Загадка тетрадигитуса - Борис Борисович Батыршин
– Я готов, господин каперанг! – вскинулся Николка. – Судовые рации знаю хорошо и даже принимал участие в их разработке в спецлаборатории Д.О.П. а!
– Вот и славно. – кивнул Никонов. – С вами, стало быть, определились. Теперь вы, гардемарин…
– Позвольте отправиться в распоряжение мичмана Романова! – торопливо заговорил Иван. – С воздухоплавательным оборудованием знаком, Жора., мичман Романов сам мне всё показывал. Даже поднимался с ним раза два и управлял аппаратом!
Так оно и было: одну из редких увольнительных, полученных во время обучения на Елагиных курсах, Иван потратил на визит на Охтинскую воздухоплавательную верфь, где цесаревич, только-только получивший мичманские погоны, устроил для приятеля экскурсию с воздушной прогулкой до Кронштадта и обратно.
– Что ж, не возражаю. – кивнул Никонов. – Георгий Александрович сейчас в экстренном порядке поднимает оба аппарата, грамотный помощник ему не помещает. Идите. Только сперва…
Он с лёгкой брезгливостью оглядел одежду двоих друзей.
– Ступайте к баталёру, скажите, чтобы выдал вам матросские робы и рабочие штаны с башмаками и бескозырками. Нормально обмундируетесь позже, а сейчас – право слово, смотреть противно!
* * *Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
"..Руководитель полётов взмахнул флажками, матрос у борта отрепетил сигнал. "Движок на реверс!" – крикнул Георгий, перекрывая мотоциклетный треск. Сильный толчок, арборитовая гондола мелко завибрировала, причальная мачта неторопливо поплыла вперёд. Я обернулся – за кормой шевельнулся перепончатый плавник руля направления, округлый нос корабля покатился вправо. Цесаревич перекинул рычаг реверса, и теперь все сорок лошадиных сил, заключённых в моторе, толкали нас вперёд. Ещё несколько секунд – и дирижабль, выписав на высоте ста футов змейку, встал в параллель со "Змеем Горынычем". Цесаревич прибавил оборотов, и судно поплыло назад. Я помахал рукой матросам, размахивающим своими бескозырками с полубака, и через Жорино плечо бросил взгляд на приборную доску. Скорость – двадцать два узла, высота… обороты… температура масла… порядок!
Явившись в ангар, я первым делом разыскал Георгия и категорически потребовал включить меня в экипаж "Тавриды". Аргументы у меня были, и железобетонные: опыт полётов, пусть и небольшой, и навык в использовании портативного радиопередатчика. На дирижабле была установлена рация, "местного" производства, на ней работал штурман – но для верности Георгий прихватил и более продвинутый гаджет. К тому же я неплохо умею стрелять из пулемёта, с чем у штурмана, мичмана по его собственному признанию, сложности. Хотя я этого, честно говоря, не заметил – во время штурма Монсегюра штурман справился с задачей огневой поддержки на пять баллов.
Цесаревич согласился сразу. Веса во мне неполных шестьдесят кило плюс пулемёт; топлива мы взяли на борт половину от обычного запаса, и даже с учётом трёх "ФАБ-50" (ещё одно местное изделие, унаследовавшее название из других времён) подвешенных на бомбодержателях под арборитовым, усиленным продольными стальными полосами, днищем гондолы, корабль всё равно шёл с заметным недогрузом. Мичман Кухарев, штурман Георгия, так же не отличался медвежьими габаритами, так что я с чистой совестью закинул в кокпит три дополнительные коробки с пулемётными лентами. Георгий, увидев это, одобрительно хмыкнул. Похоже, и четверти часа не пройдёт, как мы получим случай расстрелять всё до последнего патрона.
Я сидел за спиной Георгия. Пулемёт был пристроен на особом кронштейне с зажимом – по одному такому стояло на каждом борту, чтобы можно было вести огонь в обе стороны. Ещё один "ТПУ" стоял на носовой турели, у штурмана. Но сейчас мичману было не до пулемёта – он скрючился в три погибели, колдуя с верньерами бортовой радиостанции. Я потянул из нагрудного кармана лётного комбинезона (спасибо Георгию, позаботился о друге!) рацию, но штурман уже обернулся к цесаревичу и торопливо говорил что-то, неслышное за треском мотора.
Я перегнулся через борт и навёл бинокль на английский крейсер. С высоты полторы тысячи футов было заметно, что "Орландо" уверенно нагоняет наш ордер. Баковое орудие с регулярностью примерно один выстрел в минуту выбрасывает столбы кордитного дыма в сторону "Корнилова". Звуки выстрелов не слышны, а вот всплески от падений снарядов различаются превосходно. Пока они ложатся с приличным разбросом – дистанция больше четырёх миль, а "Корнилов" время от времени выписывает коордонаты, сбивая вражеским канонирам прицел. Но скоро дистанция сократится, англичане пристреляются – и тогда крейсеру защищённому лишь двухдюймовой броневой палубой, придётся туго.
Я перевёл бинокль на "Горыныча". Корабль резко прибавил ход, о чём свидетельствовал выросший чуть ли не вдвое бурун у форштевня, и теперь уходит вперёд. Но скоро ему придётся сбросить обороты, чтобы выпустить "Новороссию", которая сейчас готовится к вылету в ангаре. А дальше у Никонова будут варианты: занять место в ордере вместе с "Корниловым", или, пользуясь лишним узлом скорости, попробовать поставить британский крейсер в два огня. Конечно, "Орландо" защищён весьма солидно для своего класса: компаундная десятидюймовая броня на броневом поясе, почти вдвое больше на траверзах, броневая палуба до двух дюймов, – но бронебойные шестидюймовые снаряды русского главного калибра способны и ему доставить кучу проблем.
Георгий выслушал Кухарева, кивнул и обернулся ко мне.
– С "Горыныча" заметили дымы на зюйд-весте. Никонов считает, это подходит Дубасов со своими крейсерами. Связи у них нет, какие то помехи, пёс их знает… Просит слетать, проверить – если это действительно наши, то вместе с "Корниловым" они раскатают просвещённых мореплавателей, как Бог черепаху!
Проверка не затянулась. Георгий поставил рули высоты на всплытие, и «Таврида» послушно, хотя и неторопливо пошла вверх. С высоты в четыре тысячи футов я отчётливо различал в бинокль знакомые силуэты: головным в ордере «Владимир Мономах», следом режет волну элегантная, словно чайный клипер, «Рында». Но в отличие от «инцидента» в Гвинейском заливе, сейчас у нас не имелось туза в рукаве в виде всевидящей «Фуруны»; оценить скорость крейсеров я не мог даже приблизительно, и лишь густой дым, валящий из труб «Рынды» подсказывал, что корвет развивает четырнадцать узлов, на пределе возможностей своих машин с их неполными тремя тысячами индикаторных сил. Не слишком впечатляюще для корабля, спущенного на воду всего четыре года назад, особенно на фоне «Орландо», который, будучи младше всего на полтора года, выдаёт парадные восемнадцать с половиной узлов. Но, что маемо, то маемо,
