Слово и дело - Игорь Черемис
– Ты в целом в правильном направлении шёл, – похвалил меня Семичастный. – А ещё что?
«И этот туда же».
– Не знаю, – честно признался я. – В январе у меня было несколько дел... помимо обычной текучки. Диссиденты, Петр Якир среди них... но там ничего толком не получилось... ещё с Высоцким познакомился, хотя и шапочно...
Высоцкого Семичастный пропустил мимо ушей, и мне не пришлось рассказывать о том, что я переспал с любовницей этого актера, а вот диссиденты во главе с Якиром его заинтересовали. Я сделал очень краткую выжимку тех событий, но и она заняла минут десять, за которые мы успели выйти на набережную.
– Это не выглядит чем-то серьезным, – резюмировал он. – Обычная работа, к тому же с санкции руководства, за такое не наказывают, хотя... За пять лет в Комитете многое могло поменяться. Или нет?
Я понял, что Семичастный всё-таки скучал по своей прежней должности и к деятельности преемника относился ревниво. Интересно, что будет, если я ему расскажу про будущее и про то, что Андропов дорастет до Генерального секретаря? Но испытывать собеседника такими откровениями не стал.
– Людей у нас стало больше, работы прибавилось, особенно после шестьдесят восьмого года, – пояснил я, и Семичастный с пониманием кивнул. – В остальном мы работаем так, как и прежде работали, а нужны другие методы.
– И какие же?
– Жестче надо быть, – объяснил я. – Иначе эти сукины дети не понимают. Думают, что мы слабые, и имеют на это право, потому что мы с ними нянчимся, как в детском саду. Я говорил с младшим Якиром, он же даже гордится тем, что делает. Боится, конечно, но гордится. Передо мной гордился тайно, не вслух, а перед своими соратниками, наверное, не скрывается. И они ему подражают. Хотя какие там соратники... так, сброд один...
Семичастный немного помолчал, глядя на Псёл.
– Смело... Очень смелые рассуждения. Но теперь я, кажется, понимаю, почему тебя хоть и на время, но убрали из Москвы, – я недоуменно посмотрел на него. – Виктор, ты знаешь, почему меня, Колю Месяцева, Колю Егорычева, Вадима Тикунова так спешно раскидали по миру?
Я молча кивнул. В СССР этого времени разгром группировки «комсомольцев» не был общедоступным знанием, но те, кто имел уши и глаза вполне мог сделать правильные выводы из череды отставок и назначений, пусть и растянутых на годы. Я – вернее, «мой» Виктор – это мог знать просто из-за места работы и общения с политически подкованными, но идеологически незрелыми гражданами. Конечно, Орехов подобными делами не увлекался, но кто мог догадаться, что творилось у него в душе? Насколько я помнил, его предательство было внезапным для всех, в том числе для начальства и ближайших коллег.
– А если знаешь, зачем вылезаешь с этим? – вдруг рявкнул на меня Семичастный.
***
Этот приступ начальственного гнева был неожиданным – настолько, что я отпрянул в сторону, опасаясь, что вслед за рыком последует поставленный удар в челюсть. Но к рукоприкладству Семичастный переходить не спешил – он просто грозно смотрел на меня, хотя с его лицом это выглядело не так страшно.
– Простите... Владимир, я не понимаю, – пролепетал я. – Возможно, мы говорим о разных вещах? Я был уверен, что из Москвы вас перевели, когда... Леонид Ильич получил достаточное число сторонников в Политбюро, то есть его группа оказалась сильнее аппаратно.
Весь гнев моментально вышел из Семичастного и растворился без следа. Он отвернулся от меня и зло сплюнул в воду.
