Александр Самохвалов - Бонус
Видимо, посовещавшись по радио между собой и со старшими товарищами, "мессеры" решились-таки. Но не на аэродром. Шестёрка "церштёреров" возжелала проредить нижнюю пятёрку "чаек", тройка "худых" – на нас. Что-то новенькое. Пара заходит сбоку широким пеленгом, видимо, сходиться будут в "ножницы", ещё один чуть сзади, сбоку и ниже вялым таким виражом в обход, похоже, на нижних "чаек", что уже сошлись в лобешник "церштёрерами". Жидов на "худых" – ноль внимания, фунт презрения. Ждёт. Немцы занервничали. Ща вверх уйдут! Пошли. Я, выдержав паузу, с виражом резко вниз. На перехват третьему. Он, похоже, в душе уже зашёл в хвост "чайкам", едва разминувшимся с "церштёрерами". Впрочем, не все. Разминулись. Пылающий шар, во вспышке которого ещё можно разглядеть словно отпечатавшиеся на негативе обломки бипланной коробки и плоскости с мотогондолами. Тем временем не подозревающий ещё на предмет меня визави даже скорость уже начал сбрасывать. Чтоб удобнее целиться. А вот не надо было ему этого делать. Потому что мне тоже так удобнее. Тем более что он обо мне вообще понятия не имеет. Обзор из кабины "мессера" намного хуже, чем у "чайки", а по радио не успеть. Ни предупредить, ни понять. Оп… Всё. Но не вовсе.
Потому что останняя пара "худых", реально, намылилась на запад, "церштёреры" тоже, причём не все без характерных дымков, но на моего одинокого ведущего пикирует ещё четвёрка мессеров, а на одной высоте со мною без малого боевым уже курсом шпарит первая – из трёх – девятка юнкерсов. Восемь-восемь. Вот мы и приехали…
Наблюдаю я их, плотным таки строем выходящих на боевой курс, и тут у меня словно в голове щёлкает. Как-то вспомнились сразу все те хитрожопые многоходовки, что я на симуляторе разыгрывал. За отсутствием достойных соперников – против компьютера.
Итак, мы имеем типичный миттельшпиль. Горючего ещё хватает, боеприпасов тоже – спасибо бережливой амфибии – больше половины, машина в порядке. Кажется, даже не задели ни разу. Пруха. Три девятки Ju.88 плотным строем чуть ниже меня. Четвёрка потрёпанных уже "чаек" ниже "юнкерсов" где-то на полтыщи готовится подороже продать свои юные жизни, натужно набирая высоту в сторону "юнкеров". Совершенно зряшное, кстати, занятие. Им где-то ещё полминуты так, за это время те отбомбятся и уйдут, а скорость у "чайки", увы, даже ниже чем у "юнкерса". Отжила своё. Как, впрочем, и "ишак". Ибо дерьмо цена истребителю, что бомбёра не может элементарно даже догнать. Верхняя же четвёрка "худых" с Жидовым решила не связываться, а, обойдя его на скорости, заходит мне в хвост. При этом вторая пара заметно отстаёт от первой. Что оправданно. Если пойду в разворот, окажусь беззащитен перед второй парой. И бомбардировщики – что главное для них сейчас, надо думать – спокойно отбомбятся. Ведущий мой за ними рванул было, но отстаёт.
Решение приходит мгновенно. Не знаю, как насчёт оптимальности, но – время дорого. Шпарю на полной к бомбёрам, имея в виду ведущего. Почти перпендикулярно их курсу, но с некоторым упреждением. Из расчёта встретиться. Заходом сбоку снизу. У них там ничего нет. Стреляющего. "Мессеры" нагоняют, но с опаской – ждут нередко чреватого для них боевого разворота. В зеркальце. Ближе… Ближе… Вот-вот огонь откроют! Ещё… Сейчас! Как это называется, что я пытаюсь исполнить, ума не приложу. Какая-то недобочка с подворотом и скольжением вправо, исполненная столь резко, что аж бипланная коробка затрещала… явственно. Первые "мессеры" проскакивают, слегка сыпанув по плоскостям градинами мелкого калибра и заодно прикрыв меня от стрелков бомбёров, при этом брюхо ведущего с уже раздвигающимся бомболюком вот-вот, совсем сейчас, будет прямо надо мной, выходящим, задрав нос, в смертную для него вертикаль, при этом вторые "мессеры" не успевают за ходом мысли и поскакивают тоже, уходя в вертикаль, но с приличным запаздыванием и не так резко – не могут, центровка не та, да и скорость… Едва успев всадить короткую в мелькнувшее серое брюхо с разверстым чревом бомболюка и валящимися прямо на меня здоровенного калибра оперёнными дурами, проскакиваю, без малого задемши, буквально между фюзеляжем и крылом. Тут же – до потемнения в глазах – мёртвую петлю, какое-то резкое встряхивание, будто котёнка за шкирку, потом ещё – рванул ведущий, надо думать – и я уже ниже следующей тройки, также надвигающейся на меня, заходящего опять снизу слева. По левую плоскость непонятное какое-то море огня, что там случилось, не разобрать. Вижу только, набирая скорость для ухода в вертикаль, как смотрящегося совершенно ошалевшим "мессера", скорее всего, ведомого второй пары, почему-то оказавшегося зависшим брюхом кверху над "юнкерсами" в гордом одиночестве, походя снимает с неба подоспевший Жидов. На которого, в свою очередь, пикирует та ещё первая пара "худых". Я же снова короткую очередь в брюхо, но в петлю нам не надо, нас там с нетерпением ждут миновавшие… нет, миновавший Жидова "мессер", одинокий, как тот парус, мы же сразу в вираж и навстречу, в лоб…[217] А-а-а, не хочет, за дымящим ведущим – на запад. "Юнкерсы" же, третьей девяткой, прямо под нами, и мы парой атакуем сверху ведущего. Выходя на прямую прицеливания лишь метрах в ста, сбиваем с толку стрелков. Тем не менее достаётся. Мне, во всяком случае. Проскочив впритирку позади едва уловимо мелькнувшего ведущего девятки, успеваю пригладить его хорошей очередью по всему фюзеляжу, от носа и до хвоста. Этот, пожалуй, готов. Впрочем, и я готов. Почти. Что-то не нравится мне, как конструкция поскрипывает да потрескивает. И дыр хватает – даже тех, что из кабины видно. Горючка ещё есть, а патронов на пару очередей, не больше. Скупых. А на западе что-то снова чернеется. Недобро так. В немалом, кажется, количестве. Взялись капитально. За нас.
Вслед за Жидовым захожу на посадку. По взлётке, в направлении от нас, отрывается ещё четвёрка. На смену. И у тех, что уже в воздухе, патроны должны быть. На первый взгляд аэродром пострадал не особо. Так, на полосе пара воронок, и в лесу справа дымы. Не дали прицельно отбомбиться. Ни "юнкерсам", ни "церштёрерам", ни снова "юнкерсам". Что, собственно, от нас и требовалось. Из кабины, однако, побыстрее надо. Поскольку бомбёры, оказавшиеся сто одиннадцатыми "хейнкелями" в количестве снова аж трёх девяток, показались уже над лесом. Там бой, первая четвёрка прошла "мессеров" прикрытия без одного и намылились втроём к бомбардировщикам. А мне страшно. На крыло ступить. Господи, на чём же это я летел! Воистину, велика милость твоя ко мне, недостойному!
Спрыгиваю буквально в объятия Коли – он здоровенный парнище, за сто восемдесят. Сантиметров. И стать – не как у меня. Однако "хейнкелям" наша стоянка, похоже, не интересна, ну ни капельки. Идут по ниточке, определённо на боевом курсе, но в стороне. Невысоко. На полутора где-то. Вторая четвёрка аккурат подоспела, так и вьётся вокруг да около. Хорошие ребята. И то… Кто не умел, всех повыбило уже. Остались, кто могёт, ну, или особо талантливые – кто по ходу научился. Головной "хейнкель" горит. Но строй держит. Нет, кто скажет, что те немцы поголовно трусы да дураки были – плюньте тому в рожу. Бомбы с полутора тысяч недолго летят – рвануло неслабо. Здорово в стороне, однако, и от нас, и от ВПП. Но – море огня. А Коля вроде как не очень этим расстроен. Ах, вот оно что. Там, оказывается, всю негодную технику расставили. Собственно, фюзеляжи одни. Ту пару "пешек", конечно, что я в самом начале заприметил. Когда впервые прилетел. Сюда. И много ещё чего. Всего и всякого. Замаскировали – но так, чтоб не вовсе незаметно было. Бочек – с отработавшим маслом большей частью – понаставили. Для больше дыма и огня. Зато основная ударная сила – двадцать с чем-то, число меняется постоянно, вот и сейчас из четырёх пара садится, "чаек" – на противоположной стороне. Лётного поля. И замаскированы – не в пример. Технари, кстати, за это время всё, что в принципе можно было. Восстановили. Молотки.
Двигаем с Жидовым на КП. Тот молчит. Похоже, свыкся-смирился. Со всоеобразной манерой ведения боя. Мною. Так, немного покосил глазом. Грустно так. Потом поматерился чуток – но вроде как про себя. Молиться надо. А не материться. После такого. Что выжили. Сам бы молился – да жаль, не верующий.
На КП – он в сторонке теперь, от строений-то, щель с телефонами, вот и весь комфорт, плюс цырик у знамени – нелетающая братия с замполитом во главе. Обком закрыт – все ушли на фронт. Действительно, Сиротин не выдержал и повёл четвёрку. Ту, что нас сменила. Типа, выздоровел уже. Нам приказал в боеготовности. Быть. Ждать. Замысел, оказывается, такой – чтоб немцы аэродром типа разбили, а на самом деле чтоб он навроде аэродрома подскока работал. Втихую. Ну там, заход на посадку только за тридевять земель и подольше на бреющем, взлёт аналогично. Радиосвязь изжить, как класс. Во избежание. Перехвата и демаскировки. Благо телефония работает. С Пинской флотилией наладили, а со штабом фронта какая-то линия со старых времён сохранилась. Кабельная, что ли. Глубокого залегания. Не то ВЧ. По-моему, в это время была уже.[218] Поинструктировали ещё чтоб тихо сидели и не высовывались, особенно когда стратег на высоте проходит. И ещё чтоб если сирена – все по щелям. Значит, ВНОС гостей заприметил. На подходе. Ракетами чтоб сигнальными – тож ни-ни. Нас тут нет.