Студент 3 - Всеволод Советский
— Так, прошу прощения, я на секунду отлучусь в лабораторию…
Лекционный зал действительно сообщался с лабораторией узенькой фанерной дверцей. В нее и протиснулась тучная фигура доцента.
Роман, сидевший перед нами с Витькой, обернулся, лукаво подмигнул.
— Похмеляться пошел, — прошептал он. — Сейчас спиртику бахнет сотку — и как огурчик!
По залу прошлось неясное, но веселое поветрие. Я расслышал в отдалении сдавленное «хи-хи»…
— Откуда знаешь? — ответным шепотом спросил я Романа.
— Да с рабфаковских времен!.. Он у нас, правда, занятия не вел, но легенды-то ходили. На всякий роток не накинешь платок… Ну, тихо!
Аркадин вернулся в аудиторию, громко объявив:
— Продолжим!
И продолжил. Совершенно ничего не говорило в нем о том, что он замахнул спирта — сто граммов или сколько там. Но я видел многозначительные переглядки и ухмылки среди аудитории. Должно быть, рабфаковские байки имели под собой определенные основания. Впрочем, дальше лекция пошла по накатанной колее, и завершилась бы как всегда, если бы минут за пять до конца не возникла перед нами Юлия Михайловна из деканата.
— Борис Михайлович, здравствуйте, — мягко произнесла она. — Разрешите?..
— Да-да, конечно, — любезно позволил доцент. — У вас объявление?
— Да.
И довольно неожиданно объявила, что сегодня проводится медосмотр.
Я еще по прежним временам помню, что медосмотры в учебных заведениях — всегда тяжкий геморрой для администрации. Они, конечно, необходимы, но они ломают график учебного процесса и всегда сопровождаются неразберихой разной степени. Впрочем, для учащихся — развлекуха, законный повод уйти с занятий.
Юлия Михайловна пустилась растолковывать порядок прохождения осмотра: ближайшая поликлиника, юноши на первый этаж, девушки на второй… Проходим окулиста, дерматолога, «ухо-горло-носа», невропатолога… А девушки, естественно, еще и гинеколога.
При этом сообщении я невольно нашел взглядом Лену. Мне показалось, что в ее осанке возникло некое напряжение… впрочем, возможно, только показалось.
Юлия Михайловна сделала еще ряд уточняющих указаний и распорядилась:
— Сейчас отправляетесь в поликлинику. Старосты групп! Обеспечить порядок при движении и в процессе медосмотра. Вопросы?.. Нет вопросов. Очень хорошо. Вперед!
И она улыбнулась.
За ночь заметно похолодало, на рассвете брызнул легкий дождь. Сейчас его не было, но прохлада и сырость сохранялись, неуютный ветер поддувал, пробирая до нутра. Поэтому задвигались мы очень резво, до поликлиники долетели махом.
Ну, понятно, что ходьба по врачебным кабинетам — неистощимый резерв для остроумия не самого тонкого характера. Что там делали на втором этаже девчонки, не знаю, а на первом стоял бодро-животный гогот, если не сказать, ржание.
Смех смехом, а я-то держал в памяти вчерашний разговор со Столбовым. Кроме того, мне надо было в определенное время звонить Виталию Алексеевичу — договорились, он ждал моего звонка. Поэтому я в юморесках особого участия не принимал, хотя пару раз удачно отхохмился. Закончил поскорее, убедился в абсолютном здоровье — и рванул в редакцию.
Столбов был там не один. С каким-то парнем, похоже, студентом-старшекурсником, они правили текст. Надо полагать, статью для «Политехника».
— А, Родионов! — с подъемом приветствовал меня редактор. — Вот, коллега твой! — указал он на молодого человека. — Познакомьтесь.
Наскоро познакомились. Парень оказался третьекурсником с какой-то там радиотехники-электроники, примерно так. По обоюдным репликам я понял, что бумагомарака из него не ахти какой. Столбов фактически продиктовал ему, как надо сделать заметку, заставил записать — и наскоро выпроводив, запер дверь.
— Ф-фу… — облегченно произнес Андрей Степанович. — Ну, теперь к делу!
Он вынул из стола конверт, а из него — несколько фотографий:
— Узнаешь?
Я взглянул на черно-белые снимки не очень хорошего качества, и к некоторому удивлению, опознал на них Виталия Алексеевича. Это была явно съемка оперативного наблюдения, фотки были сделаны на улице, и наш нелегальный бизнесмен был запечатлен беседующим с какими-то неизвестными мне гражданами, чьи лица не были отмечены печатью интеллекта.
Я понимающе присвистнул, на что услышал насмешливое:
— Не свисти, денег не будет!
— Извините… Так я понял, что он уже в оперативной разработке?
— Как ты сказал?
— В оперативной разработке. А что?
— Нет, ничего. Хорошо сказал. Удачная фраза. По существу — да. Под колпаком.
Тут Андрей Степанович даже позволил себе озорно подмигнуть.
— Да, да… — поддакнул я, соображая. — А почему же его не берут — об этом, наверное, можно не спрашивать?
Выражение редакторского лица вмиг изменилось, сделавшись неизмеримо многозначительным.
— Верно мыслишь… — процедил он. — Ну, ты уже понял, что это работа не милиции, не ОБХСС…
— Понимаю, — веско сказал я. — Он им зачем-то нужен.
Признаюсь, у меня получилось: ИМ — разумея, естественно, сотрудников КГБ.
Столбов не подтвердил, не опроверг это.
— Там, — сказал он, и это прозвучало тоже: ТАМ…
— ТАМ ничего стараются не упустить. И никого. Будь он хоть трижды гаденыш. Если от него может быть хоть какой-то толк, значит, этот толк сперва выжмут, а дальше видно будет. Это я тебе точно говорю!
— Верю, — сказал я.
Но странная мысль посетила меня. Настолько странная, что я не сразу решился ее озвучить… Решился все-таки:
— Слушайте, Андрей Степаныч… А что, такой прожженный тип… Кстати, как его фамилия?
— Фамилия? Да самая простецкая. Кузьмин.
— Так вот, этот Кузьмин! При его-то опыте он неужели слежку за собой не чует?
Столбов помрачнел. Мне почудилось, что и он себе этот вопрос задавал. Впрочем, уточнять не стал.
— Ладно, — сказал он. — Ты ему звонить должен?
— Да, — я глянул на часы. — Да вот хоть сейчас можно.
— Звони, — оживился редактор, — придвинув мне аппарат.
