Неправильный диверсант Забабашкин - Максим Арх
Понимая, что вот-вот вся эта кодла начнёт разбегаться в разные стороны, решил отсечь их от стоящего ближе к носу корабля длинного здания. Так как высшие немецкие морские офицеры уже давно закончились, во главе угла ставил уничтожение всех, кто носил хоть какие-то погоны.
В то время, когда я приступил к третьему заходу, то есть опустошению магазинов двух винтовок, на пирсе уже бушевала самая настоящая вакханалия. Немецкие матросы, глядя на валяющиеся тела своих командиров и камрадов, наконец, осознали, что что-то идёт не так, и вначале было устремились к этому самому зданию. Но когда те, кто бежал туда первыми, стали замертво падать, толпа, впав в самое настоящее безумие, резко развернулась и рванула на корабль.
Человек — разумное существо, по крайней мере, иногда, а вот толпа из людей — уже гораздо более глупое, бестолковое, склонное к панике и безрассудным действиям. Так как трапов с пирса на крейсер было установлено всего три, и были они достаточно узкими, то ополоумевшая нечисть, стараясь всеми силами выжить, стала толкать и пихать локтями друг друга, создавая неимоверную давку. Разумеется, в тысячной толпе никто ни о какой очерёдности и помощи близкому даже и не думал. Сейчас выживали сильнейшие. И именно эти сильнейшие, отталкивая тех, кто был менее ловок и силён, чуть ли не по головам своих товарищей пробирались всеми правдами и неправдами по трапу на корабль, а те, кто был слабее, попросту летели в воду. И когда они туда падали, то оказывались зажаты между двумя высокими стенами: железным корпусом тяжёлого крейсера с одной стороны и высокой бетонной стенкой причала с другой.
Не знаю, сколько точно матросов оказалось в воде, но там воистину кишело целое море из голов.
Те же счастливчики, кто оказался на борту «Адмирала Шеера», разумеется, решили ускользнуть внутрь корабля и тем самым избежать свинцового возмездия за грехи. Больше всех везло тем матросам, которые поднимались по трапу, что был посередине корпуса. Они сразу попадали на палубу и забегали в двери корабельных помещений, скрываясь тем самым от пуль. А вот менее всех повезло тем, кто был на носу.
Паникующее стадо убийц, вероятно, осознавая, что выжить под пулями куда сложнее, чем расстреливать мирные корабли и убивать мирных советских граждан, зажалось в передней части корабля, когда я отсёк их градом пуль от надстройки. Многие из них пытались попасть внутрь орудийной башни главного калибра и тем самым скрыться от праведного гнева там, но двери, ведущие в башню, на их несчастье, оказались закрыты. Я не собирался давать нечисти время очухаться и централизованно отступить, а потому стал вновь и вновь разряжать туда обойму за обоймой.
И всякий раз, когда моя пуля находила цель, я говорил тем, кто погиб в моей истории на острове Диксон, на ледокольном пароходе «Сибиряков» да и вообще в советской Арктике, что за смерть кого-то из них уже отомстил. Более того, уничтожая команду линкора, я спасал тех, кто мог погибнуть, но не погибнет в этой истории. Они выживут, они победят, они женятся и у них родятся дети и внуки. Они будут жить счастливой беззаботной жизнью в великой стране. И пусть будет так! Пусть они живут, а те, кто их хотел убить, пусть отправляются к себе домой — в ад! И помогу им в этом я — юный семнадцатилетний мальчишка, в теле которого живёт справедливость и праведный гнев к врагам рода человеческого!
После зачистки носовой части, чтобы никому обидно не было, уделил внимание корме. Находящиеся там матросы, вероятно, увидев, что часть дверей закрыта, и скрыться от пуль снайпера они не могут, мгновенно были деморализованы и, закрыв головы, вжались в ограждение бортов корабля, но некоторые из них, видя, что офицеров поблизости нет, пытались организовать своих камрадов и заставить выполнять отдаваемые ими приказы. На таких активистов, я, разумеется, тут же обращал своё пристальное внимание, не давая им вносить безобразный порядок в устроенный мною образцовый хаос. Ясное дело, что подобные особи практически в то же мгновение, как только начинали зачем-то махать руками, тут же забывались вечным сном.
Занимаясь ликвидацией кровавой команды карманного линкора я был спокоен и совершенно не ощущал того адреналина или азарта, что бушевал во мне ранее. К уничтожению противника сейчас я относился, как к работе дезинсектора. Мои пули буквально очищали землю и давали нормальным людям шанс на счастье, и не нужно говорить, что во всём, мол, были виноваты командиры корабля, а немецкие матросы просто выполняли приказы. Ага, знаем мы эту песню. Один эсэсовец тоже жаловался в письмах своей жене, что, мол, испытывает неимоверные душевные терзания, когда детей закидывает в газовую камеру. И таких примеров хоть отбавляй. Все они, дескать, только выполняют приказ, равно как и эти особи, что сейчас как крысы носятся по карманному линкору, стараясь спасти свои поганые жизни. Ишь, хорошо устроились — у командиров чистые руки, у исполнителей — чистая совесть!
А ведь это именно они будут подносить снаряды к орудиям, именно они будут следить, чтобы двигатели корабля работали на всю мощность и могли быстрее маневрировать, чтобы застать врасплох мирных граждан, которых собирались убить, именно они будут корректировать огонь по мирным кораблям и посёлкам в советской Арктике. А потому все они виновны! И тут нет и не может быть другого мнения, как не может быть и жалости к кровавым маньякам и убийцам!
Я старался использовать каждую секунду с максимальной эффективностью, зная, что это обязательно приблизит нашу победу над столь безумным и страшным врагом. Из-за отсутствия помощника, конечно же, моя скорость ведения огня была ниже, чем та, которую я показывал на фронте, но и противник тут был менее подготовлен к такого рода воздействию, а потому многие из них были деморализованы. Не нужно забывать, что моими подопечными были матросы, и боевые действия они, как правило, вели на море. А что такое бой на море? Это параллельно плывущие милях в тридцати-сорока друг от друга корабли противников, иногда совершенно неспешно стреляющие по смутным силуэтам, которые и в бинокль не всегда различимы. И стрельбы такие могут продолжаться чуть ли не сутки.
Тут же совершенно другой вид боя, к которому немецкие военные моряки были совершенно не подготовлены. Они привыкли сами влиять на бой, а сейчас большинство из них было неспособно это делать. Видя, как то тут, то там происходит падёж
