Студент 2 - Всеволод Советский
Дверь «буханки» распахнулась, из нее рванулись милиционеры, стремительно разбегаясь влево-вправо, то есть создавая линию охвата рынка. А из грузовика так же проворно — видна была их обученность в этом деле — стали выпрыгивать и устремляться на прочесывание солдаты внутренних войск. Малиновые погоны. Были они без оружия, только на поясных ремнях зачем-то болтались штык-ножи. Естественно, в ножнах.
Тут и Витек обалдел, рот разинул:
— Ух ты! Глянь…
— Вперед! — рявкнул я, пресекая ненужные речи.
Я прямо физически ощутил, как обострилась моя логика. Как бритва, она двумя резкими взмахами рассекла реальность.
Дом! Девятиэтажка. Туда.
Живая изгородь!
Скверик меж толкучкой и домом основательно зарос всякой древесно-кустарниковой дичью. Минимально маневрируя, можно было проскочить незамеченными. Это метров пятьдесят. Шесть-семь секунд. Только пулей!
На рынке вздыбилась лютая суматоха, гомон, отчаянные выкрики…
— Витек! Ходу!!!
Он тоже смекнул, молодец. Мы уже мчались меж кустов, я первым, он за мной. Гомон толпы за спиной нарастал. Голубые рубашки милиционеров мелькали за зарослями как ошметки неба, внезапно упавшие на землю.
Двадцать метров. Десять. Дорога. Вновь кустарник. Крыльцо. Дверь. Все!
Задыхаясь, я влетел в подъезд. Витька — за мной, споткнулся о порог, чуть не налетел на меня.
— Н-ну!.. — хрипло проорал он, — Ну, Базилевс, ты голова!..
— Можно даже сказать, кибермашина! — я хлопнул его по плечу, успев вспомнить, что слова «компьютер» в нашем обиходе тогда еще не было. — Между прочим, проблема еще не решена.
— Это почему?
— А потому, что менты не дураки. Они наверняка могут подъезд проверить. Даже допускаю, что они нас видели. Хотя… Ну да что там гадать! Видели, не видели…
— Так делать-то что?
— Пока идем вверх, а там видно будет.
— Ну так давай на лифте!..
— Нет. Чем меньше шума, тем лучше. Идем вообще беззвучно!
И мы как могли беззвучно пустились наверх, овеваемые запахами давнего жилья: кухонными, мыльными и прочими. На подходе ко второму этажу услышали, как выше клацнул дверной замок, а когда добежали до третьего, увидели светловолосую молодую женщину, слегка растрепанную, в сильно застиранном ситцевом халатике и домашних шлепанцах. И с первого же взгляда я заметил, насколько она симпатична, какие у нее стройные округлые ноги.
— Здорово! — неожиданно воскликнула она. — Спекулянты, что ли? От облавы бежим?
— Предприниматели, — переводя дыхание, откликнулся я. — Зарабатываем честно! Интеллектом и деловой хваткой.
По лицу ее скользнули одновременно недоумение и интерес. Похоже, со столь ловким мастером речи она прежде не сталкивалась. От неожиданности, что ли, она вдруг чистосердечно призналась:
— Да сын у меня туда поперся! Так, из интереса, поглазеть что-нибудь. Первоклассник. То есть, первого сентября во второй… Ну, я уж думаю, такого-то пацана не загребут?
— Нет, конечно, — поспешил утешить я. — А вот у нас для него как раз может кое-что быть… Простите! Вас как зовут?
— Катя. То есть, Катерина, — поправилась она.
Я вмиг просек, что она все еще живет отголосками юности, когда она была Катей и с некоторым трудом свыкается с тем, что она уже Екатерина, или тем более какая-нибудь там Екатерина Ивановна или Петровна.
— Катерина, — как можно задушевнее произнес я. — Тогда, быть может, вы нас впустите на полчаса? Пока вся эта суматоха уляжется?
Я кивнул назад и влево, в сторону барахолки, откуда до нас долетали невнятные звуки, и сказал:
— Витя, что мы можем предложить пацану восьми лет?
Витек к этому моменту отдышался.
— Ну что? — уверенно заявил он. — Жвачки разные. Или вот ручку шариковую не хотите ли для школы? Смотрите! С такой штуковиной сын ваш станет королем класса!
И Витька вытащил шикарную импортную шариковую ручку: изящный металлический цилиндрик поразительно красивого вишневого цвета.
Кате, конечно, это приглянулось, однако, она скептически сощурилась:
— Ну, эту штуковину он на второй день потеряет. Если не на первый. А насчет жевачек… ну, тут надо поглядеть.
— Так мы зайдем?
— Айда! — пригласительно махнула она рукой.
И мы прошли в небольшую, небогатую, но чрезвычайно опрятную квартирку. Прямо заметно было, что хозяйка при довольно затрапезном виде — настоящая фанатка чистоты… И еще. Чутьем я угадал, что перед нами мать-одиночка. Не было здесь мужского духа. Малолетнего парнишку, понятно, не считаем.
Прошли на крохотную кухоньку.
— Может, чаю попьете? — предложила Катя.
— С удовольствием! — тут же откликнулся я.
Она взялась хлопотать у плиты, а я незаметно подмигнул Витьке: живем, мол! Вот что значит знание психологии.
Вскоре на стол явился свежезаваренный чай, скромное угощение: печенье, прошлогоднее варенье. Черная смородина. Только мы взялись за это, как грянул дверной звонок.
Витька изменился в лице:
— Черт! Неужели менты прочес устроили⁈
— Да ну, какие менты! — Катя вскочила. — Это мой оболтус вернулся, слава Богу.
И верно, в дом ввалился бойкий второклассник, с ходу заваливший мать жарким рассказом о том, как он ходил по рынку, как на толпу обрушилась облава, как он ухитрился познакомиться с одним солдатом, и тот показывал пацану штык-нож и даже дал подержать в руках.
Наверное, солдат был дурак, но это неважно. Мальчишка пылал восторгом, тараторя и сбиваясь, но мамаша пресекла доклад распоряжением мыть руки.
Тут юный авантюрист заметил нас.
— Здрасьте! — бойко отчеканил он. — А я вас тоже там видал!.. Мам, эти дядьки тоже там были. А вы зачем к нам?
— А мы специально к тебе, — я подмигнул. — Руки мой, и сюда иди.
Ну, короче говоря, парня мы ошарашили набором жевательных резинок, и он, конечно, вымутил их у мамаши на сумму порядка все той же пятерки. После чего был отправлен в подъезд взглянуть в окно: как обстоят дела на рынке (окна квартиры выходили на противоположную сторону). Мы с Витькой за это время выдули по две чашки чаю, и я ощутил, как проступает в разных местах потная испарина.
Пацаненок, которого, к слову сказать, звали Володя, вернувшись, доложил, что облава подходит к завершению, солдаты грузятся в машины, милиционеры еще что-то там делают, а народ уныло разбредается. Витек встревоженно начал расспрашивать, не задержали кого-либо, но парнишка ничего пояснить не смог.
Пока все это длилось, я тем же тонким
