Ант Скаландис - Меч Тристана
Безумно устал Тристан от европейского юга и знакомство с Азией, даже с иудеями решил оставить до следующего раза, а пока податься поближе к родному Северу через Эвксинский Понт или, как его здесь называли, Русское море. «Вот уж никогда бы не подумал, — удивлялся Тристан, — что Черное море Русским было! Прохлопали, мужики, отдали неизвестно кому, теперь сами крошечным кусочком берега владеем. Стыдоба!»
Ну ладно, двинулись они теперь в сторону Балтики, то есть по-тогдашнему Варяжского моря. И тут вдоль всего Днестровского торгового пути было очень неспокойно. Сначала пришлось порубать головы набежавшим из степей печенегам, потом — примчавшимся оттуда же каким-то уличам, тиверцам, уграм и даже мадьярам. Причем мадьяры эти пришли совсем не из Венгрии, а, наоборот, с востока, чуть ли не с Урала, и потому, наверное, были очень злые. Но Тристан и с ними совладал. А после заметил философски: «Может, иной мадьяр и не виноват в том, что он мадьяр…» В ответ на это вдрызг измотанный жаркими стычками Курнебрал обиженно взревел: «Как это не виноват?!» И Тристан решил с ним не спорить. Ну а древляне и поляне киевские, забредавшие порою к Днестру, людьми оказались куда как более миролюбивыми, да и говорили они почти по-русски — Тристан быстро научился их понимать.
Так мало-помалу добрались путешественники до владений польского короля. Но и Польша оказалась раздробленной на какие-то княжества, то бишь воеводства. Порядка не было в стране, и люди добрые посоветовали держаться ближе к западу, к Одре, а не к Висле. «Там, — объясняли они, — уже германские земли начинаются, и вот такими же рыцарями, как вы, хоть пруд пруди». И решил Тристан, что люди добрые правы, надо все-таки искать себе подобных. Это в равной мере относилось и к друзьям, и к женам, и к начальникам, то бишь сюзеренам (так здесь, кажется, выражались?). Не отправляться же в самом деле на восток, в родные московские края, где, если он правильно помнит, пока лишь дикие звери по густым лесам бегают. Да и роднее ему сейчас Западная Европа — к чему скрывать?
За время долгих скитаний по южным странам, где жили очень милые, в сущности, и очень темпераментные люди, Тристан пришел к выводу: у всех этих черноволосых и темноглазых принципиально другой менталитет (классное словечко для десятого века!), и никогда они не смогут быть вассалами короля Артура. А именно такая задача — присоединение к Логрии новых земель — и была поставлена перед Тристаном. Всяческих чудовищ даже самого гадкого пошиба Тристан одолевал запросто. Первых рыцарей многих государств и просто странствующих умельцев, ни к каким королевствам не приписанных — тоже. Покорял на турнирах и уничтожал в боях. Неизменно и легко побеждал всех. Однако требовалось еще утвердить свою власть. Да вот незадача: людей, не только не слыхавших о Логрии, но даже не говорящих по-валлийски, заставить поверить, что лучшим и талантливейшим, самым сильным и добрым, в общем, отцом народов всей Евразии, а то и всей Земли является какой-то король Артур с острова Британии — в этом убедить не получалось. Менталитет народный оказывался неподвластен ни мечу Тристана, ни копью его, ни даже тем необъятным (для средневековья-то!) знаниям, которыми обладал Иван Горюнов.
В общем, попутешествовать было интересно. Как-никак круиз по Средиземному морю — с детства о таком мечтал. Но политического смысла почти ноль.
А вот на просторах Польши почувствовал Тристан что-то родное. Для кого же все-таки? Для потомка древних пиктов Тристана или для простого российского паренька Вани? Наверное, для обоих сразу. И понял он, что здесь задержится. Даже подумал: то-то обрадуется Мырддин со своим глобальным историческим экспериментом, если по прихоти Ивана польский король возьмет да и согласится стать вассалом короля Артура!
Однако до этого дело не дошло, и прежде всего потому, что Тристан оказался не первым, кто строил здесь и сейчас примерно такие же планы.
* * *Замок Сигурда Отважного стоял на высоченном зеленом холме, внизу, вкруг него, образуя крутую излучину, протекала широкая в этих местах река Одра, а за нею во все стороны простирались леса, леса и леса. Красивое место, приятное, равнинное, и никакого тебе моря. От моря Тристана уже тошнило. Подъезжали они с Курнебралом к городу на роскошных лошадях, купленных совсем недавно. У Тристана — арабский жеребец, быстрый как ветер, взращенный для скачек и погонь, рассчитанный на рыцаря в легких доспехах. Оруженосцу же верному традиционно полагалась кобыла кастильской породы, мощная и выносливая. Эта зверюга и тащила на себе латы Тристана, в то время как сам он двигался налегке, правда, с мечом, но перевязи накинуты поверх модного кафтана местного покроя, совсем новенького, с иголочки, а на голове — огромная шляпа с перьями.
На окраине города им захотелось пить, свернули с дороги в корчму, да и разговорились с хозяином. Здешнего сюзерена — герцога Сигурда Жилина по прозвищу Отважный в народе любили. «Странное родовое имечко у него, — подумал Тристан. — То ли поляки так произносят французскую фамилию Жилен, то ли герцог этот в действительности какой-нибудь Васька Жилин из-под Пскова».
Меж тем корчмарь рассказал, что силой физической Бог не слишком щедро наградил Сигурда, зато отличался хозяин замка необычайным умом и сообразительностью, да и отважен был по-настоящему. А еще богатство его, нажитое во многих походах, считалось несметным, причем путешествовал Жилин всегда с небольшим, но очень сильным отрядом опытных бойцов, и маршруты его путешествий были мало кому известны. Подданным своим платил герцог щедро. Весь этот город с чудным названием Зелена Гypa, то есть Зеленая Гора, жил припеваючи, весь — от придворных пажей до последнего сапожника.
Подивились Тристан с Курнебралом и спросили:
— В чем же секрет таких успехов вашего сюзерена? Не может ведь не быть секрета, когда все так хорошо, пусть даже в одном, отдельно взятом, маленьком городе.
— Тайна сия велика есть! — начал было пудрить им мозги корчмарь, но потом раскололся. — Ладно. Скажу вам в виде исключения. Только чтобы больше никому, а уж если герцог прознает — он такой, он может прознать! — на меня ни в коем разе не ссылаться.
Тристан обещал, дав кабатчику слово рыцаря, и тот зашептал:
— Есть у нашего сюзерена Жилина маленькая тайская собачка, по-другому, собачка из Страны Эльфов, как ни назови ее, собачка волшебная. Люди разное говорят, откуда она взялась на самом деле, но в ней-то и заключена вся сила герцога Зеленогурского. Ведь на шее той собачки висит еще и колоколец необыкновенный. Колоколец, когда качнешь его, позвякивает И как услышит кто этот потусторонний звон, так одни ото всех хворей излечиваются, некоторые, говорят, даже воскресали, а другим, наоборот, плохо делается, так что они умирают враз. Много всяких небывалых вещей умеет делать эта собачка, лично я всего и не знаю. А зовут ее Лоло-ци-Ци. Вот и все.
Конечно, весь это рассказ представился Тристану, да и Курнебралу тоже, дремучей польской ахинеей, но все-таки они запомнили слова корчмаря. На всякий случай. Мало ли что. Дыма-то без огня не бывает. Запомнили, поблагодарили за доброе вино, да и пошли ко двору герцога.
* * *И надо заметить, герцог сразу им понравился. Радушный хозяин, живо реагирующий на все новое, держался он достойно в любой ситуации, разговор умел вести интересно на самые разные темы, а еще обладал удивительным для десятого века чувством такта, за которым угадывалось нечто большее, нечто неуловимое. Обаянием тайны называют это иногда. С Курнебралом обсуждать подобные вещи представлялось абсолютно бессмысленным — оруженосец был умен, но прост и в тонкостях психологии не разбирался, потому Тристан лишь спросил его как-то:
— А что ты думаешь. Кур, по поводу национальности нашего сюзерена? И откуда так много языков знает, говорит на всех практически свободно?
— Чего ж тут особенного, сэр? — удивился Курнебрал такому вопросу. — Ты и сам языков знаешь не меньше. Вестимо откуда — из путешествий, из общения с людьми. А вот каких кровей будет наш новый друг Сигурд, и не знаю, право. На лицо как будто человек он южный, а борода вроде почти рыжая, и веснушки, и глаза синие. Не пойму я, сэр, не пойму. А сам-то он тебе что рассказывает?
— А ничего не рассказывает, — ухмыльнулся Тристан. — Знаешь, как он ответил мне на прямой вопрос: «Я зверь благородный, но был всю жизнь сыном без матери, нет у меня и отца, как у людей, потому я всегда одинок». Сам понимаешь, как я оторопел от таких речей его, и только решил уточнить, почему же он зверь, а Сигурд мне этак просто: «А разве человек — не зверь?» Я не нашелся что ответить.
— Я бы тоже не нашелся, — кивнул Курнебрал. — Но все равно с сэром Сигурдом можно иметь дело. Так я считаю.
— С паном Сигурдом, — поправил Тристан.
