В Антонов - Дайте стройбату оружие
Мне любую кучку бойцов, подчинённых мне, приятнее и привычнее, дивизией называть.
Зрители по ту сторону фронта сидят.
Главный критик в кремле трубку курит, на карту фронтов поглядывает.
Уважаемые господа, представление начинается!
До нас доносятся отзвуки близких боев. Линия фронта всего в десяти километрах. Чтобы установить связь со своими, необходимо пересечь линию фронта.
Но первым делом, режиссёру нужны артисты.
Приказываю пришлому лейтенанту оставить в качестве проводника, одного из бойцов, а самому идти и доложить своему начальству, что через шесть часов к ним, как старший по званию, для вступления в командование, прибудет генерал Болдин со штабом. Пусть подготовятся и красноармейцев подготовят.
Лейтенант уходит, а я даю своей сотне, в смысле - своему "штабу", команду: "Бриться, стричься, стираться, подшиваться, чистить сапоги. Привести себя в порядок". Пусть выглядят в соответствии с должностями, которыми я их наделил, когда, возле Минска, войско полковника Светличного под себя подгреб...
Приказав адьютанту постирать и отгладить рубихой мои китель и галифе, я сел на поваленное дерево и приказал привести ко мне шляпинского красноармейца.
- Ну-ка, боец, расскажи мне, что у Вас там в 134-й дивизии за комиссар такой, Шляпин? Как он вами командует, как воюет?
- Никак нет, товарищ генерал, мы с бригадным комиссаром товарищем Шляпиным в 91-й стрелковой дивизии служим. А здесь случайно оказались.
- Рассказывай, рассказывай боец, не смущайся.
- Так я и рассказываю. Комиссар наш из мариупольских рабочих. За Советскую власть воюет с 1919 года. А большевиком стал ещё раньше, после заводской забастовки в шестнадцатом годе, ещё до революции.
Был он на войне красноармейцем, а в мирное время - ротным библиотекарем, потом стал помощникомполитрука, на политрука выучился, политические лекции читал, коммунистами в части руководил, а потом рос - рос и дорос от комиссара полка до комиссара дивизии.
- А сам он из себя каков?
- Товарищ комиссар, с виду медлительный, вроде бы, как увалень и тельпух, но это только с виду. Он сильный, спокойный, большой, медлительный. И умный. Люди чуют его внутреннюю силу, правоту и слушаются его с удовольствием, не так, как иных других командиров. Этот зазря на смерть не пошлёт.
Аккуратный. Мимо лужи не пройдёт, чтобы грязь с сапогов не смыть.
- Как же ты, боец, с таким умным и аккуратным комиссаром в окружение вляпался?
- Не повезло. Немец сильнее оказался, а народ у нас на ту пору был ещё не обвыкшыйся к войне.
В аккурат, 24 июля наша 91-я дивизия дралась в Балашове. Как попёрли на нас немцы танками, так и смяли нас. Народ, што уцелел, побежал, кто куда.
Дивизия наша родная и генерал загодя, до нашего окружения, ушли на тот берег. Пока мы от танков бегали.
Попрятался остатный народ по оврагам да по кустам. Как ночь настала, пособрал нас комиссар. Поговорил он с нами и порешили мы попытаться за реку Вопь, к своим, уйти. Пошли. А немец шустрее оказался. Опередил нас, все мосты и броды через реку занял. Мы подошли к реке, а немец пальбу начал. Из пулемётов стреляет, из миномётов стреляет, а уж про карабины да автоматы я и не говорю. Люди, как увидали, что за реку хода нет, так и побежали назад.
Комиссар к людям бросился, наперерез. Кричит, останавливает. Матерится, а не обидно, вроде как не матюгами костерит, а уговаривает и успокаивает. Велит на опушке леса остановиться и там ждать его приходу.
Забежали мы на край лесочка и остановились. Посмотрел я по сторонам - нас там в гурте было , вроде, как человек тридцать. А таких гуртов по опушке - несколько. В общем, набралось нас полторы сотни вояк и четыре пушки больших. Решили мы попытать счастья и проскочить за реку возле деревни Мамоново. Тока вышли к Мамонову, нас там и стала немчура окружать на двадцати пяти танках. Покидали мы гранаты своим пушкам в стволы. Пушкари прицелы с пушек сняли и в болото зашвырнули. И снова все побежали в лес.
В лесу собралось сто человек и комиссар. Все напуганные в усмерть, но с четыремя пулемётами. Не бросили мужики пулемёты, знают, што за потерянное казённое имущество спросится.
Лежим мы, значит в лесу. Спим. Разбудил меня комиссар и отправляет, вроде, как на разведку. Не далеко. За ближний лесок. Ночью оттуда, издалече немецкие разговоры слыхать, вот и пошли мы с земляком в разведку. Сначала шли, потом ползли, а как на горочку всползли, так и дышать перестали от страху. Мама родная! Выскочила луна из-за тучи и осветила поле, а там от краю до краю танки стоят. Земляк у нас в колхозе учителем был. Так он считал, а я от немца сторожил.
Насчитал земеля почти семь сотен танков. Я и не знал, что их стока бывает.
Вернулись. Доложили комиссару. Лежим, пытаемся уснуть, голод и жажду терпим, а перед глазами СЕМЬ СОТЕН танков. Ужасть.
Лесок наш жиденький, молодой. Налетят немецкие бомбёры - спрятаться негде будет. Всем каюк придёт.
За полтора часа до темноты, собирает нас всех, комиссар в кружок и говорит: "Не мы немцев боимся, а немцы нас боятся. Согласны снова пойти на прорыв?" "Согласны!"
Пошли мы в Приглово. Осветили фашисты нас ракетами, и опять все войско разбежалось. Остался комиссар и ещё человек двадцать. Пошли мы с комиссаром собирать наше войско и собрали к утру аж сто двадцать бойцов Красной армии. И сказал комиссар, что решил он вести нас к немцу в тыл, организоваться. Слово такое мудрёноеввернул. Толком мы не поняли, что это значит, но раз сказал комиссар, что нужно идти организовываться, то мы и пошли.
По пути встретили штабных офицеров, писарей и ещё человек сорок с ними. Не поверите, товарищ генерал, но радость такая на душе появилась, будто мы сродственников повстречали. Комиссар на компас глядел и вёл нас напрямки в густой лес. Встретили мы и там, куда пришли, еще много людей, разыскали штаб чужой 134-йдивизии с полковником Светличным. Прорыв решили отложить. Потом повстречали ещё ихних пятьсот человек, а немного погодя, ещё целых две тыщи.
Промаялись мы в лесу пять дней. Решили, что немец успокоился и снова на прорыв пошли. И опять не прорвались. Полковник Светличный из лесу сбежал. Прочитал листовку, что немцы с самолётов кидают про то, как в плен нужно сдаваться и побежал к немцам. Вроде и командир, и грамотный, и партейный, а гадом оказался.Стал главным над нами и над 134-й дивизией наш комиссар, а помошником у него подполковник Белявский.
И сказал комиссар, что коль не получается за реку, к своим, идти, то станем мы теперь все одной общей "Лесной дивизией". Озадачил, не прорываться, а уйти дальше на запад и бить немца в его тылу. Только немцы раньше решили нас побить и послали 3 броневика в наш лес.
Один мы подбили пушкой, а два уехали не битые. Тогда немцы пошли не нас целым батальоном, а нас в пять раз больше, чем них. Как дали мы им "прикурить", так они и побежали из лесу, а мы ещё дальше в лес ушли.
Вот сейчас, товарищ генерал, вспоминаю я ту первую ночь, когда пошли на прорыв. Осветили нас немцыракетами. Комиссар кричит: "Делай, что я!" И лег на землю. Легли. Пошли дальше. Снова ракеты. Снова команда комиссара "Ложись!" Оглянулся я. Все бегут обратно в лес. Поднял комиссар гранату: "Стой! Гранатой сейчас!" Никто и не оглянулся. Тут его ярость взяла: "Ну" - говорит - "я из вас сделаю героев, сукины дети...". И сделал...
31 июля принял комиссар решение разбить "Лесную дивизию" на пять отрядов, отряды на роты, организовал штаб, создал политотдел, назначил командиров и комиссаров частей. Прокуратуру устроил и партийный отделзавёл.
Поставил перед командирами и комиссарами задачу - ни о каком прорыве не говорить, активно бить врага в тылу. Приказал всем надеть петлицы, нарисовать или вышить знаки различия. Требовал строго отдания чести. За малейшее нарушение арестовывал на несколько суток строгого ареста, по уставу хлеб и вода, но так как хлеба не было, то, значит, сидели на воде. Действовало. Одного сержанта приказал расстрелять, который схватил в лесукрестьянку, сначала за груди, потом за горло и под юбку к ней полез.
Сперва не мылись, не брились. А комиссар требовал от всех чистоты и сам брился и мылся до утомления.
Ели мясо без соли и без хлеба, а раненым всё лучшее. Семьдесят человек тяжелораненых было и всех вылечили, всех выходили. Некоторые предлагали отдать раненых на излечение колхозникам, но комиссар не позволил. Санитар один придумал выжимать сок из малины и черники - раненые от этого сока хорошо очень поправлялись.
Приучал комиссар к бою. Приказывал ловить связистов. Резали мы телефонный провод и прятались. Приходил связист, а мы ему кляп в рот пихнём, руки скрутим и волокём в свой лагерь. Из каждого бойца воспитывалхраброго человека.
