Князь Федор. Русь и Орда - Даниил Сергеевич Калинин
Раз уж проснулись, то пусть и погибнут в честном бою! Видя, что княжич был с ними и в начале сечи…
Владимир Андреевич Храбрый, славный князь-воин, в походах всегда спал чутко, тревожно — словно в дозоре. Готовый вскочить со своего ложа и тотчас выхватить верный клинок, чтобы без устали рубить ворогов! Очередная ночевка в осадном лагере не стала исключением — без тепла родной Елены князь Серпуховский никак не мог расслабиться и провалиться в глубокий,ровный сон. А потому звук сигнального рога, раздавшийся пусть и вдали, все же поднял его с ложа. И еще не вполне осознав происходящее, Храбрый князь — известный также как «Донской», наравне со страшим братом! — заученно натянул на себя панцирь из дощатой брони, подшлемник и шлем, после чего затянул ремешки наручей… И вполне себе готовый к бою, покинул трофейную юрту в сопровождении также изготовившихся к сече ближников!
— Кто тревогу поднял⁈ Нешто нижегородцы?
— Как есть княже, с полуночной стороны трубят!
К князю тотчас подскочил ночующий в соседнем шатре Добрыня — тысяцкий московских ополченцев, обслуживающих осадные орудия. Последний выглядит крайне встревожено и даже растерянно, но надеть на себя усиленную железными пластинами кольчугу (трофейный татарский калантарь), он не забыл… Как и остроконечный дедовский шелом — так что на смущение тысяцкого Владимир Андреевич не озлобился, а принялся громко, четко и внятно приказывать:
— Собирай своих воев, возьмите с собой запал стрел, сулиц и болтов, сколько сможете — да следуйте к тыну. Изготовь пороки к бою — и тотчас пристреливайся к воротам, чтобы татары даже не думали сквозь них на вылазку идти! Поторопись, Добрыня!
— А коли поганые на вылазку все же отважатся?
— А коли все же отважатся… Из пороков по воротам бить не прекращайте — а кто к тыну приблизится, тех встречайте болтами из самострелов, бейте стрелами и сулицами. Наконец, коли уж прорвутся за тын — пошлешь гонца за мной, да в лагерь Андрея Полоцкого… Нет, за ним лучше прямо сейчас пошли! Так вот, пешцы твои пусть кучно встанут, щитами прикроются у пороков, чтобы тын осадный спину защитил — да из-за щитов болтами в упор ворога бьют!
— Все сделаю, княже!
Получив ясные указания на все возможные варианты развития событий, Добрыня успокоился, чуть просветлел лицом. Но природная вдумчивость, въедливость уважаемого московского мастерового, способного строить и даже стрелять (!) из пороков, подтолкнула его задать еще один вопрос:
— Сам же куда подашься, Владимир Андреевич?
Храбрый лишь насмешливо хмыкнул:
— Дружины свои поведу на помощь нижегородцам! Коли трубят тревогу, то по всему видать, нужна им помощь!
Всадников под рукой младшего брата великого князя не так и мало — это и его личные дружины из Серпухова, Дмитрова, Галича и Боровска. Пусть и поредели на Куликовом поле, но ведь все увечные давно уже вернулись в строй… А также и союзные рати из Ярославля и Ростова переданы под руку Владимира Андреевича — целых две тысячи тяжелых всадников общим счетом! Их и поведет за собой Храбрый князь в сечу… А ведь ратники знают славу князя Серпуховского, знают его храбрость в бою и верность долгу, чистоту его сердца и твердость воли. Знают — а потому смело идут за ним в бой, без всякого страха!
Ибо уже коли сам князь рубиться с ворогом в первых рядах, презрев смерть, то негоже и прочим дружинникам трусить и бежать от сечи…
Вот и сейчас могучая дружина покинула лагерь после недолгих приготовлений, вытянувшись не очень широкой (увы!) колонной всадников. Следуют ратники зимником, вытоптанным шириной в несколько саженей на безопасном удалении от стен… И хоть сам Серпуховской князь горячится, рвется в бой всем своим сердцем — а все же не спешит, не гонит понапрасну тяжелых скакунов в сечу! Нет, опытный воин понимает, что разгоняться можно лишь перед самым тараном — а потому бережет силы коней.
Зато в утешение ему дивной музыкой заскрипели канаты пороков, со свистом посылающих тяжелые, заледеневшие чурбаны в городские ворота Булгара! И пусть москвичам не удалось сразу пристреляться, Владимира Андреевича уже радует тяжелый грохот и скрежет промерзшего дерева при каждом попадании его мастеров…
Колонна дружинников Храброго князя приблизилась к реке, когда небосвод словно пополам разделали ночная тьма, жмущаяся к закату — и проясняющиеся сумерки, наступающие впереди солнца с восхода. Последнее также заявило о себе блеклой полосой желтого света у самой границы земной тверди… А потому следующих плотным, густым потоком татар, растянувшихся на льду Волги, Владимир Андреевич узрел издали.
Причем голова ордынской «змеи» уже поравнялась с нижегородской дружиной, ударившей навстречу поганым на глазах Серпуховского князя!
Правда, ударившей наспех, не успев толком и разогнаться…
Наметанным глазом Храбрый тотчас определил, что полторы тысячи наиболее подготовленных к сече, тяжелых ордынских всадников следовало в голове вражеской колонны. Причем они уже увязли в схватке с нижегородскими ратниками! В то время как за батырами неспешным шагом следуют скученные, стиснутые обледенелыми берегами реки (к тому же покрытыми густым лесом!) легкие татарские лучники.
Последние весьма опасны в поле, опасны дождем стрел и своей маневренностью — но сейчас-то поганые ее лишены! Недолго думая, Серпуховский князь бросил свои дружины вперед, на врага — рассчитывая рассечь ордынцев на льду Волги ударным кулаком панцирных всадников русичей!
Но при этом сам Владимир Андреевич, сильно возмужавший после Куликова поля, очертя голову в бой не ринулся. Нет, отъехав в сторону во главе лишь сотни личников, он принялся ждать… Ждать, когда полуночные ворота Булгара откроются, и сквозь них на вылазку последуют многочисленные татарские всадники, на скаку обтекая осадный тын с двух сторон!
Ох, не достроили нижегородцы надолбов напротив ворот, не так и широка их преграда на пути татар — вполне можно объехать ее и ударить в спину русичам… Это было ожидаемо, но Борису Константиновичу просто не хватило людей и татар на реке встретить, и обезопасить тыл. Ему и времени не хватило как следует построиться
