13-й отдел НКВД. Книга 2 - Павел Барчук

поступка, правда, так и не узнал. Тебя нашли на улице среди беспризорников, а потом уже определили в детский дом. Позже это выяснил. Гораздо позже. Ну а в тот день, сам вернулся домой. И знаешь, крест ведь тогда меня спас. Я почти уже подошёл к квартире. Сунул руку в карман, а его нет. Хотя, помню, что был. Когда тебя уводил, точно забрал его со стола. Испугался, пошел обратно. Всю дорогу осмотрел. Думал, может выронил. Он и правда лежал на земле. Не понимаю, как выпал. Тем не менее, пока бродил туда – сюда, времени достаточно прошло. Когда вернулся к дому, соседка сказала, будто чекисты опять приезжали. Детей искали. Видимо, мать с отцом отказывались от сотрудничества, так они хотели сыновьями припугнуть. Будь я на месте, меня бы тоже забрали. После этого, подумал, что пора обещание, наверное, выполнять. Неспроста все это происходит. Несколько недель просто скитался. Побирался, ночевал на улице. Но точно знал, домой нельзя. А потом прибился к храму. Другой фамилией назвался. Так и остался служить богу. Как должен. За тебя все переживал сильно. Но был уверен, тот человек не бросит. Только спустя много лет, когда смог начать поиски, узнал, что всё-таки бросил. Сам он не имею понятия, где. Спросить некого, почему поступил подобным образом. Ну а ты, на момент, когда разыскал, уже много лет в детском доме жил. Фамилию тебе дали Симонов. Имя твое осталось и отчество. Наверное, их ты сам сказал, потому что помнил. Но… все это очень долгое время у меня было ощущение, мы встретимся обязательно. И ещё, что крест этот твой, на самом деле. Мать же, когда ты выздоровел, сказала, будто благодаря ему тебя отмолила. И всегда говорила, что он тебе вторую жизнь дал. Представляешь, мое состояние, когда ты в подвале том появился. У немцев. Это просто чудо какое-то. Божье проведение… А сокровищами я почему начал интересоваться. Марфа, та самая, на моих руках умерла. Так вышло. Когда исповедовалась, сильно горевала, что подвела матушку игуменью. Выдала большевикам тайну. А потом сказала, будто среди тех драгоценностей, которые так и остались не найдены, имеется нечто очень важное. Хорошо, что чекистам их никогда не найти. Но она, как в бреду была. Много непонятного говорила. Случилась наша с ней встреча в 1933 году. Я начал собирать любую информацию. Слова ее сильно мне в душу запали. Потому что во всем есть божий промысел. Не зря вот так нас судьба свела. Она ведь не знала, кто я такой на самом деле. А я сначала не знал, кто она. Вот так и вышло. Тебя искал. Следы сокровищ искал. Самое интересное, крест в семье нашей всегда был. Отец не скрывал, что он получен от бабушки Елены, а вот про тот самый листок, который якобы Боткин ей передал вместе со святыней, ни слова никогда не говорил. Ничего подобного не помню…

Алексей вдруг замолчал, бледнея лицом. Хотя, куда уж больше.

– Все. Хватит. – Я встал с кровати, а потом наклонился над ним, подтягивая лоскутное одеяло. – Поговорим ещё. А то ты сейчас снова отключишься. Поспать тебе надо. Тем более, вечером нам в дорогу. К Москве поедем.

– Хорошо. – Согласился мой… черт, а ведь он тоже вроде мой дед, получается. – В Москву, так в Москву. Мы встретились, наконец. Все теперь наладится.

Только он произнес последнее слово, как взгляд его осоловел, голова медленно склонилась набок и глаза закрылись. Я постоял рядом, слушая дыхание. Нет, все нормально. Спит. Просто реально человек устал и вымотан. Тем более столько много ещё мне тут рассказал. Ему это совсем не просто далось. На одной силе воли держался.

Убедившись, что с отцом Алексеем все хорошо, вышел на улицу.

Голова буквально разрывалась на части от полученной информации.

Она была настолько неожиданной, что я просто вообще не понимал, как ко всему этому относиться. С одной стороны, некоторые части весьма затейливого пазла встали на место.

Дед – аристократ, дворянин. О его матери не сильно понял, кто она такая. Да и неважно уже. Хороший человек, этого достаточно. Выходит, их убили. Думаю, так и было. Нужна была информация о сокровищах царской семьи. Подозреваю, ее, этой информации, просто не было. Ну, передала княжна крест. Так это ничего себе, какое наследие. Вещь, сделанная руками одного из Романовых. Тем более, вроде, как святая. Очень сомневаюсь, что параллельно, княжна сыну сокровищами голову забивала. Даже, если имелась эта бумажка. Даже если реально лейб-медик дал ей подсказку, где искать. Времена не те были для подобного знания. Уверен, она наоборот, всячески сына от этого оградила. Ему, правда, вряд ли поверили. Детей хотели точно забрать. Чтоб родители были сговорчивее. Получается, Алексей и себя, и деда спас. Почему уж тот мужик, которому он отдал Иваныча, бросил ребенка в Москве, теперь и не узнаешь. Как бы то ни было, дед выжил, вырос, нормальным человеком стал.

Вот она, Наталья Никаноровна, и говорила, что крест заберу только я. То есть Иваныч. Но твою мать… Почему нельзя было объяснить все нормально? Сказать правду. И ещё один момент не могу понять. Лиза сказала, будто за мной два мертвеца ходят. Мужчина в царской форме и женщина в бальном платье. Обоих убили выстрелами в голову. Ну, ок. Ладно. Родители, можно подумать. Но! Форма и платье. Очень сомневаюсь, что в двадцатых годах городской врач и его супруга в подобном виде посещали какие-то советские мероприятия. Вот прям очень. А так-то, если откровенно, быть того не может. Выходит, не родители. Кто тогда?

– Иван?

Размышляя, я вышел из дома, спустился по двум кривым ступеням и замер посреди двора, даже не заметив этого. Никого вокруг не было. Дед куда-то испарился. Пацан убежал, похоже, по своим, пацанским делам. Даже Александра отсутствовала. Окликнула меня Лиза. Она подошла откуда-то сбоку.

– На тебе лица нет. Что такое? Что случилось? С отцом Алексеем все хорошо?

Я смотрел на девчонку, но будто сквозь нее. Просто… не знаю. Дед. Иваныч. Представить не мог, насколько сильная трагедия за его спиной. Насколько сильная трагедия многих людей за его спиной. Даже так. Насколько он связан со всем, что происходило в начале прошлого века. Но главное, представить сложно, что ему пришлось пережить. Да, был ребенком, но я, к примеру, помню детство. Помню себя в четыре – пять лет. Уверен, и он помнил. При этом, беспризорничество на улице, детский дом. Чекисты. Как он вообще пришел к этому? Пойти служить