Александр Мазин - Варвары
В общем, оторвал от сельскохозяйственных работ Аласейа — небесный герой женушку свою законную. И вывел ее, Рагнасвинту Фретиловну, шестнадцати лет от роду, на прогулку. По городской площади, мать ее так. Может, купить чего или так пройтись.
А площадь была пустынна. Жара, пыль. Никого. Только один «лоточник», мужичок не из бурга, приехавший из какого-то дальнего села, разложил на рогожке поделки: упряжь, ремешки, пояса…
И тут — будто ждали. Вышла со двора Стайны целая толпа. Сам хозяин, прихлебателей с полдюжины, охранников четверо.
И тотчас один из прихлебателей к Коршунову подбежал. Мол, мирный вождь желает с небесным героем о делах перемолвиться.
— Ты тут пока постой, солнышко, — сказал Коршунов Рагнасвинте. — Приглянется что — бери.
Впрочем, знал, что лишнего Свинка не купит. Бережлива. Чтоб не сказать больше.
Стайна ходить вокруг да около не стал. Сразу к делу перешел, слов впустую не тратя.
— Продай мне небесный парус, Аласейа, — сказал мирный вождь. — Я тебе настоящую цену дам. Такой никто не даст. Только весь продай. Золотом заплачу. Вес за вес. Больше только за ромейские паволоки[18] дают.
«Ах ты хитрая бестия, — подумал Алексей. — Вес за вес. При том что парашютный шелк и не весит почти ничего, о чем тебе, толстяк, прекрасно известно».
— Не думаю, что это хорошая цена, — сказал Коршунов. — Сколько, ты говоришь, за паволоки дают?
— Один вес против трех, — неохотно проговорил мирный вождь. Наверняка занизил.
Коршунов пожал плечами:
— А ты мне — один против одного предлагаешь. За небесную ткань. Но за хорошую цену я, может быть, продам тебе немного. Или обменяю… — У него мелькнула шальная мысль. Махнуться! Шелк — на Анастасию!
— Мне нужно все, — заявил Стайна. — Только все.
— Все не получится, — развел руками Коршунов. — Часть паруса мне самому нужна. Но я тебе хороший кусок продам. Такой, что все твое подворье вместе с домом накрыть можно.
— Нет! — безапелляционно заявил Стайна. — Ты продашь мне весь небесный парус. Если цена моя кажется тебе малой, назови свою. Знай, Аласейа, за весь парус я ничего не пожалею. Назови цену! Что пожелаешь в дому моем — твоим станет.
«Знает? — подумал Коршунов. — Про нас с Настей? Эх, зачем я только пообещал Одохару!»
— Не получится, — сказал Алексей с искренним сожалением. — Я дал слово.
Если бы он точно знал, что Стайна согласится на обмен… Нет, все равно нельзя. Это значит предать Одохара. Даже если плюнуть на последствия такого действия, все равно… Не по-мужски это.
— Я знаю, что ты обещал Одохару, — спокойно сказал Стайна. — Я освобожу тебя от твоего слова. Я вправе. В этом бурге я — хранитель Закона. Не Одохар.
Ответил Алексей не сразу. Тут следовало подумать.
— Не могу, — наконец произнес он. — Не в Одохаре дело. В моем роду такой закон: не давши слова — крепись, а давши — держись. Нет, Стайна, по-твоему не получится. Я сожалею…
— Ты говоришь «нет» мне, Аласейа? — В голосе Стайны прозвучало удивление.
— Я говорю тебе, что не могу принять это предложение, — дипломатично ответил Коршунов. — Сделай мне другое, и я постараюсь сказать тебе «да».
Стайна задумался. Он сверлил Алексея своими прозрачными глазками и, можно поклясться, интенсивно пытался отыскать в его словах второе дно.
Коршунов отвел взгляд от широкого, лоснящегося от пота лица, повернул голову: как там его Свинка?..
Ну вот! На минуту одну оставить нельзя!
Рядом с Рагнасвинтой топтался какой-то длинный парень. Говорил ей что-то настойчиво, за руку взял. Рагнасвинта руку выдернула, выкрикнула что-то резкое. Парень тоже голос повысил…
— Мне нужно отойти, — сказал Коршунов.
— Мы не договорили, — с нажимом произнес мирный вождь. Он тоже смотрел в сторону Алексеевой квено. Видел. Но или ему было безразлично, что там происходит… Или, наоборот, не безразлично.
— Позже, — бросил Коршунов.
Один из парней Стайны встал у Алексея на пути, но Коршунов оттолкнул его в сторону, потому что в этот момент длинный снова схватил Рагнасвинту за руку…
Двадцать метров — это даже не расстояние. Коршунов пролетел его за три секунды и с ходу, ребром ладони, ударил длинного в основание шеи. Тот, не пикнув, повалился в пыль.
— Ты — в порядке? — спросил он свою квено. — Что ему было нужно?
— Ему?.. — Свинка в восхищении взирала на Алексея. — Что ему было нужно…
— Да!
— Но, Аласейа, это же… — Тут в глазах ее что-то мелькнуло, Коршунов мгновенно развернулся.
Черт, это же Алзис! Морда перекошена, поднимается с земли, а в руке уже ножик в полруки длиной.
А за спиной — Стайна со своими. И, похоже, вовсе не собирается вмешиваться. Улыбается добродушно-покровительственно, типа: играете, мальчики? Ну играйте, играйте.
Окружающее отпечаталось в глазах Коршунова, как объемная картинка. Оскал, движение, нож… А туловище Алексея уже начало клониться в привычном развороте, и нога сама пошла на удар…
Мощно, с проносом, сбоку — по оскаленным зубам.
Алзиса опять швырнуло мордой в пыль. Коршунов выпрямился, выхватил из чехла собственный нож…
Стайна выкрикнул что-то резкое, и его охраннички моментально пришли в движение: повыдергивали топорики, встали между Алексеем и Алзисом. Что ж вы, хлопчики, только сейчас спохватились, а?
А мирный вождь по-прежнему благожелательно улыбался: мол, ничего личного, порядок есть порядок. Убивать никого не будем, но ежели кто желает…
Коршунов не желал. Не тот у него уровень, чтобы схватиться с оружием с четырьмя профи. А за пистолет хвататься — повод не тот, чтобы светить «секретное оружие».
Алзис поднялся. Сначала — на карачки, потом — на ноги. Красавец: глаза в кучку, морда в грязи и пыли. Постоял немного, потом наклонился (едва не упал), поднял нож. Подержал в руке немного, спрятал. Выплюнул на ладонь зуб, поглядел тупо…
— Дай мне, — потребовал Стайна.
Отобрал зуб, спрятал. Интересно, зачем?
Глава двадцать третья
Алексей Коршунов. Зуб Алзиса, акт второй
Зачем Стайна прибрал Алзисов зуб, выяснилось очень скоро. Когда от мирного вождя прибыл посыльный и сообщил: законность действий Коршунова в отношении пострадавшего Алзиса подвергнута сомнению и требует судебного разбирательства.
Суд же назначен на следующее утро.
Вечером состоялся «семейный» совет. Председательствовал Фретила. Высказал полное одобрение действиям зятя. Высказал недовольство мирным вождем. Оказывается, он успел пообщаться со Стайной с целью перенести судебное заседание. Стайна отказал. При этом высказал крайнее недовольство зятем Фретилы.
— Чем ты его обидел? — строго спросил старейшина.
— Небесный парус отказался продать, — ответил Коршунов. — Весь — и за бесценок.
— Правильно отказал, — одобрил бережливый Фретила.
Но родичи погрустнели. Полагали: очень нехорошо, что Стайна сердит на Аласейю. И что суд будет проводиться в отсутствие Агилмунда и Сигисбарна. Сыновья Фретилы, будучи одновременно родичами подсудимого и «штатными» дружинниками Одохара, могли привлечь к разбирательству военного вождя. У остальных такого права не было, а следовательно, у Одохара не было формального права выступить на судебном разбирательстве. Даже если бы и был в бурге Одохар.
Коршунов забеспокоился и попытался выяснить, что ему грозит в случае осуждения. Оказалось, ничего особенно страшного. Придется заплатить за выбитый зуб верегельд, то бишь штраф. Причем размер штрафа в данном случае строго определен и не так уж велик.
Алексей сразу успокоился и сказал, что это пустяки и нечего беспокоиться. Заплатит он сколько нужно. Что у него, денег нет, что ли?
Оказалось, что дело вовсе не в штрафе. Дело — в принципе. В ущербе чести. В утрате родом Фретилы неких непонятных Коршунову бонусов на будущем тинге. В том, что выплата штрафа наносит ущерб коршуновскому статусу «небесного героя», и получается, что он, «небесный герой», оказывается должен какому-то паршивому Алзису, у которого теперь, после гибели Хундилы, и родичей приличных нет. Короче, осуждения Аласейи допустить никак нельзя. А в отсутствие Агилмунда и Сигисбарна позиция рода Фретилы существенно ослаблена. Тем более, и рикса Одохара в городе нет. Следовательно, решение полностью зависит от произвола Стайны. А мирный вождь свою позицию уже обозначил.
Короче, дела плохи. Фретила, конечно, послал человека на капище: по возможности поторопить своих. И он очень рассчитывал на «перенос разбирательства». Но Стайна отказал, и все теперь зависит от того, как поведет себя на суде сам Аласейа. Тут все с надеждой поглядели на Коршунова, а тот совсем растерялся, поскольку понятия не имел, каким должно быть его поведение. Признать свою вину? Послать Стайну на три буквы? Еще раз дать по морде ублюдку Алзису?
