Георгий Савицкий - Поле боя — Украина. Сломанный трезубец
Олег улыбнулся, вспомнив, как на одном из первых таких собраний доконал пана полковника своими историческими познаниями. Тогда Николай Николаевич Бут взялся рассказывать летчикам об истоках украинской государственности и украинской символике. Дескать, сине-желтый цвет государственного флага — это символы неба и пшеницы, а изображение на гербе трезубца символизирует триединство Божественных ипостасей — Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Святого Духа.
Но эту стройную концепцию очень быстро разрушил Олег Щербина. Дело в том, что синий и желтый цвета — это геральдические символы Шведского королевства. В ходе Северной войны 1700 года казакам гетмана Ивана Мазепы, который перешел на сторону шведского короля Карла XII, были пожалованы эти цвета как знаки различия. Сечевые же казаки в походы ходили под хоругвями красного цвета. Что же касается изображения трезубца, то это родовая печать, так называемая «тамга», древнего рода Рюриковичей — и к истории государственности Украины не имеет никакого отношения. А все потому, что символы украинской «державности» разрабатывались украинскими эмигрантами канадской диаспоры, что называется, «на скорую руку».
Тогда полковник Бут крепко сел в лужу, особенно когда Олег упомянул о Большом украинском гербе, о котором горе-демократ в погонах даже и не знал.
Щербина вздохнул и вновь погрузился в чтение.
* * *Но на этом злоключения летчиков не закончились. После набившего оскомину унылого и бесталанного выступления докладчика летчиков отправили в медсанчасть на собеседование с психологом. Олег очень удивился, ведь психологические тесты никогда не назначаются на конец дня, потому что человек к вечеру элементарно устает, у него рассеивается внимание, подводит память. Поэтому психотесты рекомендуется проводить с утра.
Дождавшись своей очереди, Щербина шагнул в кабинет. Госпожа психолог восседала в кресле, закинув ногу за ногу. Олег невольно скользнул взглядом по ее фигуре — хороша стерва…
— Здравствуйте, пане капитан.
— Здравия желаю.
Психолог откинулась в кресле, так что идеально сидящая форма обрисовала ее грудь. Она очаровательно улыбнулась.
— Капитан Щербина, на сегодня я не планировала никаких психологических тестов. Просто хотелось пообщаться с летчиками, узнать о них побольше…
— Ну и как, узнали?
— К сожалению, ваши коллеги оказались не слишком разговорчивы. Кстати, почему бы нам не перейти на «ты»? Можете называть меня просто Мариной.
— Поймите, капитан, да вам, как специалисту, это и так должно быть понятно — люди устали после инспекционных полетов, — Щербина проигнорировал ее вопрос.
— А вы, капитан? Устали? Может, вам сделать массаж?
Психолог подошла сзади к Олегу и начала массировать ему плечи.
— Нет уж, спасибо за заботу, товарищ капитан, — Щербина повел плечами. — Я считаю, что вам не стоит заходить так далеко в благородном желании помочь человеку.
Фемина убрала руки и вернулась на свое место. Олег внимательно следил за ее реакцией, и в глубине его чуть прищуренных глаз скрывался насмешливый огонек. К своей профессиональной чести, Марина Миронова быстро взяла себя в руки. Она чувствовала, что этому грубоватому капитану удалось ее переиграть. Такие случаи были вопиющим исключением, ведь она всегда добивалась своего, сочетая обычные женские уловки и тонкие психологические приемы. Но все хитрые премудрости оказались бессильны перед волей, жизненным опытом и хладнокровием летчика.
«Ладно, — Марина почувствовала, как изнутри накатывает волна ледяного бешенства. Чтобы справиться с собой, она пододвинула к себе листок и стала что-то черкать на нем. Подняв глаза, она уловила тот самый насмешливый огонек во взгляде. — Ну, ладно, мы еще посмотрим, чего вы добьетесь, товарищ капитан…»
— Что-то еще, товарищ капитан? — вежливо осведомился Щербина.
— Нет. Можете быть свободны, завтра перед полетами я проведу с вами и с вашими летчиками серию психологических тестов.
— Честь имею.
На следующий день на предполетной медкомиссии капитан-психолог Миронова подвергала летчиков различным заумным головоломкам, но офицеры, наученные горьким опытом прохождения врачебно-летных комиссий, знали уже, как нужно отвечать, чтобы их ответы врачи не трактовали двояко. Собрав исписанные листочки, капитан удалилась, а летчики, получив от врача допуск на полеты, быстро побежали к автобусу, который отвозил их на аэродромную стоянку.
* * *Единственным, кто не прошел предполетный медосмотр, был полковник Бут. После бурной «культурной программы», проведенной прошлой ночью с «паном инспектором», его мутило и выворачивало наизнанку. Ну а полковника Плюща после вчерашнего так «плющило», что он остался в номере офицерского общежития, благоухавшего продуктами жизнедеятельности инспектора.
Олег двинул рычаг управления двигателем назад, сбавляя обороты турбин, и глянул на высотомер. Заданный эшелон занят, теперь нужно было запросить руководителя полетов о выполнении задания.
— Ручей, я — 801-й, восемь тысяч занял. Задание?
— Восемьсот первому — возврат на «точку».
Щербина недоуменно уставился на приборную панель, как будто стрелки и циферблаты могли ответить ему на один-единственный вопрос: «Какого хрена?»
— Ручей, повторите, канал забит помехами.
— Восемьсот первый, прекратить задание. Возвращайтесь на аэродром. Как поняли меня, прием?
— Вас понял, возвращаюсь.
Вот черт! Щербина заложил крутой вираж. Да что они там, с ума посходили?!
Су-27 чиркнул пневматиками по бетонке, хлопнули, раскрывшись, тормозные парашюты. Истребитель зарулил на стоянку, где Олега уже ждал служебный «газик». Вестовой, увидев летчика, вытянулся по стойке «смирно».
— Капитан Щербина, вас вызывают в штаб.
— Поехали, — мрачно бросил летчик.
Выражение лица капитана было такое, что оперативный дежурный части отшатнулся от него. Войдя в кабинет полковника Михайлова, Олег вытянулся по стойке «смирно».
— Товарищ полковник, капитан Щербина, прервав тренировочный вылет, по вашему приказанию прибыл.
Геннадий Викторович вышел из-за стола и устало махнул рукой.
— Олег, не ерепенься. Присаживайся. На вот, прочти, — сказал он, протягивая машинописные листки, скрепленные степлером.
— Что это?
— Заключение психологического тестирования летчика первого класса капитана Щербины.
— Так-так… — Олег просматривал листки. — «Склонность к немотивированному риску. Агрессивен. Низкий самоконтроль и субъективная оценка опасности». Прямо маньяк какой-то?!
— Чем ты ей не угодил?
— Да вроде все нормально…
— Отшил? — догадался полковник.
Олег молча кивнул.
— Да-а… И это перед самыми учениями.
— Геннадий Викторович, да сколько ж можно-то, а?! — не выдержал Щербина. — Я еще с этой озабоченной дурой не раскланивался!
— Послушай, Олег, ситуация действительно скверная. Мне вчера звонили из Киева, хотели прислать сюда комиссию по гражданскому надзору за армией. Я от них еле отбился. Пришлось даже позвонить кое-каким людям в Генеральном штабе. В столице назревает какая-то беда, и, боюсь, мы окажемся в водовороте событий.
Олег удивился — а ведь командир полка вовсе не так и прост, как кажется. Тем более имеет связи на самом верху. Наверное, именно из-за высоких покровителей в армейском командовании их авиационную часть не тиранили постоянными инспекциями и проверками. И позволяли более-менее нормально служить, с оглядкой, конечно, на нынешние времена и проблемы. Надо бы повнимательнее прислушаться к его словам, Батя плохого не посоветует.
— В общем, что будем делать?
— Товарищ полковник, я считаю, что убеждать ее в чем-то бесполезно. Такие, как капитан Миронова, желание пойти на компромисс воспринимают как проявление слабости. Лучше будет, если вы жестко потребуете от нее не вмешиваться в летную подготовку, да еще и упомянете, что по ее вине было сорвано выполнение полетного задания. Такие, как она, боятся брать на себя ответственность.
— Ну ты и рассказал! Хотя я так и сделаю.
— У меня жена — психолог.
— Я сейчас ее вызову, а ты подожди за дверью.
— Есть.
По коридору, цокая каблучками, прошла Марина Миронова, окатила Щербину холодным взглядом, скрылась за дверью кабинета полковника Михайлова. Олег, не удостоив ее внимания, отвернулся к стене, разглядывая план эвакуации из здания. Через некоторое время дверь открылась, на пороге стоял хозяин кабинета.
— Капитан Щербина, войдите, пожалуйста.
— Слушаюсь.
Капитан Миронова сидела у стола полковника, нервно теребя уголок листка с отчетом по психотестам. Она метнула на Щербину злой взгляд и тут же отвела глаза.
