Группа крови на плече - Алексей Викторович Вязовский
Я выжидал. Если «Ирокез» нас не заметит, лучше смоюсь по-тихому. Но вертолет оказался настырным, упрямо нависая, как овод над коровьими жопами. Улетать, сука, не хотел.
Взяв небольшое упреждение, вдавил приклад в плечо, поводил стволом вслед за «акулой». Кончиком указательного пальца чуть притопил спусковой крючок и замер. Ну, давай, тварь! Ближе, ближе…
Теперь не было сомнений, что вертушка от меня не отстанет. Или я, или она. «Ирокез» повернулся боком. Пулеметчик как на ладони. Пора.
Тра-та-та! Я жахнул сразу длинной очередью. Отдача неожиданно оказалась не такой сильной, как у «калаша». Я вгрызался в почву коленом, удерживая равновесие. Очередь полоснула пулеметчика, прошлась прямо по пятнистой груди, вспучив ткань разгрузки. Стрелок дернулся, но никак не падал, будто не верил, что уже труп. Я добавил еще очередь, но тот уже повис на ремнях безопасности.
Вертолет круто заложил вираж, пытаясь свалить. Похоже, экипаж был всего из двух человек – пилота и пулеметчика.
А вот хрен! Выкуси! Я выпустил остатки магазина вслед «Ирокезу». Броня у него никакая, и пули достали механику. От клокочущей машины повалил шлейф черного дыма. Вертолет сбился с курса и, заваливаясь раненой птицей, пошел на снижение.
Вот я мудак! Пилот явно выживет и призовет сюда по рации всю американскую армию. Форт-Брэгг и Ко. Надо было дать ему уйти, а теперь упавший вертолет будет радиомаячком. Но локти кусать недосуг. Я воткнул новый магазин и вновь впрягся в «телегу». Буду идти, пока есть силы и патроны. В плен мне никак нельзя: нос у меня слишком красивый, не хочу его лишиться. Дамбо все очень отчетливо объяснил.
Какое-то время казалось, что я оторвался. Я шпарил по джунглям не оборачиваясь. Разлапистые ветки хлестали по морде, ползучие побеги норовили схватить за ноги, болотистая почва пыталась засосать и замедлить ход. Но я настырный. Остановить сейчас меня только пуля может. И то в голову.
На работе меня часто называли отмороженным. За глаза, конечно, но я не обижался. Честно говоря, таким я и был. Меня и взяли в ЧОП на должность старшего группы быстрого реагирования, потому что не прятался за спины других. Район нашего обслуживания проходил в промзоне: много заброшенных заводиков, переродившихся в склады и шабашные одноразовые предприятия. Мебельщики собирали ширпотреб, автожестянщики людей окучивали, и подобные шарашки процветали. Район криминальный и неблагополучный. Гетто с прилегающими жилыми бараками и унылым, как моя детдомовская жизнь, ландшафтом. Гопота плодилась там, как радиоактивные грибы в Чернобыле. К тому же любили в этой трущобке селиться бывшие сидельцы, что откидывались из тридцать пятой колонии неподалеку. Жилья у них своего не было, а там комнату чуть ли не за мешок картошки можно было снять. Вот и подобрался в райончике контингент такой, что даже участковый сюда соваться боялся. Все местные шарашки подключили тревожные кнопки и охранные сигналки нашего «Барса», так как другие ЧОП не горели особым желанием обслуживать эту мерзоту. Днем «геттовцы» бухали технарь, а ночью собирались на дело. Вскрывали склады и СТОшки. Иногда сработки каждые полчаса были. Выезжали мы на неказистой «гранте»-оперативке и ловили гадов. Всякого навидались. Напарники на дежурство заступали охотнее, если знали, что Отмороженный сегодня в смене.
Где-то сбоку раздался хруст. Я остановился. Сердце стучало, как кузнечный молот, и норовило выпрыгнуть из груди. Да еще эта адская влажность и жара…
Фух! Хочется сдохнуть, но отступать я так и не научился. Я присел на корточки, схватился за винтовку. Хруст повторился.
Глава 3
Я вглядывался в чащу и водил стволом, выставив его вперед, готовый в любой момент пальнуть по гостям. Но никого не видно. Может, зверь какой? Или ветер? Неожиданно кусты раздвинулись и оттуда показалась голова Чунга.
– Тьфу ты! – сплюнул я, убирая винтовку. – Напугал меня! А если бы пальнул? Где ты лазил, партизан хренов? Я думал, ты сбежал.
– Сюрприз готовил, – загадочно проговорил вьетнамец. – На дороге. Американцам понравьится.
Некогда пухлый рюкзак вьетнамца сейчас заметно похудел. Теперь ясно, где он пропадал. Поди, тропу заминировал, а я его уже в иуды записал и проклял почти. Молодец, чо.
– Понравьится, – беззлобно передразнил я и кивнул на волокушу. – Помогай тогда. Тоже мне, нашелся Дед Мороз… Впрягайся, раз позади все пучком.
Чунг кивнул, поправил висящие на спине винтовки, и послушно встал рядом со мной. Вдвоем дело пошло веселее. Волокуша бодро шуршала, приминая высокую траву. Но частенько джунгли стискивали тропку до ширины ручейка, и в таких местах мне опять приходилось тянуть в одну каску.
Прошли около часа. Сколько это в километрах – не понял. Передвигаться по джунглям медленно получается и петлять часто приходится. То болотце впереди нарисуется, то огромная коряга поперек гниет, то еще какая холера, вроде непролазных сплетений колючек и лиан. В общем, не прогулка по парку.
– Все… Привал! – скомандовал я после взятия штурмом очередной лужицы.
Такие препятствия особенно выматывали. Глубина небольшая, не выше колена, но грязь присасывает ноги намертво и отпускать не хочет.
Мы аккуратно положили волокушу на землю, а я без сил бухнулся на траву. Чунг был живее меня. Привык по таким «лесопаркам» шнырять. Да и раненого он недолго тащил. Не успел вымотаться. Впереди маячила еще одна подобная лужица. Широкая, хрен обойдешь. А за ней проглядывалась еще. Черт… Кажется, в болота попали. В воздухе появился запах затхлой тины и сероводорода.
– Куда ты нас ведешь, Сусанин? – спросил я Чунга. – Ты точно дорогу знаешь? Воды кругом становится больше.
– Дожди почти неделю идут, – пожал плечами тот. – Тропические, сильные. Теперь все внизу как болото. Сусанин – это кто?
– Да был такой… «заводила». Отжигал с поляками.
Меня потряхивало, я все никак не мог переварить свой провал в прошлое. Как жить? Точнее, как выжить?
– И куда нам теперь? Обратно поворачивать?
– Не знаю, – вьетнамец задумчиво пригладил черные гладкие волосы. – Проверю впереди, ты пока отдыхай.
– Давай, – кивнул я. – Если найдешь вертолет или катер на подушке, тащи их сюда, буду благодарен.
Чунг даже не улыбнулся шутке. Интересно, вьетнамцы вообще понимают русский юмор? Американцы точно не понимают. А этот вроде смышленым выглядит. Но похоже, что улыбаться не умеет. Жизнь, наверное, тяжелая была, не научился. Хотя, может, он просто не догоняет – речь у меня ни хрена не литературная.
Проводник скрылся в чаще. Я прихлопнул очередную «сколопендру», пытавшуюся залезть мне за ворот. Поморщился и отшвырнул раздавленное мерзкое тельце подальше от себя. Плечи мои невольно передернулись. Не думал, что боюсь насекомых. Таких, наверное, все боятся…
