Илья Бриз - Держава под Зверем

Почему Викентьев не выходит на связь?

* Вариометр — указатель вертикальной скорости.

** Stuka" — сокращение немецкого термина Sturzkampfflugzeug — "Пикирующий боевой самолет"

Серое небо. Облачность — десять баллов. Нижний слой — четыреста метров. Мелкий моросящий дождик. Промокшая насквозь полосатая «колбаса» ветроуказателя уныло висит и только изредка шевелится под нечастыми порывами слабого ветра. Только над большим фургоном «Урала» неутомимо крутятся и качаются антенны локаторов. Минимум погоды только для пилотов первого класса. И только на машинах, оборудованных полным комплексом аэронавигационных приборов. У противника такого комплекса нет. Для фашистов сегодня полетов нет вообще. Поэтому и мы сегодня работаем на земле. Летчики дежурного звена на всякий случай в готовности сидят в большой палатке рядом со стоянкой своих машин и штудируют многочисленные инструкции и наставления по производству полетов. Остальных пилотов я разогнал по классам заниматься тем же самым. Инструкции в авиации пишутся кровью. Каждая авария и тем более катастрофа тщательно и иногда долго разбираются. После этого или вносится поправка в конструкцию самолета, или, как правило, находится ошибка в действиях конкретного виновника и пишется очередная инструкция. Девяносто девять процентов всех летных происшествий — нарушение инструкций.

Только я собрался поработать со своей бывшей третьей эскадрильей, как прибежал посыльный из штаба. К нам летит какое-то начальство. Ну, а кто это еще может быть, если следует Ил-14 в сопровождении двух звеньев прикрытия? Время есть, поэтому быстро к себе в комнату. Долой камуфляж. Свежую рубашку, китель с орденами и медалями. Кожаная портупея. Пройтись бархоткой по яловым сапогам. Вместо пилотки — фуражка. Посмотреть в зеркало. Хорош! Вот только Звезды Героя и ордена Ленина не хватает. Указ о присвоении мне высокого звания напечатали во всех газетах на следующий день после того памятного боя под Остроленкой.

Я выскочил из «козлика», когда транспортник уже заходил на посадку. Тяжелая машина коснулась травы точно напротив буквы «Т», выложенной брезентовыми полотнищами слева от размеченной флажками взлетно-посадочной полосы. Одно звено «Яков» село одновременно с «Илом», второе кружило еще над облаками. Истребители по командам техников с флажками заруливают под натянутые на длинных шестах маскировочные сети. Из одного из них залихватски спрыгивает, не дожидаясь пока подтащат лесенку, парень в летном комбинезоне. Снимает пластиковый шлем и поворачивается ко мне. Главнокомандующий ВВС генерал-лейтенант Павел Васильевич Рычагов. На лице генерала улыбка. Доволен, что опять смог подержаться за ручку управления боевой машины. У командующего время для этого выдается редко. Вскидываю руку к виску, отдавая честь, и собираюсь отдать рапорт, но Рычагов, все с той же довольной улыбкой, качает головой и показывает рукой на транспортный самолет. Люк «Ила» уже открыт, и борттехник прилаживает маленькую алюминиевую лесенку. Из самолета, придерживая одной рукой фуражку с высокой тульей, выходит генерал-полковник Синельников. Евгений Воропаев собственной персоной! Вот ты-то мне и нужен. Директор СГБ Советского Союза отмахивается от моего рапорта, протягивает руку и испытующе смотрит мне в глаза.

— Ну, здравствуй, майор Сталин! — пожатие у него сильное. Вся его высокая фигура нависает надо мной.

— Здравия желаю, тащ генерал-полковник.

— Вольно, майор, вольно. Мы не в строю, — он по-прежнему смотрит на меня, а во взгляде читается вопрос.

Он что, не знает, кого десантировали в этот мир? Вот это номер! Он тоже без связи?

Синельников поворачивается к командующему ВВС.

— Паша, мы с, — он опять пытливо смотрит на меня, — Василием отойдем в сторонку.

Я оглядываюсь и показываю на свой "козлик", — Прокатимся?

Генерал не раздумывая забирается на водительское место, выгнав моего шофера под моросящий дождик. Я сажусь справа и без спроса закуриваю беломорину. Мы отъехали на пару сотен метров от стоянки, когда Егор заглушил мотор и решительно повернулся ко мне.

— Славянский шкаф продашь?

Мы смотрим в глаза друг другу и начинаем хохотать. Пару минут мы не могли остановиться, затем Синельников, все еще смеясь, тыкает в меня пальцем и спрашивает:

— Ты кто?

Он что, уже с того момента без связи?

— Куратор проекта "Зверь", — отвечаю я.

Генерал-полковник поперхнулся. Лицо становится серьезным.

— Павел Ефимович, вы? Здесь? Что случилось?

— Я, Женя, я. Пока не знаю. Разберемся.

Мы обнимаемся. В машине неудобно. Даже сидя я значительно ниже его и при объятии мое лицо колют его ордена.

— Раздавишь, медведь, — вырываюсь я.

— Ой! Извините, Пал Ефимыч.

— Все, Женя, нет больше полковника Когана. Есть майор Василий Сталин. И тебя я тем именем последний раз назвал. Конспигация и еще газ конспигация, — старательно грассируя, говорю я, — и только на ты. Не поймут ведь, если кто заметит.

Он внимательно смотрит на меня.

— Как скажете, — и тут же поправляется, — как скажешь, Василий.

— Тяжело было здесь одному? — задаю я именно тот вопрос, который сейчас требуется.

Он молчит, вытаскивает у меня из руки папиросу, жадно затягивается и возвращает. От кашля удержаться не смог.

— Первый раз курю в этом мире, — говорит он с извиняющейся интонацией, делает паузу и начинает рассказывать.

— Нет, не тяжело. Просто, по-другому. Довольно быстро въехал в эту жизнь. Вначале немного казалось, что это какая-то ролевая игра. Просыпался иногда и ноги ощупывал. На месте ли? Я ведь там, после ранения много за компьютером сидел. Игрушками развлекался. А что было еще делать? — он немного виновато посмотрел на меня, — А потом вжился. Пустился во все тяжкие. Бросился в эту жизнь играть…, пока не понял, что это не игра. По-настоящему и навсегда. Что надо работать не за страх, а за совесть. Рисковал, бывало круто. Но всегда старался просчитывать. Тут уж вам, тьфу, тебе виднее, что получилось.

— Хорошо, Егор, получилось. Ты не только направлял мысли отца в нужную сторону, — он немного непонимающе взглянул, когда я назвал высшего руководителя державы отцом, — ты сам стал рулить историей в нужную сторону.

Посмотрев на его удивленное лицо, теперь уже я стал рассказывать, что настолько вжился, что чувствую семью Василия Сталина своей.

— Светлана тебе теперь тоже родная? — голос генерала дрогнул. Взгляд был напряжен.

— Конечно. Будешь обижать сестренку — убью! Не посмотрю, что ты теперь на полторы головы выше меня.

Мы посмотрели друг на друга и опять расхохотались. Я понял, что Егор сам кого угодно за мою сестру пришибет. Синельников же это мое понимание распознал и был в этом отношении спокоен. Я достал новую папиросу из пачки. Генерал тоже было потянулся, но я убрал пачку в карман кителя.

— Не курил и не надо, — наставительно сказал я. Как-то очень быстро наши отношения перешли в разряд старшего и младшего. Причем совершенно ненасильственно с обеих сторон. Он — генерал-полковник, двадцатишестилетний директор самой серьезной службы государственной безопасности в мире — младший. И я, девятнадцатилетний майор — старший. И мы оба уже знаем, что мы — друзья. Что ближе у нас здесь уже никого не будет. Только у него еще была моя младшая сестра — маленькая Светка.

Егор с сожалением посмотрел на мой карман.

— Ладно, Вася, как скажешь. Слушай, а ведь Светланка здесь недалеко. Пара сотен километров всего. Поехали?

— Четыре-пять часов на машине трястись? А где она, конкретно? — я достал из планшета полетную карту.

Генерал взглянул на нее и уверенно ткнул пальцем:

— Здесь.

Я, тоже уверенно, указал на отметку полевого аэродрома штурмовиков рядом:

— Полетели.

— А что Паше Рычагову скажем?

— Ничего. С собой возьмем. Могут три Героя Советского Союза на концерт сгонять? Пока мы тут с тобой болтали, машины наверняка уже обслужили и заправили.

Егор в очередной раз жизнерадостно расхохотался:

— А Звезду я тебе с собой привез. Для торжественного вручения, так сказать. Имею право, как один из руководителей страны.

Об отсутствии связи с тем миром мы говорить не стали. Обоим было ясно, что там что-то случилось. В то же время мы знали, что как только Викентьев решит все проблемы, связь будет…

Светка повисла на Егоре и не захотела слезать с его рук. Я смотрел на них и пытался понять свое отношение ко всему этому, что свалилось на меня всего какую-то неделю назад. С одной стороны подсознание твердило, что это моя родная младшая сестра. С другой… Девчонка, как девчонка. Молоденькая, смазливая, но никак не красавица. И что Егор нашел в ней?

— Товарищи офицеры, — на нас были плащ-палатки, но по фуражкам и вообще всей ситуации встречи самолета с истребительным прикрытием капитан — дежурный по полетам на этом аэродроме — принять нас за рядовых, несмотря на возраст, никак не мог, — машина вас ожидает.