Позвони мне - Борис Михайлович Дмитриев
Василий Иванович с удовлетворением отметил про себя, что уже полностью готов не хуже Фурманова заведовать политучебой не только среди рядового, но и командного состава. Возникло приятное ощущение, будто он и сам причастен к написанию «Капитала».
– Удивительное дело, – своим чередом не сдавался своенравный денщик, – хорошо помню, как убелённые сединами профессора страстно призывали, заклинали студентов служить одному только вечному искусству. Делали это, доложу вам, весьма убедительно, и, признаться, многие охотно верили им. Согласитесь, в призывах почтенных наставников был здравый смысл. Зачем же служить тому, кто в твоих услугах, быть может, и не очень нуждается.
– Эх ты, недотёпа, неправильно вас учили, совсем не по-революционному, – категорически запротестовал Чапай. – У тебя же есть голова на плечах, сам рассуди. Личный состав не покладая мозолистых рук содержит служителей муз: кормит их, одевает, строит больницы, жильё. Вот за всё это благодарное искусство и должно не оставаться перед щедрым народом в долгу. Всегда справедливо ожидать, чтобы на добро отвечали добром. Если я проявляю ежедневно заботу и снабжаю ездовую кобылу неплохим фуражом, должна же и она отвечать благодарностью.
– Может, вы и правы, Василий Иванович, но сравнивать Шекспира с вашей кобылой мне до сегодняшнего дня просто в голову не приходило. Мне кажется, что этого гениального человека специально никто ничем не задабривал, не брал на своё попечение. Он, как и все великие люди, щедрой рукой расточал неземные плоды освящённого небом таланта. Может, оставить в покое и наших пролетарских служителей муз, пускай порхают на воле, как птицы небесные. Всё-таки хорошо, когда никто никому ничем не обязан и не требует друг от друга наград.
Василий Иванович, разумеется, не лишён был своих представлений о Вильяме Шекспире. И насчёт перед сном помолиться с Дездемоной, и по поводу «Убить или не убить» имел свои, опытом Георгиевского кавалера выстраданные убеждения. Однако какое отношение имеют все эти гамлеты и датские короли к революционной обстановке в дивизии, понимал с трудом. Поэтому деликатно подвёл разговор о проблемах искусства поближе к местным, доморощенным повелителям муз.
– Дался тебе этот Шекспир, зачем нам нужны чужие кумиры, давай лучше о своих писателях поговорим. Наша дивизия талантами не обделена, русские люди башкою крепки и изобретательны. Что ты можешь сказать, например, про писателя Михаила Булгакова, он талантливый сочинитель или же нет? Его романы добавят могущества русскому слову, принесут литературные лавры нашему дорогому Отечеству?
– Мне бы гораздо проще было ответить на этот вопрос, если бы я знал ваше мудрое мнение, товарищ комдив, – предусмотрительно заметил Кашкет. – Всё-таки партия – наш рулевой, опасаюсь, как бы самому не в ту степь забуриться. Иногда мне кажется, что в делах революции я ещё не настолько силён, чтобы на своё беспартийное мнение целиком положиться.
– А мне тогда зачем твой ответ? Ты давай, дураком не прикидывайся, правду скажи: нравится роман «Мастер и Маргарита» или вызывает сомнение? Это гениальное произведение или собачья белиберда? Фурманов на сто процентов уверен, что писатель Булгаков, на самом деле, сбежавший из сумасшедшего дома белогвардейский поручик. И что нам давно уже пора определиться с ним по назначению – то ли обратно в дурдом, то ли обеспечить под стенкой по заслугам исход.
– Я, Василий Иванович, сам всё время ломаю голову, нравится мне писатель Булгаков или нет, вроде бы роман «Мастер и Маргарита» неплохо написан, но бесовщиной от него несомненно попахивает. Так что, ей-богу, не знаю.
– Вот, проходимец, таки отправлю на передовую, чтобы мозги тебе на место поставили. Так всю жизнь дурачком не прокатишь, башку свернёшь обязательно. Колобок, он только сначала от деда с бабкой ушёл, а потом всё одно к рыжей лисице на зуб закатился.
– И что это вы, Василий Иванович, передовой меня постоянно пугаете. Будьте уверены, не хуже Петьки вражеского языка голыми руками возьму. Ни про какую уху сопли разводить не стану. Это у него то чей-то брат занемог, то у кума кобыла издохла. Я сразу шашку наголо и любого противника, как кочан капусты, в солому перекрошу.
– Это с балалайкой-то своей наголо? Не боишься, что кони в дивизии все обхохочутся? Я тебе так скажу: хорошо, когда каждый своим делом норовит заниматься. Вот тебя, дуралея, в консерваториях искусству учили, значит, в искусствах и находи себе применение. Почему бы тебе в нашем армейском клубе не поставить спектакль по роману «Мастер и Маргарита». Главным консультантом пригласим самого Михаила Афанасьевича, пускай сочинитель воплощает на революционных подмостках своих фантастических персонажей. Талантливая молодёжь среди бойцов в дивизии есть, подберём достойных исполнителей на всякую роль, пора красноармейцам в большое искусство подаваться. И вешалку, между прочим, не хуже, чем в московских театрах, соорудим. Не знаю, как с неприятельским языком, а с вешалкой у тебя, убеждён, неплохо должно получиться.
Тем временем в Разлив, на полном скаку, нарушая вечернее умиротворение глухим стуком конских копыт и звоном трясущейся сбруи, залетела штабная тачанка. И вот уже в дверном проёме командирского шалаша замаячила крепкая стать потирающего руки ординарца.
Петька был из тех редких и счастливых людей, присутствие которых в любой ситуации сообщает окружающим весёлый оптимизм и ощущение вкуса здоровой жизни. По всему видно было, что день у Петрухи, как и положено, сложился на славу. Об этом свидетельствовало светлое сияние ликующих глаз и заплечный увесистый сидор, который он по ходу сбросил в руки Кашкету.
Ординарец, источая запах свеженькой водочки вперемешку с конским и собственным потом, с перещёлком офицерских сапог сделал под козырёк и доложился Чапаю о выполненном поручении, особенно отметив доставленный в полной сохранности гостиничный сидор.
Василий Иванович, несомненно, обрадовался возвращению ординарца, но, согласно субординации, не выразил личного восторга и, не обращая внимания на пухлый сидор, недовольно пробурчал:
– Где тебя нелёгкая носит? Уже можно было двадцать раз возвернуться не только из штаба Фрунзе, но на тот свет и обратно смотаться. Не иначе как с бабами где-то возжался, знаю тебя, кобеля.
– Так я же Чумайса в штаб армии по вашему распоряжению сопровождал, – начал торопливо объясняться Петруха, поправляя пристёгнутую шашку и деревянную кобуру немецкого маузера. – Нормальным дружбаном, между прочим, рыжий кренделёк оказался. Часики карманные в золотой оправе по- братски мне подогнал, теперь на службу в Разлив без опоздания буду являться. Свежих банок с тушёнкой полный сидор передал, в знак уважения к вашим геройским заслугам. И ещё акциями с электростанций обрадовать обещал,
