Сценарист - Син Айкава
Быть может, подросток надеялся на чудо. Почему-то всем сердцем и душой ему хотелось верить в то, что Густавсон всё-таки смог пережить бой с его отцом. Хоть последний и был очень силён и хитёр, он понимал, что и Клаус держал в рукаве несколько козырей, которыми ему бы в любом случае пришлось воспользоваться, чтобы выжить. Син пытался верить в то, что эти самые козыри не оказались слабыми.
«Мы с ним так и не успели нормально поговорить. Думаю, у нас с ним найдётся много общего. Разумеется, не считая того, что мы с ним оба подвергались чудовищным экспериментам. О таком вряд ли захочется говорить в дружелюбной, весёлой и приятной обстановке».
С каждым шагом вперед надежды Сина угасали все больше и больше. Он продолжал двигаться вперед, подавляя чувство тревоги, которое накатывало на него волной. Каждый момент, проведенный в тишине и одиночестве, только усиливал его беспокойство.
Наконец, он вышел из зоны трибун и увидел картину, которая заставила его сердце сжаться от боли.
Чуда не случилось.
В нескольких десятках метров впереди он увидел бледное тело подростка, что лежал на спине и не подавал никаких признаков жизни. В стороне от него можно было разглядеть огромное алое пятно крови, что постепенно уходило в песок. Лицо его было серым, а руки лежали безжизненно на песке. Одежда на нём была изодрана практически везде. Металлический серп, который служил верным оружием парня, был сломан, и лежал он в десятке метров от него.
Понимая, что счастливому финалу, увы, не быть, Айкава опустил голову и медленно побрёл к павшему товарищу. В его сердце не теплились наивные надежды на то, что тот ещё может быть жив — его внешний вид разрушал любую иллюзию на этот счёт. Он не обращал внимания ни на мир вокруг, ни на разрушения, ни на того, кто находился чуть поодаль от подростка — его взгляд был прикован только к последнему.
Оказавшись рядом, Син взглянул на лицо павшего товарища. Оно было спокойным и умиротворенным, словно парень спал, погруженный в мир грёз. Его черты были мягкими и безмятежными, словно в этот момент вся боль и страдание покинули его. Он обрёл долгожданный покой.
Мягкий свет ламп, что направляли свои лучи света с потолка, ласково освещал его лицо, придавая ему особую благородность и умиротворение. В его глазах, хоть и закрытых, лежала некая невидимая мудрость и глубина, словно он проникся смыслом и целью своего существования.
— Надеюсь, ты умер без сожалений, — произнёс Айкава, после чего соединил руки у груди. — Спи спокойно, Клаус Густавсон.
Со стороны послышался болезненный кашель. Парень всеми силами старался игнорировать его источник, да только тот прям желал получить его внимание.
— Никогда бы не подумал, что этот ублюдок сможет вытворить такое, — произнёс мужчина, после чего вновь закашлял.
Подросток нехотя отвёл взгляд от павшего товарища и наградил им Кенджи, который лежал в стороне с воткнутой в грудь катаной. Под ним образовалась большая лужа крови, а его плечо и лицо были искажены от ударов. Разбитый нос и губа, фингал под глазом, а также видимые повреждения на других частях тела говорили о том, как сильно он пострадал в битве. Он был в таком состоянии, что даже при медленном дыхании было заметно, насколько сильно он в данный момент страдал.
— Теперь я убедился, от кого мне передалось такое упрямство, — съязвил Син. — Даже сдохнуть нормально не можешь.
Старший Айкава от такого замечания ухмыльнулся, но через мгновение пожалел об этом, когда его тело ещё раз пронзила адская боль, от которой его лицо тут же скривилось.
Младший же теперь нависал над умирающим отцом. Он больше не испытывал к нему гнева и злости. Вместо этого в его сердце замерцала лишь жалость — чувство, которое он не ожидал испытывать к человеку, принесшему ему и всем остальным столько страданий и боли.
— Не смотри… на меня… таким взглядом, — раздражённо произнёс Кенджи. — Мне не нужна твоя жалость!
— Даже перед ликом смерти ты не перестаёшь быть мудаком, отец, — ответил ему подросток.
Выплюнув очередную порцию крови, Директор приковал свой взгляд к потолку. Его лик не выражал лишь одну эмоцию — печаль.
— Какой… ужасный финал, — тихо сказал он. — Столького добился, прошёл через множество испытаний… и всё ради того, чтобы мои планы и задумки уничтожили два подростка, которых я сам и взрастил. Это… так глупо.
— Этого стоило ожидать, — дал свой комментарий мальчик. — Рано или поздно, отец, это должно было случиться.
— Но я не думал… что это произойдёт до того, как мой план завершится успехом. Всё… должно было быть иначе.
— Похоже, твой сценарий не был идеальным.
Мужчина слабо улыбнулся. Жизнь медленно покидала его, и он отчётливо ощущал это.
— Мой сценарий… всё ещё работает.
— Опомнись уже, — прикрыл глаза Син. — Ты умираешь. Разве смерть входила в твои планы?
— Это… не так важно, — болезненный кашель вырвался из его груди. — Важно лишь то, что остальные события пройдут именно так… как я и задумал. Мне лишь… грустно от того, что я сам… не увижу его финала.
— Ужасная потеря, — иронично высказался сын.
— Смейся, пока можешь, — злобно ухмыльнулся отец. — Тебе никак не повлиять на предначертанное. Всё будет… по моему плану.
— Вот только ты больше не управляешь мной. Всё кончено. Признай уже, что проиграл.
— Я не проиграл,— издал смешок Кенджи. — Проиграл здесь… только ты, Син. Ты… не сможешь пойти по другому пути. Ты… не сможешь измениться. Все… ненавидят тебя… презирают… Никто не хочет видеть тебя своим другом, и никто не изменит своего мнения о тебе — я позаботился об этом. У тебя не получится… жить спокойной жизнью. Тебе… суждено… быть злодеем… всю жизнь.
Старший Айкава сильно закашлял, его тело задергалось от боли, словно каждый вздох был для него последним. Беспомощность перед силой смерти отражалась в его дрожащем теле, и он ничего не мог поделать с этим. Его конец приближался.
— Моё желание… сбудется. Я… не проиграю. Я… лучше, чем все вы, и вы это… знаете.
Последние слова Кенджи прозвучали слабо, как последний вздох умирающего. Его тело напряглось последний раз, а затем расслабилось, полностью освободившись от жизни.
