Марина Алиева - Жанна дАрк из рода Валуа
Он не любил подобных церемоний, и то, что новая должность обязывала его принимать самое непосредственное участие в их подготовке, могло окончательно выбить несчастного графа из колеи. Но тут снова неоценимую помощь оказал Ла Тремуй.
Он взял на себя все основные заботы по устройству похорон, был деятелен, расторопен, незаменим и стал уже для всего французского двора почти таким же утешителем, каким был до сих пор для одной только дочери графа Бернара.
Печальный день закончился не скоро.
Сразу после похорон, увязавшись следом за д'Арманьяком в его покои, новый управляющий отослал слуг и, склонившись над жёстким креслом, в котором обмяк уставший от долгой церемонии граф, заговорил деловито и озабоченно:
– Боюсь, нам с вами следует подстраховаться, мессир. Как можно скорее, ехать в Анжу, и выражать свое почтение его высочеству принцу Шарлю!
Д'Арманьяк с трудом повернул затекшую шею.
– Это зачем ещё?
– Новый дофин слаб здоровьем, – понизил голос Ла Тремуй, – не сегодня-завтра, не приведи Господь, отправится за братом, а его преемник проживает за пределами Парижа, в семействе, слишком могущественном, чтобы не брать в расчёт их интересы. Только Бог ведает, что за планы строит на принце герцогиня, которой, как я слышал, палец в рот не клади. А она и так уже положила туда много больше… Вы заметили, мессир, что никого из Анжера не было сегодня на церемонии?! Это странно, если не сказать хуже. Боюсь даже произнести, что могли подумать при дворе…
– Дороги опасны. Мадам Иоланда просто не хотела рисковать, – вяло отозвался граф.
– Тем не менее, слухи уже ходят. Я сам слышал, как во время церемонии, люди шептались об отравлении дофина.
– Назовите мне имена шептунов, и я быстро их успокою.
Ла Тремуй скорбно улыбнулся.
– Вряд ли это поможет. Всем известно, что вы многим обязаны герцогу, а намекают именно на него… Нет, граф, самое лучшее сейчас, самому поехать в Анжу. Пускай для всех это выглядит, как попытка вернуть принца в Париж, а там, кто знает, возможно его светлость и сам поймёт целесообразность такого шага. Он человек умный… Никому другому смерти старших братьев Шарля так не выгодны, как ему. Зачем и дальше навлекать на себя подозрения…
– Принц Жан ещё жив, слава Богу, – напомнил д'Арманьяк.
Скорбная улыбка на лице Ла Тремуя словно поползла куда-то вбок, неуловимо преображаясь, пока не растянулась в тонкую саркастическую линию.
– Да… жив. Но это всего лишь вопрос времени, если его светлости известно что-то такое, что неизвестно нам…
Кресло под графом гневно скрипнуло, и Великий управляющий поспешил добавить:
– Простите, мессир, за такое смелое предположение, но надо предвидеть любые возможности. Само собой, в виновность герцога Анжуйского я не верю, однако, что бы там ни было, преемника лучше держать и воспитывать здесь, а не в Анжу. Мало ли что…
И граф Бернар, поразмыслив немного, согласился.
Как ни парадоксально это выглядело на первый взгляд, но возвращение принца в Париж именно сейчас, в такие опасные времена, могло стать очень выгодным делом для партии «арманьяков». Каким бы ничтожным ни казался Шарль двору, он всё же был королевским сыном, к тому же, избежавшим дурного влияния герцога Бургундского и собственной матери. Такого не грех поставить на какой-нибудь ключевой пост, особенно учитывая его родство с Анжуйским семейством…
И стоило д'Арманьяку вспомнить те времена, когда Луи Анжуйский помогал ему и делом, и дружеским советом, он посчитал поездку в Анжер не такой уж плохой идеей. Тем более, что давно туда собирался.
Граф мечтательно прикрыл глаза. Ах, если бы не все эти горести! Какой простой и ясной виделась ему теперь прежняя хлопотливая жизнь. Жизнь до Азенкура!
Именно в те дни чтобы обезопасить свои тылы, граф Бернар намеревался, ни больше, ни меньше, как разоблачить перед королём любовные увеселения его супруги и добиться её изгнания. И единственное, что мешало осуществлению этого плана была, не слишком ожесточённая, но всё же борьба, которую вели в нём рыцарь с гражданином.
«Вот, если бы мадам Иоланда выразила мне своё одобрение, – думал тогда д'Арманьяк, размышляя, ехать или не ехать ему в Анжер. – Изо всех высокопоставленных дам Франции она самая разумная и многое понимающая… Не надо словами! Пусть только косвенным намёком, ничего не значащим кивком головы…» Уж он бы понял. Он бы уловил… И сделал бы то, что должен, с лёгкой душой, потому что поддержка герцогини Анжуйской во Франции ещё дорогого стоит…
Впрочем, горести не помеха! И именно сейчас, забытые на время планы уместно было бы снова воскресить. А заодно использовать поездку в Анжер с максимальной выгодой – и совет получить, и подкрепить дружеские отношения с герцогом, выказав ему свое расположение и заботу, и принца, который, чёрт его знает, вдруг и правда станет когда-нибудь королём, сделать своим надёжным сторонником…
* * *
Из Парижа выехали очень рано, на рассвете.
Несмотря на внушительность свиты, все переходы старались совершать только в дневное время, когда дороги не так пусты и опасны, и граф Арманьякский был неприятно поражён количеством беженцев, о которых, естественно знал, но впервые увидел так близко.
Люди тянулись на юг, за Луару, подальше от опасного севера с его хиреющей столицей. Их пустые лица были напряжены. Нити оставленных привязанностей рвались трудно и больно, и граф внезапно ощутил такую же боль. Ему вдруг показалось, что вернувшись в Париж через пару дней, он уже не найдёт в нем ничего прежнего, как и во всей своей жизни, словно отсеченной от прошлого Азенкурским мечом. Арманьяк хотел поговорить об этом с Ла Тремуем, но тот лишь небрежно ответил, что уныние свойственно рабам, не поддаваться же и им, рыцарям, таким низменным плебейским настроениям.
– Всё будет хорошо, граф! – заверил Тремуй, подбоченясь в седле. – Особенно, если мы привезём с собой принца.
Но Бернар д'Арманьяк подобного оптимизма разделить не мог. «Или Ла Тремуй глуп, или неискренен, – думал он, искоса поглядывая на спутника. – Хорошо бы коли глуп, но ведь не скажешь… Пожалуй, зря я его взял. Ещё испортит всё дело своими требованиями вернуть задохлика Шарля из-за подозрений при дворе, а мне ни с герцогом, ни с герцогиней ссориться нельзя… Придётся искать случая, чтобы поговорить с ними наедине, и всё объяснить. Может, мадам Иоланда и в отношении этого графа что-нибудь дельное посоветует…»
Арманьяк вздохнул, снова возвращаясь мыслями к мучавшему его делу.
Жан ли Бургундский подослал к дофину отравителей, или Генри Монмут было уже не столь важно. Гораздо больше пугало то, что действовать неприятель стал решительно и нагло. И это явно означало готовность к новому нападению. Нападению сразу с двух сторон… А может, и с трёх!
Граф д'Арманьяк презрительно сплюнул.
Королева.., чёрт её раздери! Вот от кого не знаешь, чего ещё ожидать!
Изабо не была в представлении графа Бернара женщиной, из-за которой следовало ломать копья на турнире. И, уж конечно, он не видел в ней королеву, за которую стоило умирать на поле боя. «Ведьма! – думал граф. – Настоящая ведьма! Её бы следовало прибить к позорному столбу осиновыми кольями, чтобы не дать погубить королевство! Но, вырвать у этой змеи жало, можно только засунув руки в помойную яму её постели и вытащив на свет всё грязное бельё, а это противно и слишком низко. И вряд ли вызовет одобрение у высокопоставленных рыцарей, не говоря уже про их дам. Всем при дворе известна давняя вражда королевы со мной, и она легко защитит себя, указав на предвзятое отношение…»
Арманьяк снова вздохнул и ещё раз покосился на Ла Тремуя.
«Вот кто мог бы стать идеальным обвинителем, не будь он таким непонятным. То ли с нами, то ли нет? Отношения с королевой у него прекрасные, можно сказать, он в курсе всех её дел, с красавчиком де Бурдоном тоже на короткой ноге, и, пожалуй, даже чересчур… Но, чёрт его знает, для чего этот граф так любезен с королевой и её любовником? Если из подобострастия, тогда он и вправду глуп. Если же строит какие-то свои расчёты, то какие, и ради чего? Или кого? Может, дружба с Жаном Бургундским не прервалась? Или эти заигрывания с королевой – та самая солома, которую подстилают, чтобы сильно не ушибиться?… Или…»
Д'Арманьяк даже заёрзал в седле.
«А вдруг он тоже?!!»…
Что если скользкий Ла Тремуй вовсе не так плох, как о нём думают? Что если, хлебнув лиха под Азенкуром и побывав в плену, он на самом деле решил сделать всё возможное, чтобы не дать англичанам одержать верх?! В этом случае, устранение королевы было бы действительно шагом первым и очень логичным. И такой человек, как Ла Тремуй, не побрезговал бы втереться в доверие к Изабо ради собственных целей…
