Леонид. Время исканий - Виктор Коллингвуд
Все тут же зашумели, заговорили. Эпопея «Челюскина», застрявшего во льдах Чукотского моря, была главной драмой и главной темой для разговоров той зимы. Газеты ежедневно печатали сводки, и вся страна, затаив дыхание, следила за героическим дрейфом.
— Вы только подумайте, какая отвага! — горячо заговорил Александров. — И женщины там, и даже ребенок, родившийся в экспедиции!
— А как вы думаете, Леонид Ильич? — неожиданно обратился ко мне Утесов, и все взгляды устремились в мою сторону. — Вы же у нас теперь за всю авиацию отвечаете. Если, не дай бог, случится худшее… Сможем мы их вывезти оттуда самолетами? Это же край света, льды…
Наступила тишина. Вопрос был не праздным. Он был полон тревоги и надежды. Я посмотрел на их взволнованные, сочувствующие лица. Они не знали того, что знал я. Они не знали, что через полтора месяца, 13 февраля, льды раздавят «Челюскин», и сто четыре человека окажутся на дрейфующей льдине. И что спасать их действительно придется самолетами, в невероятно тяжелых условиях.
— Сможем, — сказал я твердо, стараясь, чтобы мой голос не выдал того, что я видел перед своим мысленным взором. — Авиация для того и создана, чтобы делать невозможное. У нас есть хорошие машины, АНТ-4, и, что еще важнее, у нас есть летчики, равных которым нет в мире. Если понадобится, они долетят и до Северного полюса. И спасут всех. До единого человека.
В моих словах была такая несокрушимая, почти пророческая уверенность, что все замолчали, глядя на меня с удивлением и уважением.
— Леонид Ильич, я вам так скажу, — басил Утесов, поднимая бокал. — Ваша идея со скоростными истребителями — это, конечно, хорошо. Но без наших веселых песен народ воевать не пойдет! Так что давайте выпьем за то, чтобы и у вас, и у нас все получалось!
Все шумно поддержали тост. Я предрек их фильму, «Веселым ребятам», оглушительный успех, сказав, что страна истосковалась по смеху и хорошей музыке. В какой-то момент ко мне подошла Любовь Орлова. Она была в длинном, переливающемся серебром платье, и на фоне бревенчатых стен дачи выглядела как голливудская дива, случайно попавшая на русскую вечеринку. Со странным выражением лица оглянувшись на мою спутницу, она громко спросила:
— Леонид Ильич, здравствуйте, — ее голос был высоким и мелодичным, как звон колокольчика. — Я очень рада вас здесь видеть. Как здоровье вашей супруги? Надеюсь, все хорошо?
— Спасибо, Любовь Петровна, — я чуть растерялся от ее прямоты. — Она в больнице. На сохранении. Но врачи говорят, что все будет в порядке. Роды ожидаются в марте.
— О, это замечательно! — ее лицо искренне просветлело. — Передавайте ей от меня привет и самые добрые пожелания!
Она улыбнулась и отошла. Я проводил ее взглядом и, обернувшись, наткнулся на взгляд Доры. Она стояла рядом и слышала весь наш короткий разговор. Улыбка, еще минуту назад игравшая на ее губах, исчезла. Она не нахмурилась, нет. Черты ее лица не изменились, но оно вдруг стало неподвижным, застывшим, как у фарфоровой куклы. Улыбка превратилась в стеклянную, вежливую маску, а в глубине ее темных, огромных глаз на мгновение вспыхнул и тут же погас какой-то холодный, жесткий огонь. Это длилось лишь секунду. Но в этот момент я с абсолютной, леденящей ясностью понял, что она не знала о беременности Лиды. И новость эта стала для нее ударом.
На следующий день в секретариате мне сообщили, что Дора написала заявление об увольнении с поста моего секретаря.
