фигурой в ней был заведующий отделом пропаганды ЦК Александр Яковлев, без него генсек шагу не делал. Яковлев — это бомба замедленного действия, такое ощущение, что он был заслан в Политбюро врагами социализма.
