Целитель-8 - Валерий Петрович Большаков
- Как романтично…
- А я тебе что говорил?
Угадав дверь своего кабинета, я пропустил девушку вперед. Темноту в приемной рассеивали отсветы с проспекта – сиянье окон, неоновых трубок, автомобильных фар забиралось в окно, отражаясь от стен, пуская тени по потолку.
Рита первой обняла меня, дивным ротиком доискиваясь моих губ. Я с энтузиазмом уступил пылкому напору. Сдавленно хихикая, мы вдвоем справились с пуговицами, молниями и крючочками.
- Ой, ты что… Прямо на столе? – невнятно пробормотала девушка. – Попе будет холодно…
- Не, там скатерть…
- А-ах!
Холодный лак не снятой туфельки коснулся моего уха, тут же сменяясь теплой гладью ножки.
- Мишечка… - пролепетала Рита, срываясь в стон.
…Мне всегда нравилась не слабая податливость, а восхитительная упругая сила. Девичье тело трепетало и напрягалось втугую, изгибаясь в моих руках, словно стремясь вырваться, но лишь приникало теснее, дабы не упустить ни кванта блаженства…
Остывая от трудов любви, я целовал Ритины ноги, а потом подхватил девушку на руки – слабую-слабую, ласковую-ласковую – и плюхнулся на диван. Жена поелозила, с удобством устраиваясь у меня на коленях, и затихла. Лишь горячее дыхание согревало мою исцелованную шею.
- Хорошо, правда? – пробормотала Рита, нежась.
- Угу… - обронил я.
Девушка приподняла голову, чмокая меня в щеку.
- Знаешь, я боялась… Это же Наташкин стол? Я боялась, что ты будешь думать о ней… Прости, пожалуйста… А все твои мысли обо мне…
- Ридер ты мой глупенький…
Наверное, в голосе, окрашенном нежной укоризной, Рита различила и оттенок мелкой досады.
- Зато у тебя такие необузданные фантазии! – заторопилась она. - Такие бессты-ыжие!
- Чучелко…
Успокоенно хихикнув, девушка завозилась, словно пытаясь согреться, и я обнял ее обеими руками.
- А ты совсем-совсем не берешь мысли? – доплыл до ушей виноватый шепот.
- Совсем-совсем.
- Даже мои?
- Даже.
- А давай… Давай, я девчонок соберу, и мы еще с тобой поделимся?
- Да ну… - затянул я. – Зачем? Мне нравится быть, как все. Ну, почти. Хочется, знаешь, напрягаться, учиться, кумекать, а не размениваться на «психологические феномены». Вот, завтра у меня тренировка!
- Ух, ты! – обрадовалась Рита. – Ты в секцию записался?
- Ага!
- По плаванью?
- Да нет… Там как бы ведомственный спорткомплекс. Похожу туда с Рустамом и Умаром, а то без сверхскорости, без гипноза… Как-то не очень!
- Я тебя буду защищать, - важно надулась девушка. – От хулиганов всяких.
- Защитница нашлась… - забурчал я. - Чтоб ты еще придумала… Домой идем?
Рита поерзала и затянула с лукавым призывом:
- А я что-то чу-увствую…
- Аналогично… - вытолкнули губы.
Смущение задело меня крылышком, и упорхнуло. Сграбастав девушку в охапку, я с усилием встал.
- Только давай на твоем столе! – зачастила подруга жизни.
- Ла-адно…
Я свернул в свой кабинет, подумав мельком, что еще не слишком поздно.
«Да успеем мы выспаться… Завтра же воскресенье!»
Воскресенье, 18 сентября. День
Москва, Ясенево
Когда я, еще на той неделе, нагло подошел к своим прикрепленным, и спросил насчет тренировок, парни переглянулись и почти синхронно пообещали «разузнать». А денька через три мне по е-мейлу отписался сам Иванов.
Дескать, вопрос провентилирован «с кем положено», и мне вот-вот передадут пропуск. И передали. Да не куда-нибудь, а в здание ПГУ, что белой «книжкой» открывается за МКАД!
Я даже немного погордился оказанным доверием. Впрочем, проникнуть за двойной забор с колючей проволокой, с часовыми и собаками, вовсе не значило прикоснуться к гостайнам. Пришел заниматься? Добро пожаловать в спорткомплекс! В бассейн, в зал для единоборств, в тир… Вход свободный. А дальше – извини.
Всё главное здание ПГУ поделено на зоны различной степени секретности, куда пройдешь только по особому удостоверению. «Но мне туда не надо», - как Владимир Семенович поет.
На мой пропуск – пластиковую карточку с фото и личным номером – нанесена специальная сетка с перфорацией в тех местах, куда доступ закрыт.
До Ясенево я добрался на «Волге» Котова, чтобы не светить «Ижа», и честно миновал все три поста. Один – у внешних ворот, второй – у главного входа за внутренним забором, и третий – у входа в само здание. И – «на секцию»!
* * *
- Хаджимэ! – зычный голос тренера загулял по залу.
Маленький, сухой, черный, сэнсэй походил на подростка, играющего взрослого дядю, но жесткие черты лица выдавали бывалого воина.
Выполняя команду, бойцы сцепились в поединке. Эффектному дрыгоножеству и рукомашеству, знакомому мне по голливудским блокбастерам, тут ходу не давали. Двое в кимоно вообще избегали высоких ударов – легко переступая по татами, коротко выкрикивая-выдыхая, они наносили молниеносные тычки и мгновенным урывом отступали, избегая ответки.
Заметив, как ученик глазеет на кумитэ, тренер нахмурился. Резким жестом указал мне на снаряды. Я смиренно поклонился, и продолжил околачивать макивару.
Левой, левой, правой… Левой, левой, правой…
У правши всегда шуйца развита похуже. Значит, что? Подтягивать надо левую конечность, работать ею вдвое…
Отдышавшись, я размял слипшиеся пальцы.
«Бо-ольно лапку?..»
Ничего… Отработаешь удар, заодно костяшки набьешь…
Да-а… Как ушла из меня сверхскорость в десятом классе, так и всё, обратно не просилась. Правда, кое-что задержалось в теле – крепкие мышцы и связки, быстрая реакция…
Нулевой цикл для каратэки.
Пятки в пол. Удар всем телом. Бедром, туловом, рукой!
Это тебе не биополем шандарахнуть! Тут всё, как у людей – хочешь на пол-секунды опережать противника? Тренируйся до изнеможения, года два кряду!
Левой, левой, правой… Левой, левой, правой…
** *
Бассейн был хорош – в несколько дорожек. На двадцать пять метров. Душ смыл пот, но вот усталость будто завязла в теле, стягивая мышцы в комки.
Я нырнул без разбега, входя в воду обдышавшимся Ихтиандром. Загребая, проплыл от бортика до бортика. Утомление не покинуло тело, зато руки-ноги растянул. Полегче стало.
Опять на память вернулся бедняга Ихтиандр. Я хорошо помню старый фильм про человека-амфибию. Неплохо снято для того времени – без спецэффектов, но с душой. Одного я тогда режиссеру не простил – зачем он лишил зрителей хэппи-энда?
Ведь в романе Ихтандр спасается, уплывает на далекий атолл в компании дельфина Лидинга. А потом к нему и
