Иркутск – Москва - Александр Борисович Чернов
А Василий, можно я так его звать буду, не ревнуй только попусту, вот ведь умница, сразу мой интерес понял! И когда уже провожал именно этот-то разговорник и подарил… Так вот. За нашей болтовней он позвонил кому-то, и вскоре к нам присоединился еще один офицер, по фамилии Бойсман, кажется. Этот молодой человек буквально за пять минут учинил мне беглый экзамен по иностранным языкам. Мои немецкий и английский его, кажется, вполне удовлетворили, а говоря про французский он с улыбкой предложил мне взять у него на пару месяцев очень интересный самоучитель, а после этого обязательно пообщаться с «носителями живого языка», так он смешно выразился. Принес мне не книгу даже, а форменный фолиант и откланялся.
Когда он вышел, Балк опять так задумчиво на меня посмотрел, пальчиками постукивая по столешнице, и спрашивает: «Так, значит, вы с сестрицей задумали выступать с концертами… Стоящее дело, пожалуй, баронесса… — На титуле при этом он сделал особое ударение, — Возможно, с аудиторией и даже с репертуаром вам можно будет помочь.» Затем попросил меня подождать его минут пять и куда-то быстро ушел. А вернулся через четверть часа, причем через дверь в дальнем конце кабинета, и не один, а вдвоем. За ним вошел господин, на вид немного моложе пятидесяти, в штатском. Он был худощав, повыше Балка ростом, и тоже весьма недурен собой, кстати… Это и был их самый главный начальник, Сергей Васильевич Зубатов…
Ну, а про то, чем моя поездка в штаб-квартиру ИССП закончилась, и о чем тебя хочет попросить Василий Александрович, а это, как ты уже понял, Ваше сиятельство, касается наших с сестрой планов, расскажу тебе завтра. Прости, пожалуйста, но сегодня я очень устала, денек выдался сумасшедший. Пойду отдыхать. Если не возражаешь, конечно…
* * *Чай остыл. В вагоне все затихло. И только мерный, убаюкивающий перестук колесных пар где-то внизу, заставлял мелко подрагивать в стакане таинственно поблескивающее жидкое зеркальце…
«Ах вокзалы, полустанки, полустаночки…» Петрович поймал себя на мысли, что в той, прежней своей жизни на стыке двадцатого и двадцать первого веков, он никогда столько времени не проводил в поезде. Что само по себе не было удивительным, там и скорости экспрессов были иными, «Сапсан» от Первопрестольной до Питера «шуршал» четыре часа, и конкурентов у железки развелось: и междугородние автобусы, и личные авто, и, конечно, его величество авиалайнер. Но на удивление в той, столь стремительной на темпы перемещения тушки в пространстве жизни, такого калейдоскопа событий и встреч, случайных или предопределенных ходом истории, с ним не случалось. Причем, если сравнивать всю его жизнь до «попадоса» и один лишь этот год. Хотя, если уж быть до конца честным, ТАМ Петрович всегда старался искать поменьше приключений на свою пятую точку. Правда, известная склонность к правдорубству в фейс начальству и играла с ним порой жестокие шутки. Но в этом он был неисправим. Хронически. Там… А здесь?
Поначалу в новой «шкурке», пожалуй, и максимализм, и нетерпимость к тому, что «плохо и не так», не взирая на чины или возраста, были у Петровича в наличии. Во всяком случае первые несколько недель. А вот позже… То ли сказалось наличие «глубинного Руднева», который хоть и в фоновом режиме, но из общей на них двоих черепушки никуда не испарился, то ли своевременные нравоучения Балка оказались доходчивыми, то ли осознание меры личной его ответственности за людские жизни, произвели в характере экс-Карпышева определенные перемены. Возможно, конечно, что просто постепенно начал воздействовать на психику возраст тела Руднева: с годами у большинства умственно здоровых людей рассудительность и осторожность берут верх над рефлекторными порывами молодости. Гормоналочка уже не та, да и жизненный опыт, опять же. Не зря ведь сказано, что за одного битого двух небитых дают.
А еще — с некоторых пор очевидные для него изменения в «женском» вопросе. Причем, идущие нарастающим темпом. Но, слава богу, вовсе не в плане угрозы надвигающейся импотенции. Просто «там» его интерес к партнершам сводился к постельной доминанте. То же, что у мадмуазель имеется в голове, да и есть ли там что-то вообще, его волновало едва ли не в самую последнюю очередь. Вот массо-габаритные параметры, степень ширины «диапазона приемлемости», скорость и качество оргазма — это да! И не исключено, что именно поэтому Петрович «там» не был женат, а попытки конструирования удобно-длительных отношений регулярно заканчивались пшиком. Тихим или громким, это уже смотря по темпераменту пассии. Умные девушки посылали его сами, остальных бросал он, несколько раз при этом цепляясь рогами за косяк двери на выходе.
Считал ли он тогда все эти периодические расставания чем-то трагичным? Да боже упаси! Тем более, что как правило к их моменту у него уже был готов «запасной аэродром». Что-что, а подход к дамам у него был поставлен на уровне интуиции, почему и количество афронтов было мизерным на общем фоне вереницы побед. Он просто «чуял» своих будущих подружек с первого взгляда, как легендарный герой анекдотов «поручЧик Ржевский». Но все эти «скачкИ по бабам» его не только не напрягали, они были в некотором смысле стилем жизни, в которой главное — никогда никому ничего не быть должным. Как говорится: «не бери кредитов, не кончай Унутрь, не имей траблов» или «постоянная женщина слишком дорого стОит».
Вопрос заведения собственных отпрысков-наследников для него, хронического бессеребренника по жизни, никогда не был актуальным. По правде говоря, «там» он вообще терпеть не мог детей. От них же сплошные проблемы, особенно если у любовницы что-то такое сидит в соседней комнате, требуя к себе ее постоянного внимания… И лишь однажды оброненная невзначай горькая фраза покойной бабушки как-то резанула больно и обидно: «Эх, пустоцвет ты, внучек, пустоцвет…»
Здесь
