Герои Аустерлица - Августин Ангелов
Проходя мимо костров, я слушал грубые солдатские шутки и смех бойцов, думая о том, что парни эти, конечно, оптимисты. Их совсем не пугает тот факт, что наша сводная рота оказалась одна в глубоком тылу у неприятеля. И что с нами будет уже завтра никому не известно. Ведь никто из нас не знает, какие силы французы бросят по нашему следу ради нашего разгрома. И выстоим ли мы в следующем сражении?
Впрочем, лично мне некоторый оптимизм прибавлял тот факт, что мы взяли много трофеев. И, благодаря этому, у нашего отряда появились не только хорошие лошади с качественной упряжью и отличные гусарские клинки, а также теплые медвежьи шапки, но и пополнился запас пуль и пороха. А это означало, что еще один бой, подобный сегодняшнему, наша сводная рота выдержать вполне способна. Хотелось надеяться, что и госпожа Удача по-прежнему будет на нашей стороне. Но, как известно, эта дама очень капризная и склонная к изменам.
Обходя лагерь, я прошел мимо множества расседланных лошадей, которые отдыхали под открытым небом, поедая овес из торб, предоставленных им заботливыми конюхами. Среди бойцов роты нашлось немало тех, кто попросились добровольцами на эти должности, умея хорошо обращаться с лошадьми. В основном, то были легкораненые драгуны. Расспросив их о состоянии лошадей, я убедился, что парни свое дело знают. А лошади на этот раз достались нам весьма неплохие.
Постепенно я приблизился и к тому самому дальнему костру в глубине вырубки, возле которого грелись беженки. Степан Коротаев уже при оружии и в трофейной медвежьей шапке стоял чуть поодаль, под деревом, внимательно наблюдая за обстановкой. Мой денщик проявил командирский талант, грамотно организовав посты охраны вокруг места, где находились женщины. И я подумал о том, что надо бы произвести его в сержанты.
Помимо самого Коротаева, еще трое вооруженных бойцов, его подчиненных, наблюдали за обстановкой, контролируя все подходы и не допуская к женскому обществу посторонних. Разумеется, кроме тех, кого сами женщины пригласили в свой круг. Потому я не удивился, найдя в их компании Леопольда Моравского. Впрочем, увидев меня, толстяк поднялся с бревна и начал желать всем доброй ночи, собираясь идти спать. Я же как раз хотел поинтересоваться кое-чем, по поводу возможностей для обороны в Здешове, потому и решил немного пройтись вместе с Леопольдом, спросив его:
— А скажите-ка, виконт, есть ли у вас в замке какое-нибудь оружие?
Он ответил:
— Да, князь. Я уже говорил вам, что мой замок хорошо укреплен. Он несколько раз успешно выдерживал осады и венгров, и турок. В арсенале имеются не только ружья, причем хорошие ружья, даже штуцеры, но и пушки. Дюжина пушек в крепости точно есть. А в подвалах полно пороха и железных ядер.
— Что ж, это хорошие новости. Вы порадовали меня, — проговорил я. И поинтересовался еще:
— Вы сказали, что не были в Здешове пять лет. Не так ли? А на кого же вы оставили замок? Кто там сейчас? Не заброшена ли крепость?
Леопольд объяснил:
— Не думаю. Там постоянно живет мой младший брат с семьей. Они присматривают за всем. И брат будет рад моему возвращению.
Проводив виконта до его костра, где толстяк намеревался провести ночь в компании своего слуги и слуги Влада, я вернулся обратно к беженкам, ловя себя на мысли, что испытываю желание пообщаться с Иржиной. Впрочем, почему бы и не пообщаться с ней? Кто мне мешает? Коротаев? Так ведь и он все понимает. Там же у костра и его Маришка сидит. Короче говоря, я все-таки решился составить компанию баронессе, заняв на бревне возле костра место Леопольда, ушедшего уже спать.
При моем появлении тетя Радомила и младшая сестра Иржины Эльшбета, пожелав спокойной ночи, удалились на отдых к женским палаткам вместе со своими служанками. А племянницы баронессы Бронислава и Иванка ушли отдыхать еще раньше. И потому у костра остались только сама Иржина и ее служанка Маришка. Возможно, родственницы сознательно проявили деликатность, уже все поняв о наших с Иржиной отношениях, а, может быть, так просто совпало. Но, вскоре мы остались у костра наедине, поскольку баронесса отослала и Маришку, приказав ей отыскать бутылку хорошего вина в багаже, чтобы угостить князя, то есть меня.
Эпилог
Я смотрел на красивое лицо баронессы. В отсветах костра оно казалось задумчивым и загадочным. Вдруг женщина заговорила:
— Почему ты не идешь спать, Андрэ? Ты же так устал сегодня. Я видела тебя в бою и молилась за тебя, — проговорила она тихо, почти шепотом.
Большой костер достаточно громко трещал дровами, а пламя шумело под легким ветерком. И чтобы услышать нашу беседу, нужно было стоять совсем рядом. Но, на таком расстоянии от нас никого не было. Мы в эти минуты находились наедине с костром, в котором языки пламени продолжали водить свой веселый хоровод. Перед тем, как присесть рядом с Иржиной, я подбросил в огонь еще пару поленьев.
— А ты почему не пошла отдыхать вместе со своими родственницами? — спросил и я.
Пожав плечами под теплой пушистой шубкой, вдова проговорила:
— Я думаю обо всем этом. О войне и о нас.
— И что же ты придумала? — поинтересовался я.
— Я мечтаю о том, чтобы все это бегство поскорее закончилось благополучно, и чтобы оказаться в России вместе с тобой, — сказала она весьма откровенно.
— Но, там у меня жена… — пробормотал я.
Иржина перебила:
— Ну и что с того? Я стану твоей любовницей. Должна же быть любовница у князя? Вот я и буду. Не для того я все бросила и пустилась в это опасное путешествие, чтобы тебя потерять. Знаешь, я так хочу увидеть Петербург! А еще и Москву! Моя бабушка оттуда, она в Москве родилась. Это голос крови, тот самый, который подтолкнул меня к тебе. Он звучит внутри меня, в самой моей душе. И я готова принять православие…
Тут вернулась Маришка вместе с Янушом, перебив наш диалог. Слуги принесли бутылку с дорогим красным вином, произведенным во Франции, урожая 1798 года. Бокалы они тоже прихватили, даже два запасных, а еще поднос и штопор, который здесь считался передовым изобретением. С помощью последнего Януш ловко извлек пробку, как заправский официант. Я попросил прислугу налить и себе, после чего мы вчетвером выпили за победу и за успех похода.
Откланявшись сразу после этого, я вернулся в палатку, где вовсю уже храпел
