Иннокентий - Ал Коруд
— Ты забыл, что Герыч раньше официантом работал? Он и не такое может выдать. Герыч у нас мудрец!
— Чего ушел тогда?
Парень вздохнул:
— Там, брат, молодые нужны. Ты потаскай эти подносы!
Иннокентий дипломатично промолчал. Он отлично представлял, чем официанты зарабатывают. Пришлось как-то в первые месяцы пребывания в Москве потрудиться барменом. Кеша ничуточки не сомневался, что и в Союзе скорее всего существуют присущие общепиту махинации. Там без этого никак. Влип Герыч скорее всего в неприятную историю и попрощался с общепитом. В таком городке как Заволжск круговая порука.
— Ты кушай, кушай, в супе вся сила!
Глаза Герыча влажно поблескивали. Один «опрокинутый фаныч» уже аккуратно притулился в деревянном ящике. Бутылки в Союзе никогда не выбрасывали. Всего они купили четыре. Вино было гдотное, но по шарам давало знатно. В голове приятно зашаяло. После второго стакана Кеша и вовсе перестал ощущать его противный вкус. Нахлебавшись вдоволь сытного супца и закусив бутербродами с колбасой и сыром, он вольготно развалился на промятой тахте. Вован пристроился в старом кресле, закинув ногу на ногу. Первый этап пития пройден, до Рубикона недалече. Можно и побазарить «за жисть».
— Спасибо. Знатный супчик. Давно такого не едал.
— Это я у поваров в «Столичном» научился.
— А чего в повара тогда не пошел?
Герыч мутно глянул на Иннокентия:
— Так, без образования, пацан, ты никуда не попадешь. Сам вот ты что закончил?
Иннокентий был еще не так пьян, чтобы ляпнуть про колледж. В голове всплыло общепринятое название учебного заведения для простых работяг.
— Гопу.
— Ну вот и сиди на попе ровно. Дальше этого уровня тебе хода нет. А захочешь на завод хороший попасть, где зарплата и прочие ништяки, то это надо сначала технарь закончить.
— Так в чем дело?
Герыч посмотрел на Кешу, как на малахольного.
— Кто ж мужика взрослого на учебу определит? А жить на что? Вован!
Патлатый ловким движением вскрыл второй «фаныч» и разлил бордовую жидкость по граненым стаканам. Он взял ближний себе и выдохнул:
— Будем!
Выпили, закусили. Вован приоткрыл дверь и засмолил папиросой.
— Учиться, Кеша, надо, пока молодой. Потом лень или тяжко.
— Или бабы мешают, — заржал, аки конь Вован.
Патлатый придурок все больше и больше не нравился Иннокентию. Не то чтобы он сам был тонкой душевной организации, но откровенное быдлячество откровенно недолюбливал. Обычно подобным занимались пакостные людишки. На трассе подрежет, из двора не даст выехать, на лестничной площадке намусорит. Кеша и сам не ангел, но, допустим, долги всегда отдавал, не крысил и какие-то понятия имел. Поэтому в любом месте быстро находил себе приятелей и собутыльников. Вот с бабами ему не везло. Корыстные все попадались, суки.
— Бабы — это, конечно, зло, но зло необходимое.
Кеша догадался:
— Был женат?
Герыч скривился, но сквозь зубы ответил:
— Два раза. Тогда мне в ресторации неплохо башляли, дамы вокруг так и вились. Но им одно надо — тащи все в дом и на других баб даже не посматривай. Больной и старый ты никому не сдался.
После «Рубикона» потянуло на откровенность.
— Ну и чего они до меня пристали? — Вован разгорячился, снял пиджак, под тонкой рубашкой отчетливо просматривались неплохие мышцы. — Не хочу учиться и баста. Школа за десять лет — вот где уже! Учат и учат. Иди, говорят, в институт. Это еще пять лет мне на стипенсию жить? И кем я стану? Вшивым инженеришкем? Деньгу можно накалымить и проще.
Иннокентий внезапно вспомнил, что родители у Вована люди непростые, отсюда и шмот фирмовый и речь относительно грамотная, хоть и нарочито сдобренная руганью.
«Играет в реального пацана».
— Ох, Вовчик, — Герыч неодобрительно смотрит на собутыльника, — допрыгаешься ты со спекулями.
— Ну, а чего? — патлатый парень взялся за копченую скумбрию. В тутошнюю эпоху, как догадался Кеша, она лишь закуска алкашей. — За рейс можно срубить четвертной.
Иннокентий приуныл. Ему пока больше рубля не предлагали. Разве что придумать халтуру? Он навострил уши.
— Вот так запросто и платят?
— Кеша, — укоризненно посмотрел на него хозяин «берлоги» — платят этим ухарям вовсе не за рейс, а за то, сколько они левак с фабрики везут и барыгам разным сбывают.
— Да кому эта некондиция нужна? А тут людям на пользу.
— Государству!
— Государство — это советский народ, а народ — это я. Раз мне хорошо, то и государству неплохо, — бодрым голосом заявил Вован и заржал во все горло.
— Доиграешься, и родители не помогут.
— Да ладно нагнетать. Все будет ништяк!
— Украл-выпил — в тюрьму. Украл — выпил — в тюрьму, — невпопад заметил Иннокентий.
Вован внезапно перестал улыбаться.
— Ты чего несешь, чухан?
— Чё сказал, обрыган?
Вот такого прощать нельзя. Кеша был уже на ногах, но Вован оказался быстрее.
— «Как больно! Сука, этот хиппарь умеет бить. А так?»
Патлатый явно не ожидал ответа от косолапого деревенщины. Но Кеша к своему огромному удивлению сноровисто пробил «двоечку», завалив противника в угол.
— Харэ! У меня не драться!
Вован ошарашенно ощупал квадратный подбородок и восхищенно проорал:
— Кеша, скажи на милость, где ты так бить научился? Классика жанра, но как красиво уделал! Уважуха, братан.
— Давай руку. Ничего хоть не поломал?
Иннокентий уже жалел, что ударил хиппаря, но тот, похоже, был не в обиде.
— Все, мир, молодые люди?
— А с чего нам воевать, да Кеша? Я думал ты увалень, а ты… Где так навострился?
— В армии, где еще? — Иннокентий ругал сам себя последними словами. Снова приходится выкручивать.
— В десанте служил?
Так далеко Кеше заходить не хотелось. Десантура — это братство, начнутся вопросы с подковыркой, на которые он не сможет ответить. Потому он пробурчал нехотя:
— В разведке.
— Ну что, за мир во всем мире! — поднял полный стакан Герыч. Закусь подходила к концу, и бывший официант достал откуда-то консервы.
«Кукумария — морской огурец» — прочитал на этикетке Иннокентий.
«Охренеть, какими деликатесами всякая советская пьянь закусывала! Плохо, говорите, жили?»
— Лишь бы не было войны, — выдохнул он вспыхнувшую в голове фразу. Герыч неожиданно его поддержал:
— Так и есть. Это вы, молодые, ничего не помните. Я в войну совсем шкетом был, хлебнул лиха. Тут же рядом немцы узловую станцию бомбили, а мы дежурили на крышах.
— Это еще зачем?
— Вован, чему вас в школе учат? Зажигалки ловить.
Патлатый хмыкнул, откупорил последний «фаныч» и пробормотал:
— Делать вам нечего. А если фугасом на крышу?
— Коли так, хана. Но немцы экономили, в поселок зажигалки кидали. Страшно было жуть.
— И чего тогда сидели?
— Так как потом пацанам в глаза смотреть? Западло.
— Ну если западло, то да, — пьяно согласился Вован. — Пойду я. Завтра к обеду надо быть на базе как штык. И разговор наш не забудь, Герыч.
— Все будет тип-топ.
Иннокентий сделал вид, что уже сильно пьян. Но понял, что между этими двумя такими разными типами существуют некие деловые отношения.
— Была у меня мечта, моряком стать. Все похерил, Кеша. Так что, если есть у тебя в душе струна, ты не рви её, — в голове плыло, в глазах туманилось. «Чернила» оказались довльно крепким напитком, или организм не таким стойким к алкоголю. Герыч проводил его до перекрестка и сейчас дышал перегаром прямо в лицо. — Кеша, пока не забыл. Если Вова подойдет к тебе с предложением деньгу по легкому сшибить, то не соглашайся. Ты ему нужен для подставы, когда этих сволочей приспичит. Потому он тебя и подпаивает. Запомни это хорошенько.
— Угу, — язык во рту еле ворочался. Иннокентий был уже не рад случайному знакомству с прошлым Васечкина.
Зачем такие пакости ему мироздание подсунуло?
Глава 5
Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится…
И кто придумал эту чертову работу? Явно существо из инфернального мироздания. Лишь бы подгадить человеку. Каждое утро сплошное дежавю. Настойчивый стук в дверь, заспанные глаза, мятая рожа, болезная голова. Пришлось натягивать грязные треники и топать к двери. Только в этот раз за ней появился сантехник Потапов. Да, как в том знаменитом стишке. Несмотря на говорящую профессию, Дмитрий пил умеренно, по праздникам. Но магарыч
