Александр Тюрин - Ядерное лето 39-го (сборник)
Красного на карте было много. Корабли, военные базы, аэродромы, дивизии – как находящиеся в своих новых местах постоянной дислокации, так и «забежавшие на покурить». То есть, выражаясь военно-дипломатическим языком, «принять участие в учениях «Весенний ветер», проводимых в рамках программы НАТО «Партнерство ради мира»». Вполне обычное дело – просто захотели в очередной раз попугать не додавленные пока очажки мирового терроризма бряцаньем военной мощи. Ну а то, что в этот раз учения проходят вдоль границ России – не более чем совпадение. Ведь нам же надо активнее вовлекать новых членов Альянса в общечеловеческо-полезную деятельность. Или кто-то считает иначе?
«Те же самые факты твои коллеги мне приносят», – сказал шеф. Интересно, как это выглядит в их изложении?
«В этой стихии лжи тонули и здравый смысл, и военный опыт, и робкие попытки посмотреть правде в глаза, и все это отражалось на карте, лежавшей перед Камацубарой. Все отрезанные сопки и барханы с их по большей части погибшими гарнизонами обозначались как еще занятые японскими войсками. Самые неблагоприятные донесения трактовались в радужном духе. Большая ложь складывалась из множества мелких и мельчайших обманов. Карта выглядела так, словно все старались уверить друг друга, что ничего не произошло, преуменьшая истинные размеры опасности из боязни заслужить упрек в недостатке самурайского духа».[10]
Что ж, на его карте тоже можно заметно уменьшить число красных отметок. Было бы желание. А когда руководство твердо «намекает», что не следует раздувать панические настроения…
«Против твоей «теории», Александр Николаевич, – вспомнил капитан, – есть два, так сказать, кита… контраргумента. Во-первых, и тебе, и мне прекрасно известно, что янки до сих пор по уши сидят в Ираке и Афгане. А второй кит, пожирнее первого, заключается в том, что Западу попросту невыгодно воевать с нами».
И – все. Стена непонимания, стучаться в которую бесполезно. Даже будь ты воспитанный дятлами Маугли с перфоратором вместо носа. Это не камень, брат, это железобетон, тут и не таким умникам носы вместе с рогами обламывали.
В какой-то миг ему нестерпимо захотелось ударить по дисплею, так, чтобы эти жидкие, япона их мать, кристаллы разбрызгались по всему кабинету. Один удар – и проклятая картинка исчезнет.
Но та, другая – останется.
Балашов никогда не видел ее, он мог лишь догадываться. Наверняка та, вторая Карта была оформлена куда красочнее, три-дэ и все такое прочее. Но главным отличием было вовсе не это. Его программа фиксировала уже случившееся – а Игроки были там.
А еще – и в этом капитан был почти уверен – у той Карты где-то в углу сейчас помигивал алым таймер, неторопливо перещелкивающийся в обратном порядке. 9… 8… 7… 6…
* * *Второй раз его достало уже в метро. Покачнувшись, он глянул вдоль вагона и с ужасом осознал, что все пассажиры, кроме него – прозрачные, блеклые. Словно в малобюджетной рекламе: один живой, настоящий человек – пользователь рекламируемого мега-продукта, – а вокруг него призрачные контуры неосчастливленных пока что потенциальных покупателей.
Это было настолько жутко, что Балашов едва не заорал. К счастью, поезд как раз подошел к станции, двери открылись, и капитан что было сил рванулся к ним, наперерез вливающемуся потоку. Вырвался, прислонился затылком к холодному мрамору облицовки, глубоко вдохнул и закрыл глаза.
Он стоял так почти три минуты, но когда открыл глаза и вновь огляделся, вокруг были все те же блеклые призраки. Сотни, тысячи привидений, мельтешащих, торопящихся по своим делам и ничуть не подозревающих, что все уже решено, и на стене напротив должно сверкать не название станции, а три ветхозаветных слова…
Такого с ним еще не бывало. Точнее, было, но с обратным знаком: после второй командировки «на юга», когда в их группе из восьми человек назад вернулось лишь двое, да и то – чудом. Тогда молодому лейтенанту казался нереальным он сам – осунувшийся небритый мертвец, по чьему-то недосмотру сумевший попасть обратно в мир живых людей. Мир, где люди улыбаются и даже смеются, мир, где жизнь – это нечто большее, чем пять минут рвущего жилы бега по камням, последняя растяжка и два наполовину пустых магазина в разгрузе.
Тогда было наоборот – люди вокруг были живыми, яркими, они видели огни реклам, пестроту глянцевых обложек… а у него перед глазами все вставал белый снег, черные ветки деревьев и чужое серое небо. Это небо предало их – они ждали метель, а пришла оттепель, каждый шаг по талому снегу давался с трудом, а отпечаток был виден за сотню метров. И шестеро так и остались там, под этим небом, а двое отчего-то вернулись к солнцу и синеве.
Подошел следующий поезд, и капитан шагнул вперед. В дверях, конечно же, была давка, но Балашов не чувствовал привычных касаний, пинков, запаха пота, духов, дешевых и дорогих, но вылитых сверх меры… Он ехал в переполненном призраками вагоне, впереди еще три станции, потом пересадка и еще пять. Ничего, бывает… надо просто доехать. Тут сделать уже ничего нельзя… как нельзя было днем 21 июня 1941 стать посреди улицы и заорать: ЗАВТРА ВОИНА! Уже завтра на рассвете с этого безоблачного неба упадут первые бомбы! Ежу понятно, куда бы отвели такого пророка. «Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах», – всплыли в памяти строчки песни. Ничего нельзя сделать, всем не поможешь, и остается просто стиснуть зубы и следовать своим курсом – человеку среди призраков.
Он доехал. Наверху стало легче, хотя силуэты вокруг так и не обрели красок и четкости. Маршрутка, на удивление пустая, улица, подъезд, лифт…
Выходя из лифта, капитан услышал справа тихий лязг и на автомате развернулся, одновременно кидая ладонь к рукояти под пиджаком… затем с опозданием включившийся мозг опознал стоящего спиной мужчину – и Балашов с трудом удержался от приступа истерического смеха.
– О, Саша, привет! – сосед по лестничной клетке разогнулся, утирая потный лоб рукавом футболки. – Вовремя ты подвалил. Глянь, что за фигня с замком? Пять минут уже ковыряюсь, а все без толку.
– А чего своим не позвонил?
Капитан произнес эти слова почти с радостью – Сергей Петренко, писатель-фантаст из тех, что принято именовать «вторым эшелоном» – звезд с неба и премий не хватает, но пишет прилично, помаленьку набирая в тиражах и популярности – выглядел нормальным, цветным, объемным… живым, а значит, чертово наваждение кончилось.
– Так жена как раз детей к теще повезла. А я, блин, гляжу – чай кончился! – выскочил в «пятерочку», а назад прихожу, дерг-дерг… хренушки. Прямо как у Бендера, только что без мыла и одетый.
– Да уж, – наклоняясь к скважине, хмыкнул Балашов. – Долго бы ты в мыле не простоял. Николаевна бы живо вызвонила и ментов, и службу спасения… на водах.
Замок поддался минуты полторы спустя.
– Ну спасибо, Саш, выручил так выручил… – сосед разве что не подпрыгивал от радости. – С меня пиво. Упаковка Гиннеса, без базара.
– Да ладно, – отмахнулся капитан. – Всего-то…
– Слушай, а, может, завтра с нами на шашлыки, а? – вдруг предложил сосед. – На то же озерко, что в октябре, помнишь? Маринка, к слову, подругу с работы хотела позвать…
Петренко не договорил, слова застряли у него в горле, когда он увидел, как смотрит на него капитан.
– Ты вот что, – тихо, почти шепотом произнес Балашов. – Когда твоя Марина вернется… хватай ее, детей… документы с деньгами… набей свой сундук на колесах всем, чем… одежда, еда… и за продуктами еще одну ездку сделаешь, в круглосуточный какой-нибудь. Валите на дачу и сидите там как мыши… пока…
Он едва не сказал «пока не кончится», но это бы звучало глупо – то, что должно было вот-вот начаться, не могло кончиться быстро. Да и вообще, чем бы оно все не закончилось, возврата к прежней, довоенной жизни уже не будет ни для кого. Но по крайней мере, сосед и его семья получит шанс.
– Что, – севшим от волнения голосом спросил Петренко, – теракт… ждете?
– Теракт, – криво усмехнулся капитан. – Если бы…
Последняя фраза неожиданно для Балашова оказала на соседа воздействие, строго противоположное ожидаемому – писатель отклеился от косяка и даже начал улыбаться.
– Фу-у-ты-ну-ты, – облегченно выдохнул он. – Ну ты, Саш, в самом деле… я уж решил – впрямь чего серьезное готовится, а это снова твои эти… фантазии. Блин, у меня аж сердце екнуло.
Капитан промолчал, стискивая зубы – орать было глупо, да и бесполезно. Не понял. Так и не понял.
Этой зимой они с Петренко не один раз уже обсуждали будущий сценарий – потребность выговорится со способным хотя бы выслушать тебя собеседником никто не отменял. Тем паче, что фактически ничего секретного разболтать по теме Балашов не мог, а Сергей был достаточно умным – да и чего скрывать, лично же капитаном в личном порядке проверенным – человеком, чтобы не давать хода любому содержанию их полуночно-кухонных дискуссий.
