Дмитрий Шидловский - Противостояние

— Ну что же, — вздохнул принц, — раз так, давайте обсудим механизм вступления на престол… республики.

— Я полагаю, первая фаза уже успешно пройдена, — проговорил Алексей. — Ваш сын дважды посещал Северороссию в качестве туриста и познакомился со страной. И мы с господином Путиловым в ходе встреч с ним составили самое благоприятное впечатление. Наследник выразил желание принять корону на предложенных нами условиях. Вторую фазу, я надеюсь, мы завершим в ближайшие дни. Это ваше согласие, как главы дома Стюартов, на провозглашение вашего сына Генриха королем Северороссии. В этом случае возможно и желательно, чтобы уже не позднее этого лета наследник принял гражданство Североросской республики и переселился на постоянное место жительства в Петербург. В этом он может рассчитывать на наше всемерное содействие. Далее, будут проведены определенные публичные акции, призванные повысить популярность наследника, дома Стюартов в целом и идеи восстановления конституционной монархии. Попутно я, вместе с господином Путиловым, буду вводить наследника в курс политических, общественных и экономических течений в стране. Когда, по данным рейтингов, популярность идеи восстановления монархии достигнет пика, группа наиболее уважаемых общественных деятелей страны выступит с инициативой восстановления монархии. Они выдвинут на обсуждение тот проект конституции, который мы с вами только что обсуждали. Я поддержу эту идею. Будут назначены общественные слушания, а потом референдум по конституции. В случае ее принятия, а я на это очень надеюсь, коронация Генриха может состояться уже в мае пятьдесят восьмого года. Одновременно будет упразднен президентский пост, и я передам власть новому правительству, сформированному Думой.

— Хорошо, — кивнул принц, — но, как я понял из текста разработанной вами конституции, все реальные властные полномочия окажутся в руках премьер-министра. Господин Татищев, господин Путилов, я в достаточной степени узнал вас, чтобы понять, что кандидатура премьера как минимум на следующие четыре года вами уже выбрана.

— Совершенно справедливо, — кивнул Алексей. — Мы считаем, что им должен остаться Василий Леонтьев, занимавший должность премьер-министра на всем протяжении моего президентства. Он достаточно молод, но уже весьма опытен. Он является автором экономической реформы, фактически создавшей ту Северороссию, которую мы видим сейчас. Он в курсе всех политических процессов, протекавших в стране за последние десятилетия.

— Я всегда внимательно следил за событиями в Северороссии, и господин Леонтьев давно попал в сферу моего внимания, — проговорил принц. — Безусловно, он способный… экономист. В существующей политической системе Северороссии этого весьма достаточно. А вот в планируемой… Ведь он станет фактически главой государства. Именно он будет отвечать и за обороноспособность страны, и за ее внешнюю и внутреннюю политику.

— Мы считаем, — ровным голосом произнес Путилов, — что господин Леонтьев вполне в состоянии решать такие задачи. Можете быть уверены, что мы, крупнейшие предприниматели страны, не оставим его без совета и поддержки.

— Кроме того, — усмехнулся Алексей, — я действительно считаю, что Василий вполне дорос до того уровня, когда он сможет принять на себя полную ответственность за судьбу страны. Кроме того, по нашим прогнозам, в ближайшие годы основная борьба для Северороссии будет развиваться именно на экономическом фронте. Современный мир таков, что, пока мы не достигнем более высокого уровня в промышленности и финансах, мы не сможем играть достаточно серьезную партию ни в дипломатии, ни на военной арене.

— Что же, господа, — кивнул принц, поднимаясь, — ваши слова весьма убедительны. Через полтора-два часа сюда приедет мой сын, с которым мы сможем продолжить обсуждение перспектив развития Северороссии. Как глава дома Стюартов, я полагаю, что мой сын Генрих может принять корону на предложенных вами условиях. А сейчас прошу вас оказать мне честь, отобедав со мной.

Гости встали, галантно поклонились. Всем присутствующим в зале было ясно, что здесь, в тихом домике в Швейцарских Альпах, принято решение, которое во многом определит жизнь нескольких поколений граждан Северороссии.

За иллюминатором медленно проплывали Альпийские горы. Президентский самолет только что взял курс на Петербург и теперь медленно набирал высоту в лазоревом небе. Путилов подошел к Алексею, праздно наблюдавшему за проплывающим внизу пейзажем, опустился в соседнее кресло и произнес:

— По-моему, мы с вами неплохо поработали.

— По-моему, тоже, — согласился Алексей, не оборачиваясь.

— Не ожидал, что мое предложение поискать варианты более стабильного государственного устройства приведут вот к этому, — хмыкнул Путилов. — Ваша идея была столь же оригинальна, сколь и не нова.

— Новые проблемы иногда решаются старыми способами, — пожал плечами Алексей. — В конце концов, за последнюю тысячу лет люди слишком мало изменились, чтобы для них пришлось искать некие принципиально новые формы государственного правления. Хотя я бы эту форму не назвал более стабильной. То, что мы пытаемся претворить в жизнь сейчас, это стабильная система для тех условий, которые мы имеем сейчас. Мы говорим о стране с мощной растущей экономикой, с развитой социальной структурой и гражданскими институтами. Мы с вами лишь вводим новый стабилизатор, незаинтересованного третейского судью, который будет пользоваться общим доверием. Попробуйте ввести эту систему сейчас в СССР, и эффект будет прямо противоположным. Никакой конституционности ожидать и не приходится. Будут новый царь-батюшка с неограниченными полномочиями и его подданные-рабы. Нет, систему надо все время корректировать в соответствии с внутренними и внешними условиями. Универсальных моделей не существует.

— А скажите, Алексей Викторович, — вкрадчиво осведомился Путилов, — откуда у вас такая убежденность в скорой кончине коммунистической системы?

— Не сказал бы, что скорой, — возразил Алексей. — Я не уверен, что увижу ее кончину.

— Берия проводит рыночные реформы, — произнес Путилов.

— Ленин тридцать лет назад их тоже проводил. А потом были тридцатые… и сороковые. В коммунистической системе меня волнует не столько экономическая политика, сколько подавление прав и свобод граждан, тоталитаризм. А вот в этом плане в Советском Союзе кардинальных изменений нет. Выпущены некоторые партийные работники, репрессированные Сталиным. Посажены выдвиженцы Хрущева и Молотова. Но это, так сказать, смена декораций. Любому советскому гражданину за малейшее сомнение в непогрешимости советской власти грозит лагерь, а за желание выехать за границу — расстрел. Притом в последнее время началось даже закручивание гаек. Сталин в начале пятидесятых терпел так называемых «стиляг», молодежь, увлекающуюся западным образом жизни. А вот Берия пересажал их всех. Так что если рассматривать коммунизм не как экономическую модель, а как систему подавления личности государственным аппаратом, он все так же крепок.

— Право слово, — покачал головой Путилов, — я хотел сказать то же самое. А еще я хотел сказать, что экономически советский блок силен как никогда. Что хоть и несколько сокращенная, но все же весьма грозная армия по-прежнему представляет серьезную угрозу западному миру. Что мобилизационный потенциал Советского Союза намного превосходит американский. Конечно, наметилась некая напряженность в отношениях между Москвой и Пекином. Но, я полагаю, это не приведет к слишком уж кардинальному ослаблению советского блока. У Берии есть и противоречия с Берлином и Новгородом. Но, простите меня, приструнить Ульбрихта и Сергеева могут даже командующие советскими войсками, дислоцированными на их территории. С моей точки зрения, сейчас речь пойдет о формировании мощной империи с центром в Москве. И эта империя будет вполне в состоянии просуществовать несколько сотен лет.

— Не выйдет, — бросил Алексей, — и вот почему. Сталин создал империю, как говорится, «под себя». Он был там богом. Грозным богом. Его боялись… и любили. Но сейчас он умер. И те, кто не представлял свою жизнь без него, теперь с удивлением понимают, что без Сталина, оказывается, солнце светит так же ярко, а земля не переворачивается. В Советском Союзе наступает идеологический кризис. Одним страхом эту махину не удержишь. У них сейчас два пути. Первый, возможно, могли бы символизировать собой расстрелянные ныне Хрущев и Молотов. Они действительно верили в коммунистическую идею и вполне могли бы предложить населению путь в светлое коммунистическое завтра. Они могли опереться на партию. При Сталине это был аппарат, полностью подчиненный воле генсека, где все, от члена Политбюро до рядового коммуниста, одинаково равны перед вождем. Эти сделали бы партию иерархическим орденом, управляющим государством. Потом, когда окрепла бы партийная элита, она бы заменила этих вождей на других, уже совсем безвольных, работающих только в ее интересах. Постепенно наступил бы паралич власти, а тут бы подкатили еще и экономические проблемы. Сталин-то понимал, что социалистическая экономика — экономика сугубо военная, мобилизационная, не способная долго существовать в условиях мира. А эти думали, что такая модель — вечная. Они могли бы вступить в экономическое противоборство с Западом, провозгласить мирное сосуществование, и тут же проиграли бы.