Развивая успех - Андрей Васильевич Лео
— Да вставай же ты! Тебя там Его Высочество дожидается.
— Какое ещё высочество? — вяло поинтересовался я у этой вредины.
И она тут же с ехидством ответила:
— Твой друг Нико́ла.
— И чё он припёрся в такую рань?
— Фу, Александр, как вульгарно вы стали выражаться всего лишь после одного кутежа с гвардейцами. Я даже боюсь представить, что с вами будет в дальнейшем. И кстати, к вашему сведению, сейчас уже не рань, а полдень.
Каждое слово малой сочилось непередаваемым сарказмом. Нет-нет-нет, что вы, что вы, о сочувствии к родному братику в данной ситуации не может быть и речи. Он ведь не смог взять её на вечеринку в честь дня рождения великого князя, поэтому какие тут могут быть сочувствия? И не важно, что дам на ту вечеринку не звали, старший брат уже одним своим существованием обязан был такие мелкие неувязочки разрулить. М-да… умная, умная, а в некоторых вопросах всё ещё ребёнком остаётся. Пожалуй, стоит ожидать, что она меня как минимум неделю будет подкалывать по любому удобному ей поводу, чтобы я, так сказать, смог осознать всю низость своего падения.
— Да, да, я понял. Только свои нравоучения лучше попридержи для кого-нибудь другого.
Голова раскалывалась, а во рту ощущался конкретный сушняк, как будто там стадо мамонтов перекочевало. Хотелось послать весь мир куда подальше, натянуть одеяло на голову, повернуться ко всем проблемам попой и провалиться в спасительную нирвану сна, но тут в дверь моей комнаты заглянул непрошеный гость:
— Алекс, ты ещё не готов?
Я с непониманием на него уставился:
— Для чего не готов?
— Ты что, всё забыл? Через час нас ждут на стрельбище.
— Каком стрельбище?
— Ты не помнишь, как вчера договаривался о соревнованиях по стрельбе?
Ох, мама мия, точно! Нико́ла, паразит, растрепал всем на гулянке, что я неплохо стреляю, а наша компания на тот момент уже изрядно поддатая была, вот и… О-о… убейте меня кто-нибудь.
Через двадцать минут, умытый, безукоризненно одетый, причёсанный и слегка подлеченный Софой, я с пол-литром капустного рассола в желудке (больше ничего не влезло) садился в нанятые Нико́лой сани. Удобно устроившись на сиденье, сразу откинулся в полулежачее положение, вытянул ноги, насколько это было возможно, и постарался с комфортом поспать ещё какое-то время, пока едем, но покайфовать мне не дали.
— Алекс, я понимаю, что ты приехал из Сибири и там, судя по всему, о приличиях не слишком заботятся, но прошу: если уж не меня, то не позорь хотя бы своих приёмных родителей. Им быстро доложат, как ты храпишь на весь Невский проспект, развалившись в нелепой позе рядом с великим князем. Да и в отношении меня ты бы мог быть более почтительным. Я сегодня утром отказал во встрече двум дамам, и всё ради того, чтобы поддержать тебя на стрельбище.
Вот же, блин, заноза! Но… он прав. Знакомых у меня в Питере среди аристократии уже достаточно много имеется, заметит кто-нибудь из них, как я в отключке с великим князем катаюсь, распишет потом «родителям» это непотребство в самых неприглядных красках, и «мамуля» мне (вот тут не может быть никаких сомнений!) все мозги прополощет. Конкретно так. Со вкусом и изяществом. Ну… как она это умеет.
Пришлось сесть прямо и осоловелым болванчиком уставиться в спину извозчику, но Нико́ла не отставал:
— Что-то ты, мой друг, слишком вялый сегодня. Куда же подевался тот неистовый пиит7, что развлекал офицеров конного полка всю прошедшую ночь?
7пиит — устаревшее, то же, что поэт (прим. автора).
Я хмуро на него взглянул и с недовольством ответил:
— Упоил невинного юнца, и после этого ещё хватает совести задавать такие вопросы?
— Ха-ха-ха… Вот что меня в тебе всегда поражало, так это твоя способность признавать себя юнцом, когда тебе надо. Любой другой знакомый мне юноша даже от лёгкого намёка на его возраст непременно оскорбился бы. В Петербурге и четырнадцатилетние считают себя вполне взрослыми. А ты этим пренебрегаешь и готов сам называть свой возраст юным.
И что ему ответить? Наверно, моё излюбленное:
— Умом меня вам не понять, в меня вам нужно просто верить.
— О чём я и говорю: ты очень необычен. Порой мне кажется, изображая себя юнцом, ты всего лишь насмехаешься над окружающими, а на самом деле твой возраст поболее многих.
Хм… как-то неправильно разговор пошёл. Я в своём поведении всё стараюсь к молодёжи примазаться, а оказывается, некоторые даже из этого делают выводы о моём истинном возрасте.
— Ой, Нико́ла, не бери в голову. Ты крутишься в среде аристократии и остальную российскую молодёжь ещё не видал, а она может… — тут моя мысль дала сбой, о чём хотел в конце сказать, как-то выпало из неотрезвевшей оперативной памяти, поэтому я постарался побыстрее закруглиться: — Да много чего она может.
Но Нико́ла, ни секунды не сомневаясь, сразу отмёл мои предположения:
— Видал, видал. Разных видал, но такого, как ты, встретил впервые. Вот, например, ты столь свободно обращаешься ко мне на «ты», что я порой ловлю себя на мысли, а не с кузеном ли разговариваю.
Чёрт! А ведь это, Саша, прокол. За частым панибратством с Нико́лой ты постепенно перестаёшь замечать сословную разницу современного общества. Но ведь вокруг не двадцать первый век. Так, как ты с князем общаешься сейчас, меж собой могут общаться только аристократы, равные по статусу, или… пусть и немного разные по статусу, но знакомые с детских лет. Вот же ёхарный бабай! Через все препоны разума из меня постоянно лезет культура общения покинутой реальности. Может быть, меня в той жизни перед переносом какой-нибудь толераст покусал? И в крови у меня теперь бурлит коктейль «Мы все равны! Мир, дружба, жвачка!»
Так… отставить похмельный стёб, делаем зарубку на будущее: раз Нико́ле такое общение нравится, значит, оставляем его как базовое, а с другими великосветскими балбесами пока держим дистанцию. Пойдут на сближение — их выбор, нет — и бог с ними.
Меж тем Нико́ла, наклонившись ко мне, нарочито нахмурил брови и спросил:
— Алекс, спрашиваю тебя прямо: ты случайно не мой неведомый двору кузен?
Пришлось, подыгрывая, театрально воскликнуть:
— О нет! Если бы ты был моим кузеном, мне об этом непременно доложили.
Князь
