Сергей Щепетов - Последний мятеж
— …Узнав о том, долго спорили Сиотр и люди его: как может ирев войти в жилище язычника? От споров тех Сиотр удалился на кровлю дома и стал молиться, прося Бога просветить его. И было ему видение.
Видит он отверстое небо и сходящий к нему некоторый сосуд, как бы большое полотно, привязанное за четыре угла и опускаемое на землю. В нем же находились всякие четвероногие земные, пресмыкающиеся и птицы небесные. И был глас к нему: «Встань, заколи и ешь!».
Но Сиотр сказал: «Нет, Господи, никогда я не ел ничего скверного или нечистого!» Тогда и еще раз был глас к нему: «Что Бог очистил, того ты не почитай нечистым». Это было трижды, и сосуд поднялся на небо.
Тогда поняли и Сиотр, и люди его волю Бога нашего и пошли вместе в Ирасию. Сотник же ожидал их, созвав родственников своих и близких друзей. Когда Сиотр входил в дом его, сотник встретил его и поклонился, пав к ногам его. Сиотр же поднял его и сказал: «Встань, я тоже человек!» А когда вошел в дом и увидел собравшихся, сказал им: «Вы знаете, что иреву возбранено сообщаться с иноплеменниками, но мне Бог открыл, чтобы я не почитал ни одного человека скверным или нечистым!..»
— Все!!! Хватит!!! Он богохульствует!!
— Господь лишил его разума!!
— Нет, вы послушайте: он же сам себе противоречит! Это же бред, бред безумца!
— Какой сотник?! В какой Ирасии?!
— Известно, в какой: в ремтийской!
— Да я!.. Да мне! Ремтиец, молящийся Богу?! Сотник?! Да еще в Ирасии!!
— Пал на колени?! Перед иревом?! Жирный, тупой, наглый язычник пал на колени!! Ты можешь представить?
— Представить?! Да отец жены моего соседа сам жил в Ирасии! Я знаю! Там куча языческих храмов, даже есть их поганые капища — ипподром и театр! Там жило полно ремтийцев и совсем мало наших. Они всегда дрались друг с другом! Даже посылали в Ремт делегации, чтоб император рассудил, кто же прав.
— Ну и как?
— А ты не знаешь? Конечно, он повелел выгнать из города всех наших и больше туда не пускать! Какой там может быть благочестивый сотник?!
— Тише вы, тише!! Дайте же мне… Мне спросить! Пусть он скажет, пусть!
— Он уже все сказал! Уже дальше некуда!
— Нет, пусть скажет: если новый пророк был праведным человеком, если говорил, что пришел не нарушать законы Бога и предков наших, а исполнить их, то как могло такое получиться? Его ученик проповедовал в доме язычника?! Может быть, мы не знаем чего-то, что есть в Свитке? Может быть, в нем есть какое-то указание? Намек? Слово? Ну хотя бы буква о том, что это угодно Богу?
— Наоборот! Сказано, сказано и повторено: «Не мечите бисер перед свиньями! Не давайте священного псам, дабы они, оборотясь, не пожрали вас!»
— Правильно, а еще сказано…
Народ шумел, возмущался, и было все еще не ясно, дойдет дело до драки или нет. Николай проглотил последний комок каши, отер бороду и зашептал в ухо Вар-ка:
— Пошли отсюда! Сил никаких больше нет!!
Переночевать они решили под открытым небом — на склоне своей горы. Ущербная луна давала достаточно света, чтобы передвигаться, но далеко уйти они не смогли. Сразу за крайними домами тускло блеснул металл мечей и доспехов.
— Пошли обратно, Коля! — обреченно вздохнул Вар-ка. — Похоже, деревня оцеплена.
— Это надо понимать так, что мы влипли?
— Разумеется.
Спать они устроились на плоской крыше нежилого дома на краю площади. Выбор места оказался удачен — утром их не нашли, о них не вспомнили.
Ударами мечей плашмя и толчками щитов солдаты согнали мужчин в центр площади. Когда толпа уплотнилась, они, по команде сотника, навалились щитами со всех сторон, спрессовав людей вплотную друг к другу. Потом солдаты отступили на два шага и застыли, расставив ноги: на левых руках прямоугольные выгнутые щиты от плеч до колен, в правых — пехотные мечи с короткими клинками. Голени у всех прикрыты поножами, на головах железные шлемы с гребнями — олицетворение нерушимой силы ремтийского оружия.
Мерно топая сапогами, подошла вторая сотня и распределилась по кругу, образовав вторую цепь вокруг толпы в двух шагах от первой. Солдаты повернулись «кругом» и застыли, рассматривая пеструю массу детей и женщин, заполнившую выходящие на площадь просветы между домами.
Полковник — широкоплечий коренастый ремтиец лет 45—50 — дождался, когда десяток личной охраны выстроится за его спиной, снял шлем и устало вытер лысеющую голову. Потом он водрузил шлем на место, сложил на груди короткие мощные руки и стал прохаживаться взад-вперед, поглядывая то на толпу за оцеплением, то на троих людей, стоящих чуть в стороне под охраной нескольких солдат. Это были Лавеп, мужчина, назвавшийся вчера его учеником, и молодой незнакомый ирев.
— Ну что? С кого начнем?
Ему, разумеется, никто не ответил, и он продолжал расхаживать и говорить сам:
— Итак, господа иревы, слышал я, будто ждете вы масэаха — Мессию, значит… Меня все понимают? — перебил он сам себя. — Переводчики могут говорить, но чтоб тихо! Так вот, уроды: считайте, что дождались. Я вам устрою и суд Божий, и конец света — все в одной кружке! М-м-да-а… Короче: которые тут бандиты — шаг вперед!
Люди замерли.
— Не хотите? Ладно…
Полковник прошелся еще пару раз перед молчащей толпой.
— Значит, так, господа иревы: вчера вечером на южной дороге зверски убиты шестеро ремтийцев — мирные жители, добрые налогоплательщики. От вашей деревни это совсем недалеко. Мне говорят, что здесь все местные, кроме вот этих троих, — правильно? Я надеюсь (всей душой надеюсь!), что вы не станете утверждать, будто шестерых вооруженных бывших солдат имперской армии убил вот этот парень или дед со своей клюкой? Да-да: избил их своей палкой и зарезал! Ну-ка дай сюда! — Он выхватил из рук старика посох, сломал его об колено и вернул расщепленные обломки. — Держи!
Толпа не реагировала, и полковник продолжал:
— Как человек добрый и мягкий, предлагаю вам добровольно выдать убийц, а также всех имеющихся в наличии бандитов. Если, конечно, вы хотите поскорее вернуться к мирному труду на благо великого Ремта. Считаю до десяти — вам хватит?
Он обернулся к солдатам охраны и кивнул. Десятник негромко скомандовал, первый солдат в шеренге поднял свой длинный кавалерийский меч и брякнул им плашмя по щиту: раз! Короткая пауза, и второй: два! Еще одна пауза, и следующий: три!..
— Та-а-ак! Не хотите, значит? Ладно… — угрожающе произнес полковник, дослушав счет. — Господа иревы, вы ведь понимаете, что, при всей моей доброте, закон полувоенного времени обязывает меня произвести расследование на месте? Понимаете? Тогда приступим! Кто у нас здесь совет старейшин? Их тут должно быть пятеро… — широкий приглашающий жест. — Прошу, господа старейшины!
Плотно стиснутая толпа зашевелилась, пришла в движение, послышались протестующие возгласы.
— Ну-ну, — снисходительно ухмыльнулся полковник и кивнул. Сотник отдал команду, и солдаты внутреннего кольца недружно брякнули мечами о щиты. Гомон в толпе затих, и вперед протиснулись два старика, за ними вышли еще трое. Оказавшись на открытом пространстве, они испуганно озирались и инстинктивно жались друг к другу.
— Ага, вот они, наши старые друзья! Разве я вам не говорил (еще в том году!), что так жить нельзя? У вас недоимок по налогам столько, что их не покрыть, даже если продать всю вашу деревню! Говорил? М-да-а… А теперь, значит, еще и бунтовать вздумали? Бандитов прячете, мирных жителей убиваете? Ну-ка быстренько сказали и пальцем показали: кто? Не слышу!!
— Эт-то не мы, господин!… М-м-мы не… мы не знаем!
— Не знаете?! Вы тут ни при чем?! О, разумеется, конечно, само собой! Это ваш злобный бог покарал добрых ремтийцев, да? Ладно… Кто первый? Вот ты! — И, обернувшись к десятнику охраны: — Чтобы все видели!
Двое солдат закинули щиты за спину и вместе с десятником подошли к старикам. Ловко ухватив крайнего за одежду, они оттащили его на свободное пространство перед толпой. Заломив ему руки за спину, поставили старика на колени. Десятник поднял меч и замер в позе готовности. В толпе за внешним оцеплением послышались женские голоса, стенания, кто-то завыл в голос…
— Тихо!! Тихо, я сказал! Всем известна моя доброта! Не так ли? Я не буду устраивать вам бичевание, не буду ни жечь, ни варить живьем! Мы же, в конце концов, солдаты, а не палачи… — Полковник поднял над головой руку. — Последний раз спрашиваю: КТО? — Пауза. — Ну как хотите…
Он опустил руку, и десятник небрежно взмахнул мечом. Голова не полностью отделилась от туловища, солдаты освободили руки, и старик завалился набок, дергая ногами и заливая землю кровью. Тряпичная повязка слетела, и стала видна выстриженная в седых волосах полоса — от лба до затылка.
— Та-а-ак… — Полковник подошел и пнул офицерским сапогом полуотрубленную голову. Посмотрел на замершую толпу: — Та-а-ак! Бандитская метка! Ин-те-ресное дело, а?
