Долг - Алексис Опсокополос
— Не принимай ты близко к сердцу слова Хусейна, — вступил в разговор Романов, обратившись к кагану. — Ты же видишь, что он просто завидует.
— Завидую, — согласился араб. — Но это не отменяет того, что я прав. Может, в магии девчонки и сильны, но сравнивать их силу с силой батыра я бы не стал.
— А давай сравним? — неожиданно предложил Абылай.
— Ты хочешь, чтобы твои девчонки сразились с участниками сегодняшних соревнований?
— Нет, — ответил каган. — Это будет неправильно. Да и ты мне не поверишь, скажешь, что батыры поддались моей охране. Девушки сразятся с твоими батырами, с лучшими бойцами из твоей охраны. Что скажешь?
Каган, довольно ухмыляясь, смотрел на друга, Хусейн понял, что попал в щекотливую ситуацию: отказаться — значило признать, что его охрана слабее телохранителей кагана, согласиться — пойти на большой риск, а вдруг девушки победят?
— Я тебе даже разрешу самому выбрать девушек, чтобы ты не думал, что я выставил самых сильных. Они все у меня молодцы. Выбирай двух любых, а от себя можешь выставить лучшего.
Похоже, каган либо был уверен в своих девушках, либо просто так веселился. В конце концов, он ничего не терял — ну проиграют блондинки бои с охранниками Хусейна, ну девчонки, что с них взять. Но зато если выиграют, да ещё первые попавшиеся да против лучших бойцов Хусейна. Араб попал в очень непростую ситуацию. Он призадумался, а Абылай и Романов разве что не смеялись, им было интересно, как Хуссейн будет выкручиваться.
— А почему только с моими? — сказал в итоге иорданец. — Пусть и Саша выставит кого-нибудь. Давайте, один боец от меня, второй от Саши. Вдруг твои девчонки действительно сильны, почему только мои ребята должны позориться?
Сказав это, Хуссейн улыбнулся и подмигнул Романову, похоже, ему хотелось посмотреть на такое шоу, но одному, как он выразился, позориться не хотелось. Потом иорданец крикнул что-то на арабском своим охранникам, сидящим, как оказалось, тремя рядами ниже нас, и один из них быстро встал и направился к нам. После чего Хусейн указал на стоявшую недалеко от нас телохранительницу кагана и сказал:
— Вот первая!
Либо иорданец очень любил девушек с большой грудью и на автомате выбрал самую большегрудую из блондинок, либо решил, что эта анатомическая особенность будет создавать ей проблемы в бою.
— Саша, выставляй своего батыра! — обратился Хусейн к Романову и принялся выбирать вторую девушку.
— Некого мне выставлять, — ответил Александр Петрович. — Ближайший мой батыр в посольстве.
Хусейн пропустил мимо ушей слова Романова, он продолжал рассматривать девушек, причём смотрел на них так, будто выбирал себе новенькую в гарем — южная кровь давала о себе знать.
— Так ты до утра выбирать будешь, — со смехом сказал Абылай и что-то произнёс на казахском, сразу же после его слов Мила сделал шаг вперёд и поклонилась, после чего они с девушкой, которую выбрал Хусейн, подошли к нам и замерли в ожидании дальнейших указаний.
Иорданец тем временем опять обратился к Романову:
— Ты ещё не определился с выбором?
— Придётся тебе выставлять двоих, — сказал Абылай Хусейну. — Саше действительно некого выбрать, он ко мне без охраны приезжает.
— Мне охрана тоже не нужна, знаешь же, что это отец боится непонятно чего, — ответил араб, обидевшись на последнюю фразу кагана.
— Ну вот, как видишь, пригодилась тебе охрана, — сказал Абылай, еле сдерживая улыбку. — Выставляй уже второго побыстрее, не терпится посмотреть, чья возьмёт.
Пока каган и принц разговаривали, я смотрел на Милу, которая стояла буквально в двух метрах от меня, и до сих пор не мог поверить, что всё это происходит наяву. Вспомнил свои сны в Восточном. А ещё вспомнил наши с ней поединки на тренировках в Кутузовке, как мы жили в общежитии, как гуляли по набережной Волхова, как я выгонял погулять Глеба по вечерам.
Всё же это было славное время; кто бы мог тогда предположить, что это ненадолго, что нам предстоит расстаться, пройти через невероятные испытания и вот так вот случайно встретиться в Туркестане. Конечно, об испытаниях, что достались Миле, я мог лишь гадать, но то, как мы расстались, и то, при каких обстоятельствах встретились, позволяло предположить, что Миле тоже пришлось пережить многое. Мне было очень интересно, почему каган выбрал именно её, неужели она была его лучшим бойцом?
— Как Вы думаете, почему каган выбрал именно эту девушку? — негромко спросил я Романова.
— Он не выбирал, — ответил кесарь. — Он сказал, что нужен доброволец для поединка, она сама вызвалась.
И тут меня словно током прошибло — не тот Мила человек, чтобы привлекать к себе лишнее внимание, не тот. Но она вызвалась драться, значит, преследовала какую-то цель. Однозначно это было неспроста. Хусейн тем временем смотрел в сторону своих охранников и решал, кого из них позвать. Медлить было нельзя.
— Александр Петрович, — громко, чтобы все слышали, обратился я к кесарю. — Разрешите мне выполнить роль вашего батыра!
Кесарь посмотрел на меня, не скрывая своего искреннего удивления. И не только он. Моё предложение удивило всех присутствующих.
— Ты вроде ещё недавно говорил, что объелся так, что еле ходишь, а теперь хочешь драться? — через некоторое время произнёс Романов. — Ты понял, что речь идёт не о магическом поединке?
— Понял, — ответил я. — Вы же по-русски говорите.
— То есть, ты собрался на полный желудок идти в рукопашный бой? Ты в своём уме?
— Не могу однозначно ответить на этот вопрос, — честно сказал я. — Но кто-то же должен за честь России постоять.
Последняя моя фраза прозвучала, конечно, излишне пафосно, но зато впечатлила всех, и я добился своего: Романов демонстративно развёл руками, давая понять, что он не против. А каган улыбнулся и сказал:
— Почему бы и нет.
— Так даже интереснее, — заметил Хусейн и, смеясь, добавил, обращаясь к Абылаю: — Если Роман выиграет, тебе придётся подарить ему эту девушку!
«Роман не против», — подумал я, глядя на Милу, она же вообще никак не отреагировала на слова араба, будто не понимала по-русски — невероятное самообладание.
— И без магии! — напомнил иорданец.
— Само собой, — сказал каган, после чего подозвал к себе одного из
