Нэпман 1. Красный олигарх - Алим Онербекович Тыналин
— Вот, смотрите, — профессор разложил на столе графики. — При температуре свыше тысячи шестисот градусов структура металла начинает разрушаться. Это неизбежно.
В кабинет вошла Елена. Строгое темно-синее платье, минимум косметики, только неизменная брошь-молекула на воротнике. Она прекрасно чувствовала атмосферу момента.
— В наркомате подтвердили, будет Орлов из военной приемки. Тот самый, что курировал испытания на полигоне.
Я кивнул. Орлов — это очень хорошо. Педантичный служака старой школы, для него качество важнее всего. Такие люди не прощают технических ошибок.
— Леонид Иванович, — Елена понизила голос. На людях она до сих пор обращалась ко мне по имени-отчеству. — Есть еще кое-что. Неофициально. Говорят, Крестовский утром встречался с кем-то из правых в ЦК. Видимо, чувствует опасность.
Я отметил, как дрогнули ее пальцы, теребящие брошь. Значит, есть еще что-то, о чем она пока не готова говорить при всех.
— Хорошо, — я взглянул на часы. — Профессор, подготовьте самые важные графики. Александр Владимирович, вы едете со мной — будете докладывать технические детали. Елена Сергеевна, а вы…
Девушка не дала договорить, она уже и так все поняла, умница:
— А я уже договорилась с секретарем Орлова. Он будет в приемной до начала встречи.
Я улыбнулся. Вот что значит настоящий профессионал, все предусмотрела заранее.
Степан уже ждал у подъезда с заведенным «Бьюиком». Этот подержанный автомобиль теперь был моей основной машиной. Новенький «Мерседес-Бенц 630К» я на прошлой неделе передал в распоряжение заводской больницы для перевозки тяжелобольных рабочих.
Главврач Иван Петрович чуть не прослезился, когда я подписывал дарственную: «Леонид Иванович, да с такой машиной мы теперь сможем даже из дальних рабочих поселков тяжелых больных доставлять!». Я знал, что слухи об этом разошлись по всем цехам, создавая нужный образ директора, думающего прежде всего о людях.
Зимнее утро только занималось, морозный туман окутывал московские улицы.
Усевшись в машину вместе с Сорокиным, я еще раз мысленно пробежался по плану разговора. Опыт корпоративных войн из будущего подсказывал, в таких ситуациях важно не только что говорить, но и как.
Сорокин на соседнем сиденье нервно перебирал бумаги. Молодой инженер явно волновался перед встречей с высоким начальством.
— Александр Владимирович, — обратился я к нему, — давайте еще раз пройдемся по ключевым цифрам.
Надо успокоить парня. В конце концов, его доклад мог стать решающим.
Утренний морозный воздух обжигал лицо. «Бьюик» медленно катил по заснеженной Маросейке, пробираясь к центру.
До встречи в ЦКК оставалось полчаса. Только нам сначала надо заехать еще в одно место.
— Остановите здесь, Степан, — я заметил знакомую фигуру у входа в чайную. — Подождите нас.
Сорокин встрепенулся на соседнем сиденье, его очки чуть вспотели от волнения при виде того, кто ждал нас:
— Леонид Иванович, мне что, тоже участвовать в разговоре?
— Нет, Александр Владимирович, — я мягко остановил его порыв. — Просмотрите пока еще раз графики испытаний. Особенно обратите внимание на температурные режимы, это первое, о чем спросит военная приемка.
Я намеренно дал ему конкретное задание, молодому инженеру сейчас важно чувствовать свою значимость, а не отвлекаться на закулисные игры. К тому же, чем меньше свидетелей у разговора с Бауманом, тем лучше.
Сорокин понимающе кивнул и снова углубился в бумаги. Его технический склад ума явно больше тяготел к точным цифрам, чем к политическим интригам.
Бауман топтался у дверей неприметного заведения, поднятый воротник потертого пальто, видавшая виды каракулевая шапка. Сразу видно хотел остаться незамеченным. Я отметил, как нервно его пальцы теребят пуговицу, явно есть важная информация.
— Доброе утро, Карл Янович, — я намеренно сказал это негромко. — Не зайдем погреться?
Внутри чайной пахло свежей выпечкой и щами. В этот ранний час посетителей почти не было, только пара рабочих у дальнего стола да старик в потертом тулупе у печки.
Бауман быстро прошел в дальний угол, где темнее. Я отметил, как он на ходу машинально поправляет очки, характерный жест, выдающий крайнее напряжение.
— Леонид Иванович, — он говорил почти шепотом, — ситуация осложняется. Орлов будет не один.
Я внимательно наблюдал за его лицом. Желтоватая бледность, легкая испарина на лбу, новости явно серьезные.
— Кто еще?
— Представитель из комиссии Куйбышева. — Бауман нервно оглянулся на входную дверь. — И это меняет все. Комиссия курирует вопросы реорганизации промышленности.
Я понимающе кивнул буфетчице, принесшей два стакана чая в подстаканниках. Дал ей монету:
— Мы тут посидим немного. Не беспокойте.
Бауман отхлебнул горячий чай, немного успокоился. Я намеренно сделал паузу, давая ему собраться с мыслями.
— Что еще за комиссия, Карл Янович?
— Готовят большой доклад по реорганизации частной промышленности, — он говорил уже увереннее. — Ваш случай может стать показательным.
Я отметил, как изменилась его поза, теперь он подался вперед, локти на столе. Значит, переходит к главному.
— В каком смысле показательным?
— Серго… — Бауман запнулся, — товарищ Орджоникидзе ищет новые формы взаимодействия с частным сектором. Но есть и другие мнения.
За окном проскрипел трамвай. Бауман понизил голос еще больше:
— Крестовский вчера встречался с людьми из группы Рыкова. Они продвигают идею полной автономии частных предприятий. Без государственного контроля.
Я внимательно следил за выражением его глаз. За стеклами пенсне читалась искренняя тревога.
— А Серго?
— Он… — Бауман помедлил, — он ищет золотую середину. Государственный контроль, но без удушения инициативы. Понимаете?
Я понимал. И видел, что Бауман неслучайно организовал эту встречу. Он тоже ищет союзников.
— Что посоветуете?
— Начните с технических проблем, — он машинально протер запотевшие очки. — Орлов из военной приемки их сразу подхватит. А потом… — он сделал паузу, — покажите перспективу. Как можно совместить частную инициативу с государственными интересами.
Я отметил, как его пальцы перестали нервно теребить пуговицу, значит, высказал главное. Теперь можно заканчивать разговор.
— Спасибо, Карл Янович. Это очень важная информация.
Он поднялся, одергивая пальто:
— Только помните — этого разговора не было. Я просто случайно зашел погреться.
— Разумеется.
У выхода он вдруг обернулся:
— И еще. Серго ценит прямоту. Но без лишней дерзости.
Я понимающе кивнул. В прошлой жизни я тоже учился балансировать между откровенностью и почтительностью в кабинетах власти.
Когда я вернулся в «Бьюик», Сорокин вопросительно посмотрел на меня:
— Все в порядке, Леонид Иванович?
— Да, —
