Неправильный диверсант Забабашкин - Максим Арх
В общем, абсолютно не испытывая никаких угрызений совести за то, что в момент боя я якобы был нонкомбатантом, переоделся, надел на себя чёрную высокую шапку и, мысленно пожелав себе удачи в борьбе с врагами рода человеческого, полез на чердак. Всё — я, пусть и в образе солдата времён Наполеона и Кутузова, готов был, как и наши славные предки, с винтовкой в руках громить нечисть.
А нечисть тем временем начала строиться. Отряды немецких матросов под предводительством офицеров выставлялись в четыре шеренги лицом к кораблю. Первая шеренга находилась где-то в пятнадцати-двадцати метрах от правого борта, с которого на пирс было спущено три трапа: с носа, центра и кормы.
Судя по расположению экипажа, я предполагал, что их высшие командиры будут толкать речи, стоя к карманному линкору спиной. И получалось, что относительно моей позиции все находящиеся на пирсе военные моряки будут стоять боком.
«Что ж, меня их построение вполне устраивает. Да мне, собственно, и по фигу, в какую проекцию им стрелять», — отметил я, бережно распаковывая и расставляя перед собой пачки с патронами. Конечно, это можно было бы сделать и раньше, но Забабашкин теперь воробей стреляный и старается предусмотреть всё. Вдруг мне бы пришлось экстренно оставлять позицию, например, из-за появления ещё какого-нибудь патруля? Мало ли, кто-то из ликвидированных фрицев доложил о том, куда они отбывают, и там всполошились из-за их отсутствия!
А между тем, время потихонечку стало приближаться к восьми вечера, и в самое ближайшее время всё должно было торжественно начаться. Минута, другая, третья, и вот, какой-то морской офицер, находящийся на верхней палубе корабля ударил в рынду (или позвонил в колокол, как говорим мы, сухопутные) и на пирс из длинного здания, что стояло неподалёку, вышло восемь офицеров. Процессию возглавлял капитан тяжелого крейсера «Адмирал Шеер». Его мерзкое лицо я несколько раз мельком видел в Интернете, и сейчас, когда сфокусировал на нём зрение, то сразу его узнал.
Бесспорно, это был он — капитан-цур-зее Вильгельм Меендзен-Болькен. Именно это психически нездоровое существо вместе со своими помощниками будет отдавать преступные приказы, которые приведут к смертям наших людей. Корабль под его командованием будет расстреливать мирные посёлки в Арктике и уничтожать невоенные советские корабли и их экипажи. Всё это будет делать он!
А точнее сказать, уже не будет делать. Я никогда не любил пафоса, спектаклей и какого-либо оставления деликатесов на потом, и потому намеревался начать осуществление зачистки именно с этой особи.
— Он и так лишние секунды землю топчет, — прорычал я, глядя на такое огромное количество маньяков и убийц, собравшихся в одном месте.
В памяти всплыла цифра одна тысяча сто пятьдесят. Именно столько человек было в экипаже корабля и, вероятно, именно столько стояло на пирсе. Разумеется, точной цифры я назвать не мог, подсчёты отняли бы время и, несомненно, отвлекли бы от подготовки к атаке. Однако стоит отметить, что голов в бескозырках было очень много.
А тем временем, свысока посматривая на построившийся экипаж корабля, его командиры пафосно прошествовали вдоль шеренг и остановились ровно посредине строя. За ними возвышался стальной силуэт железного монстра, представляющий всему миру мощь и силу фашистской Германии. По трапу сбежал офицер, и что-то доложил капитану. Тот кивнул, повернулся к матросам и начал открывать рот, наверняка вещая что-то выверенное патриотически и верное идеологически.
Разумеется, отсюда я его не слышал, да и дальнейшее представление мне уже было неинтересно. Всё, что нужно, я уже увидел — командир корабля был на месте, его ближайшие помощники тоже, а остальные интересовали меня лишь с точки зрения уменьшения их численности.
Это суровое условие войны. Чем меньше в стане врага профессионалов, тем он слабей, и, значит, это нам только на руку.
«Что ж, пора ответить за всё», — вздохнул я и, больше не теряя времени, приступил к зачистке.
А для того, чтобы она при любом дальнейшем раскладе как минимум наполовину считалась бы успешной, первым же выстрелом отправил в котёл с кипящей смолой капитана корабля Вильгельма Меендзен-Болькена, выстрелив ему в висок. За ним последовали офицеры, сперва тот, который стоял справа от капитана, а потом тот, который отирался слева. К этому времени в обойме осталось два патрона, и их я израсходовал ещё на двух высших офицеров из корабельного командования. Так как стрелять я старался с предельной скоростью, то умерли они в течение двух секунд, так, вероятно, до последнего мгновения и не поняв, что произошло.
Когда пули достигли целей, я уже держал в руках вторую винтовку. Экипаж корабля, увидев, что их командиры неожиданно упали, пока ничего понять не мог. А я уже давно начал вести огонь, опустошая вторую обойму.
Начался падёж офицеров низшего звена. Вначале умерли те, кто стоял рядом с валяющимся на холодном бетоне пристани капитаном-цур-зее, а затем стали умирать те, кто стоял в длинных шеренгах рядом со своими матросами. Офицеров определял по погонам, которые прекрасно видел. И выделял их из толпы, и бил без промаха.
Когда опустошил вторую винтовку, то потерявшая весь высший и часть низшего офицерского состава команда, наконец, начала что-то понимать. А ведь прошло не более восьми секунд.
«Эх, жаль, нет моих помощников. Ни Садовского, ни Воронцова», — расстроенно думал я, начиная перезаряжать оба ствола.
Так как патроны не были снаряжены в обоймы, то зарядка занимала время, которое можно было бы потратить с большей эффективностью, но делать было нечего, и я, не сводя глаз с начинающейся на пирсе паники, зарядив обе винтовки, начал второй подход.
А там, действительно, начинало твориться что-то невообразимое. Кто-то уже что-то начинал понимать и, вертя головой, думал, куда бежать и где скрыться. А кто-то,
