Геннадий Марченко - Музыкант
– И мне очень приятно видеть вас, Масара-сан, – поклонился я в ответ. – Я-то не против, вот только не мешало бы спросить разрешения у руководителей нашей делегации.
Согласие было получено и мы уселись в небольшом кафе "Сакура", где питались советские спортсмены, живущие в олимпийской деревне.
Выразив восхищение дебютной игрой сборной и моей в частности, очень скоро мы перешли к музыкальной теме. Похваставшись вторым альбомом "НасТроение", я не удержался и слетал в номер, откуда приволок одну из трех захваченных в Японию пластинок. Асагава с огромным почтением принял подарок, извиняясь, что не может меня отблагодарить ничем более существенным.
Кстати, в Олимпийской деревне был свой театр, где давали концерты и демонстрировали фильмы. Руководители делегации, прознав, что в составе сам Егор Мальцев, попытались привлечь меня на небольшие вечерние выступления. Я был не против, благо что силенки после тренировок еще оставались, но тренеры команды оказались категорически против. Помощник главного Евгений Иванович Лядин, зайдя к нам перед отбоем, расставил все точки над "i":
– Егор, ты что, собрался выступать с песнями?
– Да я, Евгений Иванович, буквально пару вещей исполнил бы для олимпийских чемпионов-победителей.
– Ты еще молодой, многого не понимаешь. Послушай, Егор, если мы не возьмем золотые медали – нам припомнят все. А лично тебе твои песни, вместо того, чтобы сосредоточиться на футбольных делах. И наверняка вопрос будет поставлен ребром. Либо футбол – либо музыка. А кстати, тебе же уже 18 есть, и ты военнообязанный? Понимаешь, к чему я клоню?
Еще бы не понимать! Против такой постановки вопроса я ничего не смог возразить. Поблагодарил за науку, и всех, кто подходил с просьбой об исполнении песен, отсылал к Соловьеву.
Все матчи начинались в 14 часов по местному времени. В Москве в это время 8 часов утра, поэтому радиотрансляции матчей слушали все советские граждане, имеющие желание. А таких наверняка было немало.
13 октября на стадионе Комадзава в Токио в присутствии почти 19 тысяч зрителей наша сборная встретилась с румынами. На 22-й минуте после подачи углового мяч, заметавшись в штрафной, удачно лег под левую ногу Фадееву, и после небольшого рикошета влетел точно в угол ворот. Правда, спустя 5 минут Корнел Павлович красивым ударом с лета сравнивает счет. Но после этого игра пошла в одни ворота. Румыны отошли всей командой, типа мы ставим "автобус" и согласны на ничью. Стадион свистел и ревел, особенно после удачных действий, которые раз за разом создавали советские футболисты. Но словно футбольный Бог отвернулся от нас. Две штанги и перекладина, минимум четыре сейва голкипера Адамаке Стере, неожиданно занявшего место в воротах, сводили все наши усилия на нет. Но все же на 83-й минуте после очередной, казалось бы, неудачной атаки мы получили право на угловой. Причем подавать его вызвался я, поскольку у Серебряникова в этот день стандарты шли из рук вон плохо. Крик Соловьева "Шестернев, в центр штрафной!" слышали, наверное, и во Владивостоке. Услышал его и Альберт, который секундами позже в высоченном прыжке вложился в удар головой, буквально вколотив его в сетку ворот. Гол, ликует стадион, а защитник. Забивающий раз в десять лет, оказался в объятиях партнеров.
Следующая игра со сборной Мексики сложилось куда спокойнее. В первом тайме отличился дальним ударом Биба, а после перерыва мне удался скоростной дриблинг и перекидка мяча через вратаря, как в матче с восточными немцами несколькими месяцами ранее. Выйдя из группы с первого места вместе с румынами, ожидаем своих соперников по четвертьфиналу.
А турнир тем временем продолжал преподносить сюрпризы. Не смогли выйти из своих групп Бразилия и Аргентина, зато прошли Чехословакия, ОАР, Гана и Япония. Ну а в соперники на четвертьфинальной стадии мы получили закадычных друзей югославов.
18 октября в Токио под проливным дождем югославы оказалась неспособны продемонстрировать свою филигранную технику. Мы же словно окунулись в предсезонные сборы, где на раскисших полях зарабатывали себе место в основном составе. Неприкасаемых и в будущем не было, а уж в это время и подавно. Связка Севидов-Мальцев раз за разом оставляла не удел защитников сборной Югославии, и на 49 минуте я нехарактерным для себя дальним ударом поразил ворота. Честно говоря, приложился наудачу, а вратарь запоздало среагировал, да и оттолкнутся от раскисшего газона толком не смог. Были у нас еще моменты, но для выхода в полуфинал хватило и одного гола.
20 октября – и снова привет из социалистического лагеря. Против нас сборная Чехословакии. Настрой в раздевалке был очень серьезный, Соловьев предупредил, что противник – обученная и тактически сильная команда. И это действительно был, наверное, самый сильный соперник, из всех, с кем нам доводилось пока встречаться на этом турнире. Вдобавок тренировал их знаменитый тренер Рудольф Вытлачил, который первую сборную страны приводил в "серебру" предыдущего чемпионат мира, и к бронзе чемпионата Европы-1960.
Едва начался поединок, как меня сразу же зацепил защитник чехословаков Владимир Вайс. В будущем я знал двух его полных тезок, старший, если я ничего не путаю, одно время тренировал подмосковный "Сатурн". Может, тоже из их племени? А как узнать? Да и не до того, игра не давала передышки, а этот Вайс лупил меня по ногам без зазрения совести.
Но он же и сделал подарок нашей команде, умудрившись на 31-й минуте отправить мяч в собственные ворота. И после этого мяч перестал держаться у соперника. Потеря за потерей, защитники чехословаков больше выясняли друг с другом отношения, чем следили за своими оппонентами. Вытлачил в перерыве наверняка вставил игрокам, те выходили на второй тайм более собранными. Но тут у нас поперло. Если до перерыва мы не смогли ни разу воспользоваться несогласованными действиями обороны сборной ЧССР, если не считать автогола Вайса, то во втором тайме у нас полетело. Мой визави вконец выдохся, а я на обезболивающих по-прежнему пахал бровку как заведенный.
На 64-й минуте, вспомнив финт Зидана, который здесь уже даже иностранцы называют не иначе как финт Мальцева, выхожу один на один с Франтишеком Шмукером и ударом между ног отправляю мяч в ворота. А финальную точку ставит Севидов, с которым у нас удалась симпатичная "стеночка" – 3:0.
Все, финальный свисток, и мы в финале! Другого варианта развития событий я себе не представлял, я был и участником этих событий, и в то же время словно глядел на происходящее со стороны философским взглядом. Может, некогда случившийся перенос сознания играл со мной такую шутку? Не суть важно, теперь все мысли о финальном поединке против венгров, которые в своем полуфинале разнесли египтян – 6:0.
На следующий день руководство сборной дало нам отдохнуть. Желающие могли прогуляться по Токио, я, само собой, оказался в их числе. А то ведь возвращаться в Москву без подарков для родных и близких как-то нехорошо.
Да-а, а наша слава-то растет! Выйдя в город, оказываемся в кольце восторженных японцев. Церемонные поклоны, просьбы автографов и совместных фотографий. Кое-как, отбившись, идем в магазин, где мое внимание привлекают странного вида куклы. Через переводчика узнаю, что эти куклы называются кокэси. Такие деревянные фигурки возникли в бесплодной сельской местности Тоску. Их с помощью примитивного круга делали самобытные умельцы, бродившие по лесам и горам. Они целыми днями вращали ногами свой круг, обтачивая чурки. Когда бесформенный кусок дерева превращался в простую, но удивительно выразительную и изящную фигурку, ее раскрашивали. "Прическа" повторяла прическу детей эпохи Эдо. Расцветка кимоно изображала листья кленов. Цвета всегда красные, зеленые, иногда желтые.
После войны изготовление куклы стали делать машинным способом, изменяя форму, цвета, делая их разнообразными и совершенными. Но в магазине, который посетили мы, продаются кокэси, изготовленные на древних кругах. Узнав, что их посетила делегация из СССР, в зал спустился владелец магазина, в итоге куклы мне и пришедшим со мной Мудрику и Серебряникову были проданы со скидкой, и завернуты в красиво расшитые иероглифами куски ткани. Я взял пять штук: матери, сестре, Лисенку, Адель и одну просто в доме поставлю для красоты. Хотя и Катька поставит, скорее всего. Но может она замуж выйдет и переедет к мужу, а куклу заберет? По-моему, у нее все к этому шло, как я понял из случайно подслушанных обрывков разговоров сестры и матери.
А 21 октября, за два дня до финала, у входа в наш четырехэтажный дом меня перехватывают старые знакомые – режиссер Нобуо Накагава и улыбающийся Масара Асагава. Пригласив зайти в холл на первом этаже, обращаюсь к режиссеру:
– Конишуа.
Переждав в ответ водопад обрушившихся на меня японских слов, с улыбкой обращаюсь к Масара:
– Извините, я выучил только приветствие.
Посмеявшись и выслушав рассказ режиссера, что моя мелодия органично легла на его последний фильм, в ответ рассказал, что в Союзе по моей идее уже отсняты и показаны первые серии телефильмов про милицию. А я даже снялся в эпизодической роли в первом фильме. Ну и про то, что написал заглавную песню к этому проекту, тоже сказал. Уважительно покивав, режиссер пожелал мне успехов в нелегком актерском деле и успешных сценариев в будущем. Переводивший весь разговор Масара Асагава смотрел на меня округлившимися глазами, ведь я-то, давая несколько дней назад интервью, об этой новой грани своего таланта не упоминал. Режиссер как бы в шутку спросил, нет ли у меня на примете и ему идеи для фильма, и тут я ненадолго задумался. Уже зная, что режиссер снимает ганстерские боевики не без участия якудза, решил немного похулиганить.
