Андрей Уланов - Крест на башне
А вот на трофейном камуфляже Николая прибавилось лишь две отметины — небольшая, в полпальца, подпалина на правом боковом кармане и рваная дыра чуть выше. Дыра, которую оставил горячий стальной осколок, ставший для лейтенанта Волконского смертельным.
Бывший башенный командир крейсера «Адмирал Эссен», лейтенант Николай Павлович Волконский…
В его офицерской сумке, помимо обычного нехитрого фронтового скарба, обнаружились три толстые тетради, — довоенные, с толстой картонной обложкой. Две были исписаны «от корки до корки», третья же была едва начата. Стихи и песни… порой удивительно непохожие… даже не верилось, что их сочинил один и тот же человек… наш товарищ.
Замолчал пулемет.Снег тихонечко тает.Кто затих, кто живет,Кто от ран умирает,А вокруг бродит смерть,Горы в страхе застыли,До конца догоретьВ этой огненной пыли.
Последняя — пятая за день! — атака закончилась для господ соц-нациков героическим захватом оставленных нами позиций, развивать же свой успех они, наученные горьким опытом, уже не пожелали, решив, видимо, доразобраться с нами завтра.
Командование бригады, однако, имело на сей счет свое мнение. Основой для выношенного им замысла послужил тот факт, что танки синих практически наверняка не должны были иметь ночных прицелов — эти сверхценные приборы поступали лишь к отборным фронтовым частям, следовательно, господа ревюгсоветовцы могли полагаться только на осветительные снаряды, ракеты, фары и ксеноновые прожектора. Что они, собственно, и делали, причем довольно-таки безалаберно: запускаемые ими ракеты высвечивали не столько необходимую им местность, сколько их собственные танки.
От нашего батальона в ночной вылазке приняло участие семь расчетов бронебоек, возглавить которых вызвался прапорщик Борисов из первой роты. Они скрытно выдвинулись на дистанцию выстрела… и без пяти полночь три красные ракеты ознаменовали для синих танкистов начало веселого фейерверка. Шум вышел преизрядным, особенно когда опомнившиеся соц-нацики принялись поливать огнем пространство перед своими окопами. Беспорядочная пальба по каждой подозрительной тени продолжалась минут двадцать.
На следующие же три часа ночь превратилась в день от беспрерывно запускаемых осветительных «люстр». Лишь ближе к рассвету их часовые расслабились, промежутки между запусками начали удлиняться… и тут красные ракеты взлетели вновь.
На этот раз простой пальбой наугад дело не ограничилось — к концерту подключились синие артиллеристы, учинившие короткий, но яростный огневой налет по нейтральной полосе. Ночью это выглядело вдвойне эффектно — так оценили сие зрелище герои этой ночи, наблюдавшие за ним уже из наших траншей, после чего отправились досыпать остаток ночи, великодушно уступив господам соц-нацикам привилегию трястись в наших бывших окопах, ежесекундно ожидая очередной вылазки этих жутких, с рогами и копытами, «возрожденцев».
Утро 20-го выдалось удивительно красивым, — восходящее солнце раскрасило восток в нежнейшие светло-розовые тона, изумительно оттененные индиговыми полосками облаков. Вдобавок, совсем недалеко от моего окопа устроилось на распевку семейство каких-то лесных пичуг… и даже не нужно было закрывать глаза, чтобы представить: нет никакой войны, а просто еще один весенний день… пока первый упавший перед траншеей снаряд не перечеркнул эту пастораль черным клубом разрыва.
19-я дивизия, как узнали мы впоследствии, имела в своем обозе несколько доверху груженых составов боезапаса и потому экономить снаряды синие пушкари не собирались. Скорее наоборот — бывший штабс-капитан решил припомнить уроки, которые он три года получал в окопах от профессоров кайзера, и максимально использовать свое преимущество в артиллерии.
Сковав несколько соседних батальонов, среди которых оказался и наш, вялым беспокоящим обстрелом, этот социал-интернационалистический Бонапарт сконцентрировал три четверти стволов на узкой полоске вдоль шоссе. Угодивший под удар шестой батальон за десять минут обстрела потерял больше трети штыков, но гораздо хуже было то, что на сей раз синие танкисты не подарили паузу «на восстановление». Им, видимо, сумели наглядно объяснить, что в жизни есть вещи и похуже осколков собственной артиллерии. Выйдя под прикрытием артогня на рубеж атаки, танки с десантом на броне пошли вперед, даже не дождавшись окончания обстрела.
И — смяли. Шестой батальон дрался отчаянно, из первых четырех прорвавшихся через траншеи танков они сожгли три… и сами сгорели в неравной схватке, все, до последнего, а плацдарм оказался рассечен на две неравные части. Наш же батальон, — вместе с 3-м и 7-м — оказался на «малом острове». Тогда как командование бригады с 1-м, 4-м, 8-м, 10-м, 11-ми 12-м, а также штурмовым полком — на «большом».
Комбриг решил сымпровизировать — ближе к полудню восемь аэровагонов попытались высадить оперативный десант, с расчетом атаковать вошедшие в разрыв части с тыла. Увы, вчерашний урок не прошел для господ соц-нациков даром. На подлете к месту десантирования три машины в упор расстреляли зенитки, еще одна получила в борт снаряд от вкопанного танка. Высадившиеся почти сразу попали под сильнейший пулеметно-минометный огонь, и оказавшийся старшим по званию комбат-8 принял решение идти не назад, а вперед и атаковать артиллеристов.
Им удалось уничтожить две батареи тяжелых минометов, одну — дивизионных гаубиц, сжечь танк, несколько ракетных многостволок и рассеять выдвигавшийся к прорыву пехотный батальон. Один. Второй, успевший развернуться, отжал их к лощине, блокировал…
Удивительно: им даже предложили сдаться. Ответ был короток, прост, непечатен, и на лощину, перекапывая ее на три метра вглубь, обрушились «чемоданы».
К двум часам синие подошли к основной турбокоптерной площадке. Здесь они опять нарвались — несмотря на то что атакующие отряды после вчерашнего усилили самоходными зенитками, «Скифы» сумели-таки уловить момент и квалифицированно проштурмовать наступавших. Вернувшись, коптеры заправились и ушли на север, «согласно приказу командования корпуса». Туда же, несколько минут спустя, отправились и транспортники с ранеными.
Видно их было хорошо — и немного обидно. Впрочем, нам сейчас было не до обид, — ребята Алина насели на нас почти всерьез, обстрел сменялся атакой, атака — обстрелом. Почти — потому, что атаки все же были какие-то не те…
Лишь после полудня я своей дважды контуженной головой, наконец, сообразил, чего они хотят, вернее, чего они могут добиваться этой тактикой и, похоже, им это удается.
Эти атаки попросту отжимали нас от «большого острова».
Удивительно — но при этом вокруг так и не замкнули полноценное кольцо. Соц-нацики наседали с фронта и на левом фланге, со стороны прорыва. Понемногу начинали постреливать и в тылу, но на правом фланге пока царила тишина. Господа социал-интернационалистические полководцы решительно настаивали на отсутствии в их лексиконе понятий «обход» и «окружение». Воистину — сила есть, ума не надо… впрочем, сил им и впрямь было не занимать!
Я, однако, отлично понимал, что бесконечно подобное везение длиться не может, — еще немного, и наша «тонкая линия, окованная сталью»,[34] свернется в круг вне зависимости от желаний синих Наполеонов, а просто из-за того, что каждая очередная атака заставляет нас все больше и больше загибать фланги.
Все эти мысли я высказал штабс-капитану Овечкину в перерыве между надцатой по счету атакой, бывшей, однако, редким и приятным исключением: этот перерыв не сопровождался ставшим уже привычным артобстрелом.
Игорь выслушал меня, поминутно морщась — час назад он «поймал» в бедро осколок на излете и сейчас этот крохотный, не больше ногтя кусок металла при каждом движении напоминал о себе взрывом тягучей боли. Выслушав же, спокойно осведомился, не располагаю ли я какими-нибудь еще идеями относительно создавшегося положения, а, главное, выхода из оного?
Он ждал ответа, а я молчал и вовсе не потому, что мне было нечего сказать.
План, который возник у меня под аккомпанемент синей артиллерии… Проблема даже не в том, что он был похож на творения Димочки и его нынешнего штаба. В конце концов, я уже не один раз задавал себе вопрос — может, именно так и нужно воевать на этой трижды проклятой Гражданской войне?
Но… этот план не мог «вдруг» возникнуть у бывшего ротного фельдшера. А буде чудо все же произошло, как убедить поверить в него двух других комбатов?
Кандидат в прапорщики Николай Береговой этого сделать не мог. Подполковнику же Сергею Береговому было мучительно стыдно.
* * *Хуже всего было с тяжелоранеными. Таковых в батальонах набралось больше тридцати. Самодельные, из плащ-палаток, носилки были для них сущей пыткой, но оставить их мы тоже не могли.
