Герман Романов - Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала

А теперь все — к утру он стянет к захваченным станциям все боеспособные части, соберет их в кулак. В артиллерии преимущество серьезное — на Батарейной полсотни орудий, половина из которых гаубицы и тяжелые полевые пушки. Это позволит не отдавать чехам оперативной инициативы, а идти далее и громить их, благо части чехословацкого корпуса растянуты тонкой кишкой вдоль железной дороги, и для их сбора генералу Сырову нужны не часы, а дни, если не недели. И это хорошо, очень даже здорово, ибо есть одна старая военная аксиома — прорыв не терпит перерыва…

Но есть другое — эта война абсолютно не нужна, она просто обескровит армию. Союзников надо быстро сплавить на родину, хорошо ободрав их набитые добром эшелоны, ибо собственные запасы напрочь отсутствуют…

— Разрешите, ваше превосходительство, — начальник штаба подполковник Степанов появился на пороге.

— Оставьте титулование, Иван Петрович. Присаживайтесь, хотите чаю? — новым начштаба Ермаков был доволен, тот знающе взялся за дело, и штабной механизм все сутки работал без сбоев, выполняя весь объем работы и решая все поставленные задачи.

— Хорошо бы, но разрешите доложить обстановку, — подполковник поднял на ротмистра уставшие покрасневшие глаза. Еще бы, досталось генштабисту по самое не могу, не хотел бы сам Ермаков быть на его месте, тут прямо как в поговорке, только навыворот — с бала на корабль…

— Что с вами сделаешь, полковник, докладывайте…

Ермаков чуть хмыкнул, ему вспомнился старый анекдот про гаишника, который второпях остановил машину, а оттуда вылез начальник областного ГАИ. Служивый малость растерялся, но бодренько отрапортовал, так, мол и так, товарищ полковник, разрешите доложить… Начальник его сразу прервал, оттопырил пальцем карман и произнес — «докладывайте, сержант». Но Степанов не заметил тихого хмыканья ротмистра, расстелил на столе карту и начал спокойным, несколько академичным тоном свой доклад:

— Противник отошел на 3–4 версты по железной дороге от Батарейной на запад. По опросам пленных, чехов до двух тысяч, вместе с отступившими от Иркутска. Главным образом, это два батальона пятого полка, изрядно потрепанные, и остатки седьмого полка. Еще артиллерии до батареи, которая была погружена на платформы, инженерная рота и примерно до взвода кавалерии. Активных штыков примерно половина, до тысячи бойцов…

— Какие силы могут быть стянуты в ближайшие сутки?

— Трудно ответить, Константин Иванович. Из Черемхово и Усолья они могут перебросить до двух батальонов, одну трехдюймовую батарею, до эскадрона кавалерии. Чтобы перевезти по железной дороге все части 2-й дивизии, дислоцированной от Заларей до Нижнеудинска, им потребуется не менее четырех дней, если не больше…

— Даже так… Хм…

— Я думаю, что они и в этом случае соберут не более четырех тысяч солдат, ведь им необходимо оставить при эшелонах необходимую охрану для отражения нападения партизан…

— А если они договорятся с красными?

— Не думаю. Партизаны не станут охранять дорогу, скорее, просто разграбят эшелоны. Более того, в этом случае 3-я дивизия, румынские и сербские части будут заблокированы и не смогут воспользоваться железной дорогой для продвижения своих эшелонов.

— Прелестно, — саркастически хмыкнул Ермаков. Худшей диспозиции для чехов нельзя было придумать. Русское командование даже при таком выгодном раскладе оказалось полностью импотентным и только жаловалось на наглое самоуправство легионеров вместо того, чтобы только один раз применить силу и навести порядок. Он грустно вздохнул, еще раз убедившись, что белые генералы были не способны победить в гражданской войне.

— Вы правы, Константин Иванович, — Степанов словно прочел его мысли, — после занятия нашими частями Глазково у чехов нет возможности двигаться далее на восток. И они уже не смогут нанести нам поражения, скорее всего, война обернется для них разгромом. К тому же в любой момент и в любой точке их коммуникации могут быть нарушены партизанами.

— Сколько красных? Где они, каковы силы?

— В Черемхово до полутора тысяч вооруженных шахтеров и партизан некоего Зверева. Имеются до десяти пулеметов. В Балаганске до трех тысяч партизан Дворянова, на Ангаре и Илиме отряды Бурлова, на Лене действуют партизаны Молчанова. У них примерно две тысячи человек во всех отрядах. В районе Нижнеудинска и Тайшета еще около трех тысяч партизан. Здесь единого командования пока нет, над дорогой чехи еще сохранили контроль. Это все, что мне известно в настоящий момент.

— Проще говоря, вся губерния, за исключением Иркутского уезда и линии железной дороги, полностью захвачена партизанами, численность которых достигла десяти тысяч человек. Не хило! Возникает вопрос — как с этой оголтелой ордой бороться? Да, кстати, а что губернские власти делали?

— Судя по всему, в Нижнеудинском уезде еще год назад сложилось самое тяжелое положение — он буквально наводнен переселенцами, которые нищенствуют. Раньше от казны они получали сторублевое пособие на семью, но сейчас просто нет таких денег. На севере же власти пытались бороться с этим злом, и небезуспешно, ведь партизаны смогли захватить Киренск только в начале этого месяца. В Балаганском, Черемховском и Верхоленском уездах красные появились только сейчас…

— Оно и понятно — нет ничего слаще, чем пнуть подыхающую власть. К победителям все норовят присоединиться. Значит, пособие… Хм… Тогда есть варианты, — ротмистр задумчиво почесал переносицу и закурил папиросу. Потом задал неожиданный вопрос:

— Где управляющий губернией?

— Губернатор Яковлев подал в отставку, — начштаба у Ермакова оказался всезнающим, и ротмистр мысленно поблагодарил небеса и подпоручика Кузьмина за это назначение. — Но позавчера лично пришел в казармы отряда особого назначения в Знаменском и уговорил солдат не выступать. Затем он объехал все участки милиции, и милиционеры приступили к охране. Сейчас он на частной квартире, хотя доктор Гинс предложил ему вернуться к исполнению прежней должности.

— Откуда у вас источник информации?

— Шурин, брат моей жены, служит чиновником по особым поручениям при губернаторе.

— Понятно. Найдите мне Яковлева немедленно, настоятельно попросите прибыть на встречу, — Ермаков задумался. Ведь, насколько он помнил из прочитанного, Яковлев бежал из города, работал на КВЖД конторщиком, сотрудничал с красной разведкой, и — закономерный финал — осужден то ли в 23-м, то ли в 24-м году и расстрелян. Хотя вроде его просто замучили — ребрами на крюк посадили, любили чекисты такое развлечение устраивать…

— И еще. Прикажите контрразведке собрать всю информацию о губернаторе, всю, включая и самую интимную. Срок до полудня, а после двух я встречусь с ним самим. И последнее, — тут ротмистр задумался в очередной раз, и Степанов уловил еле слышные, но страшные слова:

— Сто рублей? В принципе, лояльность можно купить, а нелояльных… просто вырезать, всего-то делов. К чему изыски…

В обычной солдатской теплушке стояла гнетущая тишина. За сколоченным из досок столом молча сидели пятеро чехов, двое были в военной форме, а еще двое в гражданской одежде. Где сейчас комфортный генеральский вагон-салон, кто сейчас расположился в первоклассных купе для членов Чехословацкого Сибирского комитета?..

Со скрежетом отошла в сторону дверь, и в образовавшийся проем хлынули клубы холодного воздуха. Вошедшего человека уже давно ожидали, и потому все сидящие дружно и напряженно смотрели на него, пока он тщательно задвигал дверь.

— Что скажете нам, полковник Зайчек? — генерал Сыровы баюкал на белой косынке раненную осколком в локоть руку. Тщательно намотанные на голове бинты уже пропитались кровью — след вечерней перестрелки с японцами. Но держался генерал с достоинством, вчерашние перипетии не сломили его дух, хоть и изранили тело…

— Ничего хорошего, господа, я не скажу. Даже больше, наше положение стало намного хуже, но хоть появилась ясность, — начальник контрразведки тяжело опустился на свободный стул, снял шапку и расстегнул крючки шинели. Натопленная печурка делала воздух в вагоне жарким, как в бане…

— Я только что допросил поручика Дронова, штабного офицера императорской армии Сибирского правительства…

— Сибирского правительства? — удивленно вскинулись члены Чехословацкого комитета.

— Императорской армии? — вслух переспросили военные.

— Я понимаю ваше недоумение, господа, но позвольте доложить по порядку, — Зайчек нервно затарабанил по столу пальцами.

— Конечно, полковник, мы все во внимании, — громким звенящим голосом ответил доктор Гирс.

— Сегодня утром всероссийское правительство ушло в отставку, власть взял обратно Вологодский, с ним министры Михайлов и Серебренников, а также управляющий доктор Гинс. Объявлено об отмене ноябрьской декларации прошлого года и о восстановлении власти Сибирского правительства в полном объеме. В правительство вошли перечисленные мной министры, они же и подписали прошлогоднюю декларацию. Заявлено о полной независимости Сибири. До освобождения от большевиков всей России.