Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны
Однажды на нее попробовала посягнуть Кэрол. Она позвонила в студию, и они договорились о встрече в том же баре, где состоялась знаменательная беседа Эндрю с Абониту. Кэрол дожидалась его за столиком, теребя тонкую сетчатую перчатку. Она улыбнулась, увидев, что Эндрю протягивает ей руку.
— Как странно — выходит, мы с тобой здороваемся за руку?
— Странно? Пожалуй, отчасти. Что будешь пить, Кэрол?
— Ты можешь раскошелиться на «Дюбоннэ»? Настоящий! У них еще осталось несколько бутылок.
— Разумеется. С джином?
— Нет. Я теперь избегаю крепких напитков. Энди, я так рада, что у тебя снова все в порядке! Не могу выразить, какое это облегчение!
— Как ты об этом узнала?
— Видела твою фамилию в титрах. Я не слишком часто смотрю здешнее телевидение, но в тот вечер мне нечем было заняться. Программа «Ежедневно», ассистент режиссера — Эндрю Лидон… Боже, все как прежде!
— Выходит, что так. Ты знала, что раньше дела шли… несколько хуже?
Она помолчала и облизнула губы.
— Твое письмо? Нет, я не знала всего.
Он ничего не говорил, ожидая продолжения.
— Когда на экране появилось твое имя, я была с моим боссом и все ему рассказала. Тогда он и признался, что было это письмо. Он его читал.
— Оно было направлено в его офис, но адресовано–то тебе! Он вскрыл его — и утаил?
— Мой босс — странный человек, Энди. В чем–то приятный, в чем–то — не слишком. У него есть диктаторские наклонности. Кроме того, он ревнив.
— Я говорил с его женой, — сказал Эндрю. — Очень милая женщина. Я испытал к ней большую симпатию.
— Как и я. — Кэрол нетерпеливым жестом отложила дымящуюся сигарету. — Ты считаешь, что я наслаждаюсь всем этим?
— Так мне представлялось. Но я не слишком усердно размышлял на эту тему.
— Возможно, я бывала неразборчивой и все же никогда раньше не продавалась. Однако тут у меня не оказалось выбора. Мне приходилось заботиться о мальчиках.
— Ты могла бы открыть магазин; ты же предлагала поступить так Мадлен и мне. У тебя были кое–какие деньги.
— Ты не представляешь себе, что это такое — очутиться здесь совершенно одной. Первую неделю я просидела с мальчиками в гостинице, наблюдая, как тают мои денежки, и соображая, что значит быть белой в Африке. Мужчины все время делали мне откровенные намеки. Я была одинокой и напуганной. Не знала ни единой души. Я подумывала о магазине одежды и даже сходила на него взглянуть, но мне показалось, что человек, который водил меня по залу, — отпетый жулик. Мне было страшно принять хоть какое–то решение.
Эндрю молчал, отлично понимая, о чем она толкует. За нее всегда все делали мужчины — милые, ласковые мужчины в милом, ласковом мире. У нее было два старших брата и готовый для дочки на все папаша.
— Мы встретились случайно, — продолжала Кэрол, — и он был со мной очень добр. Это он умеет. Я испытывала к нему благодарность. Это он поместил мальчиков в школу. Заплатив за обучение вперед, между прочим.
— Щедро, — заметил Эндрю, — даже расточительно. Она взглянула на него и примолкла; разговор оборвался.
Эндрю не стал его возобновлять. Когда она полезла было в сумочку за новой сигаретой, он вынул собственную пачку и подал ей. Она быстро прикурила от протянутой им зажигалки и потянулась губами к огню, как будто собираясь его задуть. Это было началом старой, знакомой обоим игры, и Эндрю знал, что она делает это преднамеренно. Кэрол откинулась в кресле, и он убрал зажигалку.
— Ты все еще с Мадлен? — резко спросила она.
— Да.
— Когда мы встретились в последний раз, я подумала, уж не влюбился ли ты в нее. Что–то в этом роде…
— Да, — повторил Эндрю. — Что–то в этом роде.
— Что же будет, когда нагрянет Дэвид?
— Пускай решает Мадлен. Разве твои претензии на него не обоснованнее?
— Никаких претензий — с обеих сторон.
— У тебя есть новости от него?
— Нет. Адекема возражал. Я не стала отвечать на его письма.
— Думаю, Дэвид поймет. По натуре он — прагматик. Разве не это привлекло тебя в нем?
— Возможно, мои стандарты изменились, — тихо проговорила Кэрол и, заметив его улыбку, поправилась: — Ну, тогда мои потребности.
— Не думаю, что мы способны сильно меняться, — возразил Эндрю. — В нашем–то возрасте! Если только нас не ослепит свет по дороге в Дамаск. Помнишь?
— Я много думаю о Далидже, — сказала она. — Он даже снится мне по ночам. Представляешь, за последние три года я ни разу не побывала в картинной галерее! А так хотелось!
— Картины перевезли в Пейл. Не знаю, что стряслось с ними потом.
— Пуссен, который нравился тебе и которого не выносила я… Хотелось бы взглянуть на него снова.
— Ou sont les poussins d’antan?[26] Боюсь, все прибрала колючая зима.
Кэрол положила ладонь на его руку:
— Энди, взгляни на меня! Ты считаешь, что я все еще привлекательна?
— Очень.
— Ты не ненавидишь меня — за то, что произошло, за все?
— Нет, не ненавижу.
— Когда появится Дэвид, то, думаю, Мадлен уйдет к нему. Прости, если тебе больно это слышать, но, думаю, так уж получится. Если это случится, то не считаешь ли ты, что нам следовало бы…
— Перевернуть страницу, начать сначала и так далее?
— Не смейся надо мной! Мне кажется, я теперь другая, Энди. Я получила всего сполна — потайного секса в том числе.
— Дэвид может вообще не вернуться, — сказал Эндрю. — Кажется, им там удается контролировать положение.
— У меня другие сведения. — Она криво усмехнулась. — Из авторитетных источников. Думаю, совсем скоро там все рухнет. Он приедет, можешь не сомневаться. И тогда…
— Я научился не торопить события. — Кэрол чуть заметно вздрогнула. — Вот придет время — тогда я и стану об этом тревожиться.
— Мы могли бы хоть иногда видеться, — предложила она. — Чтобы пропустить рюмочку…
— Думаю, не стоит. Сэр Адекема станет возражать. Я уверен, что получится именно так.
— Мне наплевать! — нетерпеливо бросила Кэрол.
— А вот это напрасно. — Она подняла на него глаза. Эндрю выдержал ее взгляд. — Очень напрасно.
В следующий раз Кэрол позвонила ему, чтобы спросить, не хочет ли он повидаться с мальчиками во время их школьных каникул. Эндрю согласился, предвкушая радость встречи. Однако сыновья не проявили бурной радости и особых чувств. Они были вежливы и ласковы, но всего лишь настолько, насколько это требуется от хорошо воспитанных детей в отношении чужих им взрослых. Мальчики больше молчали, когда же Эндрю задавал им какой–нибудь вопрос, ответ звучал почтительно, но кратко. Впечатлениями от встречи он поделился с Мадлен:
— Мне показалось, что они стесняются быть со мной на людях.
— Возможно, все мы тут стали чрезмерно чувствительными?
— Вот уж нет!
— В конце концов, они ведь тоже белые! Белый отец — не из тех секретов, которые можно скрыть.
— Со столь чуждым явлением просто нельзя смириться! Можно не смотреться в зеркало, но не станешь же воротить глаза от собственного отца…
— И матери…
— Кэрол ассимилируется. Ее дружок черен как уголь.
— Неужели они это понимают? Видимо, да. И не осуждают?
— Дети подобны любовникам — они не выносят моральных приговоров. Или находят явлениям рациональное объяснение, приспосабливая их к собственным потребностям. Робин не знал, куда деваться от смущения, когда я передал им привет от тебя.
— Думаешь, ты их потерял?
— Да.
— Ты сильно переживаешь?
— Я боялся худшего. Им хорошо, они вполне счастливы. Когда теряешь кого–то, то охватывающая тебя горечь отчасти связана с чувством вины: ты мог сделать то–то и то–то, а не сделал; со мной иначе. Да и им не очень–то легко. У подростка свои сложности, я же могу лишь усугубить их. Пожалуй, через несколько лет, когда они освоятся в этой жизни, мы снова сойдемся.
Она кивнула:
— Возможно, ты и прав. Но все равно это печально — что ты потерял их, хотя бы на время.
— Хорошо бы не окончательно.
— Пусть так… Ведь это твои дети. Хотя у меня нет своих детей, я все равно понимаю, что ты испытываешь.
— У меня могут родиться новые. Такая возможность существует?
Мадлен несколько секунд серьезно рассматривала его, прежде чем ответить:
— Еще как! Мы идем сегодня к Кутсисам?
— Как будто да.
— Тогда переоденься.
— У нас достаточно времени. Я бы лучше выпил. Принести тебе?
— Хорошо. Только немного. Чего хочешь.
Вернувшись с рюмками, он застал ее примостившейся на подоконнике. Широкое окно выходило на бескрайнее пурпурное пространство Атлантического океана; солнце скрылось за горизонтом полчаса назад. Повисшие в небе небольшие черные облачка казались стальными, их края резко выделялись на нежно–розовом фоне. Кое–где начали загораться звезды, чтобы хоть немного поискриться, прежде чем выкатится луна.
