Василий Звягинцев - Билет на ладью Харона
Простой вопрос, но он поставил всех в тупик.
– Ведь правда, господа, – спохватился Розенцвейг, – как? Кто должен управлять электростанциями, как передавать сюда ток? Я, конечно, и всего остального не понимаю. – Он повернул круглую головку выключателя на щитке под навесом у входа в будку. Лампа в молочном плафоне загораться не пожелала.
– А я, кажется, знаю, – ответил ему Ляхов, который провел на заставе часом больше других, кое-как успел ее обследовать, отчего считал себя почти экспертом.
– Вы все время забываете теоретические предпосылки нашего предприятия. Хотя должны помнить их куда лучше, ведь это вы общались с Маштаковым и допрашивали нашего профессора.
Боковое же время! Ну, ты, Сергей, представь, собрался захватить ты вражескую базу. На этих холмах сидишь ты, вот здесь – они. Дизель-генератор здесь. Он работает. До момента, когда ты выстрелишь из гранатомета и взорвешь станцию, – еще десять минут. И все это время он будет работать. Так и в нашем случае.
А теперь представь, что ты сюда пришел уже через десять минут после выстрела, только не по прямому времени, а справа, слева, я не знаю… – Ляхов сам не мог понять и воспринять все это чувствами, а языком болтать, объясняя, – вполне получалось.
Как и в медицинских делах, впрочем. На деле соображаешь намного меньше половины, но пациенту рассказать, чем он болен и как его лечить, чтобы вылечить, – пожалуйста.
– Стоп-стоп, парень, – Тарханов немедленно сделал свои выводы. – Это что ж, если так, мы сейчас здесь если что взорвем или сломаем, оно и там, на нашей Земле, это… Как бы?
– Господа, господа, вот с этим экспериментировать не советую, – немедленно вмешался Розенцвейг. – Неизвестно, что на самом деле случится, но не забывайте, мы ведь еще и в прошлом по отношению к московскому времени. Книжки ведь почитывали на подобные темы…
– Почитывали, – со вздохом сказал Тарханов. И от того, что всяких фантастических романов и рассказов он прочитал предостаточно, стало ему совсем кисло на душе.
Тогда ведь, получается, и шагу не ступи, чтобы что-нибудь в будущем не нарушить. Хорошо, хоть бабочек здесь нет.
– Не драматизируйте, господа, – в очередной раз вмешался в ход рассуждений друзей Ляхов. – Все, возможно, обстоит совсем не так. Если мы предположили, что на будущее можно повлиять не иначе как в нем оказавшись, то зачем думать, что сейчас дела обстоят иначе?
Вполне возможно, что тут ситуация с односторонней проницаемостью. Мы пребываем на обочине дороги и влиять на то, что творится в магистральной струе, не можем…
Да ведь, кроме того, окружающая действительность, данная нам в ощущениях, не совсем та, откуда мы сюда пришли. Вот вы, Григорий Львович, прочитали то, что на заборе написано? Перевести можете? Или, к примеру, журнальчик?
– Вадим Петрович, – с некоторой даже обидой сказал Розенцвейг, – я в хедере на раввина не учился. Здесь все на иврите. Это древний религиозный язык. От идиш отличается сильнее, чем ваш современный русский от санскрита, который якобы прародитель всех славянских языков. Поэтому все здесь увиденное вызывает у меня еще более глубокую депрессию, чем у вас танки и автоматы…
Это значит, Тарханов успел по дороге и ему изложить свои соображения.
– Для меня это вообще пересмотр всех взглядов на историю и судьбы моего народа. Может, здесь Машиах[34] уже пришел…
– Ага, – цинично усмехнулся Тарханов, за время службы на Территориях успевший кое-чего поднахвататься из здешней Священной истории и сопутствующих апокрифов. – И вручил избранному народу железки собственного производства, – он шлепнул ладонью по местному автомату.
– А также радиоаппаратуру – китайского, – добавил Ляхов и в подтверждение нажал кнопку магнитофона, которым легко научился пользоваться, поскольку питание у него было от батареек, а слово «Play» в нужном месте понятно почти любому.
Неизвестная певица в хорошем джазовом сопровождении хриплым голосом запела давно известную песню «Ван вей тикет».
«Билет в один конец», в русском переводе. Слышали и танцевали в свое время.
– Так новый это мир или все-таки старый, но с вариациями? – Вадиму нравилось сейчас говорить парадоксами, пусть и не понимал он, что именно сейчас следует считать своим. Но уж древнееврейская версия его не вдохновляла никаким образом.
– Господа, да мужики вы или нет? Заткнетесь вы когда-нибудь? – не выдержала Майя.
Вскочив, тряхнув головой, тут же отбросив пальцами упавшие на глаза волосы, она показалась Вадиму великолепной. Не внешне даже, а вот этим волевым порывом.
– Нам сейчас плевать на все теории, вместе взятые. Мы за…… бродить по вашим горам, слушать вашу осто…… болтовню. Мы хотим помыться, поесть, поспать, остальное – ваши долбаные проблемы, если уж вы нас сюда затащили! Мужики!..
Сделано было мастерски и вовремя.
Татьяна, которую Ляхов привык воспринимать как провинциальную девушку-скромняшку, именно за эти качества вывезенную Сергеем в столицу, улыбнулась вдруг совершенно двусмысленно-ироническим образом и изобразила два хлопка в ладоши.
Чистый дзен-буддизм.
Словно она тут по характеру главная, отнюдь не экспансивная Майя.
«А к тебе следует присмотреться повнимательнее», – снова подумал Ляхов.
Обедом, переходящим в ужин, девушек они покормили и даже спать уложили, накрыв для них свежим бельем две койки в комнате с левого торца дома, где последнее время, кажется, никто не жил.
Оставили отдыхать и общаться, а сами снова вышли на улицу. Якобы покурить, не мешая отдыху подруг разговорами.
– Так, мужики, – объявил Тарханов. – О политике не говорим. Однако главное у здешних бойцов то же, что и у нас. – И предъявил народу зеленую алюминиевую фляжку, в меру помятую и поцарапанную. Встряхнул. Внутри ощутимо заплескалось.
– Он! – сообщил Сергей, и Вадим понял сразу, а Розенцвейг с некоторым замедлением.
– Сначала – вмажем. За успешное завершение первого этапа, каким бы ни был второй. Ты прав, Вадик. – Тарханов, что удивительно, впервые принародно назвал Ляхова сокращенным именем. И он с ходу понял, что содержимое фляжки полковник сначала испытал на себе, чтобы не подвергать риску товарищей. И умело держал себя в руках все это время, ожидая, как подействует.
Сейчас наконец подействовало. И правильно.
Вмазали.
Вадим, по-докторски, чистого, но с «проводничком», то есть набрав предварительно в рот глоток воды, а вслед за ним уже чистый спирт.
Розенцвейг предпочел развести более чем напополам. Да что с него взять, старик, сорок шесть лет, кажется.
Но у всех прошло хорошо. Обсудили это дело, наскоро поделились воспоминаниями, как, кто, где и когда до этого пил спирт и какие из этого для каждого проистекали последствия, покурили, слегка подумали, стоит ли еще, и все-таки повторили.
Ляхов к случаю вспомнил студенческий тост: «Улучшим наше состояние!»
Потянулся к фляге, чтобы налить по второй, сфокусировал зрение на ее округлом зеленом боку и вдруг захохотал.
Чего это ты?
– Смотрите, – пустил фляжку по кругу, предварительно указав пальцем, где следует смотреть.
Известным солдатским способом, острием хорошо наточенного ножа на металле было не выцарапано, а именно выгравировано елочкой, каллиграфическим шрифтом:
«Сема Бриман. ДМБ – 04».
По-русски!
– Что значит «ДМБ»? – осведомился Розенцвейг.
– Насколько я помню, в первой половине прошлого века в нашей армии, когда существовала четырехлетняя обязательная воинская повинность, таким сокращением обозначалась «демобилизация», то есть увольнение отслуживших в запас, – сообщил Ляхов. – Следовательно, в армии этого Израиля присутствует нечто подобное.
– И служат в ней русские, помнящие далекое прошлое? – усомнился Розенцвейг.
– Ну, Бриман не такая уж русская фамилия, хотя он, безусловно, русского происхождения… Более того, приехал он в Израиль уже в достаточно зрелом возрасте, раз предпочитает писать по-русски и сохраняет русский образ мышления…
– Может быть, тут у них тоже война и на помощь едут добровольцы со всего мира? – предположил Тарханов.
– Вряд ли. У добровольцев и даже наемников не бывает «ДМБ», тем более – с четко определенным сроком. Тут именно служба по призыву.
Кстати, судя по дате, парень этот уволился еще в прошлом году. Только вот не понимаю, почему он фляжку бросил? Обычно такие сувениры с собой на память прихватывают. Где ты ее нашел?
– В танке. Под сиденьем командира. А уж почему… Да, может, его просто убили в бою, а фляжка друзьям на память осталась.
– И это возможно, – согласился Ляхов. – Зато, по крайней мере, Россия в этом мире тоже существует. Уже легче… Но мы отвлеклись.
Выпили за Россию.
После чего Ляхов, у которого спиртное до определенного момента обостряло фантазию и воображение, высказал предположение, что они оказались именно в том мире, который краем глаза Тарханов увидел в Пятигорске.
