Олегархат районного масштаба - Квинтус Номен
Самолет мне (точнее, Комитету) выделили все тот же: «ремоторизованный» Ил-14, на котором теперь стояли два двигателя уже турбовинтовых. Я уж не знаю, кто заставил Ильюшина провести такую доработку, но вышло удачно: теперь этот самолетик летал со скоростью в четыреста пятьдесят километров и до Эрфурта получилось долететь всего за четыре с половиной часа. До Эрфурта потому, что в Йене своего аэродрома не было, так что еще час пришлось потратить на поездку до нужного города. То есть я думаю, что можно было и минут за двадцать доехать: немцы, уж не знаю по собственной инициативе или их попросил кто-то (хотя последнее – навряд ли) подали мне не просто авто, а лимузин «Заксенринг», в девичестве именуемый «Хорьхом». Я такой раньше только в музее видела, и экскурсовод говорил, что вообще-то в конце 50-х это был самый роскошный автомобиль обеих Германий. Ну, не знаю, самый ли – но ехать на нем было приятно.
Но сразу по приезду разговаривать с немецкими оптиками было, как я поняла, бесполезно: работу немцы начинали в семь, восьмичасовой рабочий день блюли свято, так что я в город вообще прибыла к концу рабочего дня. Однако имея фору перед местными на следующее утро: в Москве-то это самое утро наступало на час раньше, так что я неплохо выспалась… и до позднего вечера (до очень позднего, несмотря на окончание рабочего дня еще где-то в середине переговоров) общалась с руководителями и специалистами прославленного предприятия. Они сами про «нерушимость рабочего графика» забыли как только я озвучила свои хотелки, а они в ответ быстренько прикинули потенциальную цену контракта. То есть тогда еще не забыли, а вот когда я сказала, что если работа будет сделана за полгода, то размер моей благодарности окажется безмерным в пределах двадцати процентов от начальной цены, то тут же и забыли. Потому что с «благодарностью» цена контракта не очень сильно отличалась от стоимости всего завода…
И во вторник мы по основным параметрам контракта договорились, а в среду, во время продолжения банкета, я озвучила и вторую мою хотелку – и тут уже немцы сильно задумались. Потому что я захотела получить не готовые изделия, а специальные станки, которые цейссовцы сами для себя у себя же и изготавливали – и никогда никому их раньше не продавали. Да и потом никому их продавать не собирались, так что пришлось включить все свое обаяние:
– Вы имеете полное право мне эти станки не продавать, но в этом случае я не смогу осуществлять текущий ремонт заказанного у вас оборудования. И тогда смысл приобретать его у вас полностью теряется, мне будет проще эти деньги отдать советским институтам, чтобы они сами все мне необходимое изготовили.
– Но мы всегда можем оказывать техническую помощь!
– А вот это вряд ли, там, где это оборудование будет стоять, иностранцы в радиусе сотни километров никогда появиться не смогут. Поэтому мне будут нужны станки, обученный для работы на этих станках наш, советский, персонал – за деньги, понятное дело, обученный. Или я просто не смогу контракт заключить. Но могу вас успокоить: приобретенное у вас оборудование не будет использоваться для выпуска продукции, составляющей вам конкуренцию…
На самом деле я немцам относительно использования их станков вообще не врала: мне не столько станки эти нужны были, сколько обученные специалисты-оптики, а станки и у нас в стране любые сконструировать сумеют. Но этот момент объяснять дружественным немцам я вообще не собиралась, а со станками запрос на обучение специалистов выглядел вроде как обоснованно. И вечером в четверг все три контракта (на оборудование, на станки и на обучение) были подписаны. Я уже довольно поздно позвонила Сереже, заказала торт «Прага» и легла спать – ненадолго, так как в пять утра уже вылетела из Эрфурта домой. Недосып компенсировала в самолете: ветер был встречный, так что полет длился даже больше пяти часов – но выспалась неплохо и тут же, даже домой не заехав, стала решать «самую важную проблему»: на какие шиши народ в Комитет набирать.
Одну интересную идею мне муж подкинул, заметив, что без моих тележек было бы очень трудно столько книг сразу перевезти – а в Приозерном все же имелся довольно неплохой механический цех, так что я отловила одного из работающих в Комитете инженеров-бауманцев и озадачила его составлением производственной программы по выпуску таких тележек. Задачка на первый взгляд выглядела очень простой – но только на самый первый, ведь там не только рама с колесиками нужна была, но и сумка, сшитая из каких-то тряпочек. И если стальные трубки для рамы достать было возможно, то уже с резиновыми шинками возникали определенные проблемы, а уж с тряпочками…
Даже по самым первым прикидкам тут требовалась кооперация с предприятиями сразу четырех министерств, причем все они отнюдь не мечтали срочно скооперироваться! А предложить им что-то, чтобы их заинтересовать, пока было невозможно: нечего было предлагать, так что у парня точно было чем заняться. Но не у него одного, все же даже при стопроцентных накладных с тележки ценой в семьдесят рублей много денег не собрать. Конечно, никакая копеечка для меня лишней не будет, но тут требовалось что-то более ценное. Не в смысле «более дорогое», а что-то пользующееся спросом в ширнармассах (и продаваемая все же по доступной цене), причем такое, что можно было запустить в производство на уже существующих заводах. Не на любых существующих, а на заводах Комитета, причем что-то, не требующего дефицитных материалов…
Из недефицитных материалов у меня в Комитете имелся лишь один: ударопрочный полистирол, который был заказан (по ошибке) в огромном количестве для Брянского телевизионного завода для изготовления решетки громкоговорителя. Причем его было действительно хоть попой ешь: по неведомым мне причинам вот уже третий год завод сильно избыточный заказ просто повторял снова и снова, так что там все склады были пластмассовыми крошками забиты. Ну не то чтобы забиты, все же на одну решетку пластмассы требовалось не особо и много – но заводчане мне сказали, что если получится все же удвоить производство телевизоров, то запаса хватит года на три бесперебойной работы (при, конечно, продолжении регулярных поставок сырья). И полистирол был трех цветов, буквально как в сказке Сутеева «Три котенка»: черный, серый и белый. А это уже наводило на определенные мысли – впрочем, любого, кто успел пожить лет так на двадцать-тридцать позднее, это навело бы на те же самые мысли.