Чиновник его величества - Михаил Леккор
Оставшись одни, они, наконец, получили возможность расквитаться друг с другом. Вернее, невеста с женихом. Она несильно ткнула его в бок и устало произнесла:
— Ты, гад такой, что делаешь?
Фальшь в голос почувствовала даже невеста, не то что жених. Между прочим, с него она и не собиралась слазить. По-видимому, мягкая или, по крайней мере, удобная постель оказалась.
Андрей Георгиевич в отличие от него не собирался болтать и даже лежать. Очень уж гендерно неудобная поза для мужчины оказалась. Вместо этого он стряхнул невесту на пол — мягко и бережно, как считал он и небрежно-грубо, как считала она.
Отвернувшись от Макурина, показывая этим все свое негодование, она начала расписывать все его житье в одиночестве. Грязное, неряшливое, как у всех парней.
Она еще много бы рассказала, но за спиной вдруг раздался удивленный незнакомый возглас. Настя резко обернулась. Андрея больше в комнате не было. На стуле, где он располагался, сидел уже Вадим и, разинув рот, смотре на разглагольствующую девушку.
Ей стало стыдно. Фрейлина ее императорского двора сидит на полу и что-то говорит неизвестному… мальчишке! Фу!
С покрасневшим лицом, сердитая до нельзя, девушка, не прощаясь, выбежала в коридор, взяв лишь свечку. Без нее даже в Зимнем дворце было слишком темно. В коридоре, в угрюмой темноте, однако, никого не было. Что же делать — идти в свою комнату? Или на кухню, куда, скорее всего, он пошел за неведомым ей постным маслом?
Пойду домой, в свою комнату, — решила она, — и пусть он мучится в гордом одиночестве! Пусть поймет, как плохо одному без нее, мягкой лапочки!
Но, как это бывает у женского пола, твердо решив, она тут же приняла противоположное решение и пошла по длинному коридору в в кухню. «Помогу ему, — объяснила она для себя, — вдруг он один не справится!»
Как он не справится на кухне, девушка, конечно, не объяснила. Потому что в этом положении ей надо было бы объяснять очень неприятные вещи, ведь это девушке необходимо помогать идти по жизни.
В полутемной кухне, однако, не было никого, кроме двух неразговорчивых поварих, приготавливающих на завтрашний завтрак. С Настей они, разумеется, все же объяснились, все же фрейлина ее императорского величества, сообщили, что постного масла у них нет и отродясь не было. И они для приготовления пищи всегда используют прекрасное животное масло.
Как будто ей масло нужно, что постное, что животное! Небрежно присмотревшись и убедившись, что жениха здесь нет, она сделала извинительный книксен и пошла, наконец в свою комнату — немного отдохнуть.
А Макурин и не собирался идти на кухню. Сказано же Вадимом, что нет на кухни и все! Был у него еще резервный, но уж очень неудобный путь. Когда вернувшийся дежурный Вадим под ворчливый речитатив извиняюще развел руками, мол на кухне нет, он быстро понял, что во дворце для таких вышестоящих клиентов на постном масле не готовят. Не дежурный здесь виноват, а он сам. Не подумал до конца.
И в отсутствие слесаря он где в Зимнем дворце гарантировано может найти постное масло? В церкви! Точнее, в придворной замковой церкви. Для XXI века это будет неким шоком, но в средневековье в любой церкви постное масло было обязательным атрибутом. Ну, точнее опять, это будет называться священный елей. Для него же главное, что в этой роли является оливковое масло, которое еще лучше сыграет обязанность смазывающего ингредиента.
И попаданец отправился в небольшую церковь, расположенную еще ближе, чем придворная кухня. Местный батюшка, одетый «по чину» — в рясе, наградном подряснике и Святославом 2-го класса, занимался, чем ему полагается, а, именно, усердно молился. Андрей Георгиевич присоединился к нему, не мешая в этом богоугодном деле.
Помолились. Батюшка, сметливый по натуре, понимал, что придворный не придет в церковь просто так, например, помолиться. Сам спросил о надобности. Попаданец, который в XXI веке был в церкви два раза, да и то «по работе» — на торжественном молебне нового здания и еще раз в юбилей тогдашнего генерального директора — чувствовал себя неловко. Вся предполагаемая хитрость у него исчезла и он бесхитростно рассказал о тугом замке и об отсутствии масла.
Батюшка подумал, вздохнул, перекрестил его и вытащил из-за алтаря небольшую склянку с маслом:
— Бери, но есть только греческое, из чудесной оливы. Не богоугодное это дело, да уж ладно, отдам.
Все еще смущенно, как будто на грабительском деле, Андрей Георгиевич взял склянку и быстренько умелся. Нечего он тут со своими светскими и немного греховодными делами будет ходить. И если бы только священнику мешался. Тот тоже человек, существо грешное, немного, как все в замке, придворное.
Им может заинтересоваться БОГ! И разгневаться! Что тогда Макурин скажет? Мол, масло брал для ремонта двери? Ха-ха, в церкви проводят ремонт душ человеческих, что куда важнее! А если не понятно, то Господь мановением десницы обрушит душу самого нечестивица, уж попаданец-то знает, как Всевышний это делает. Несколько слов, легкое движение руки и твоя душа (разум) летит куда-то. В иной век? В иной мир? В ад греховный, упаси Господи?
Под эти опасные мысли Андрей Георгиевич сам не понял, как буквально пробежал сотню-другую шагов от церкви до покоев императорской четы. Настю он уже не трогал. И к чести Макурина не для него, для нее. Чтобы там, в небесах, если что, не прикоснулись и до девушки. Вот чего бы он себе никогда не простит!
После этого простой металлический замок показался ему легкой проблемой. С помощью дежурного Вадима залил масло в замок, заодно забрызгав дверь, пол и, немного, себя и дежурного. Подождал немного, даже не для того, чтобы масло пропиталось в замок, как металл будет пропитываться маслом, с Божьим благословением?
Другой, более сложный вопрос встал кардинально перед Макуриным во вес рост и прилично замедлил, — а как, собственно, он собирается открывать замок? Ключа у него нет, нож, с помощью которого хоть какая-то возможность существовала открыть замок, он благополучно забыл в рабочем кабинете императора. А тот тоже закрыт, прости Господи! Настю разбудить? Ага, будить девушку почти ночью?
К счастью для Макурина, тяжелые его думы были оборваны приходом самого Николая I. Узнав в чем дело, император молча вытащил из кармана ключ покое жены и вручил его камер-юнкеру. Правда, больше ничего хорошего в текущей жизни не было. Даже больше, одно почти плохое, если
