Нил Стивенсон - Движение
Рядом кто-то заорал: «Это принцесса! Это принцесса!» Каролина повернулась и увидела, что кричит всадник на гнедом жеребце.
К ним галопом мчался кто-то на сером коне; ноги у него были не в стременах, башмаки болтались в воздухе — явный моветон. Миг — и серый без всадника поскакал по Друри-лейн. Гнедой вздыбился, потому что ему на круп запрыгнул второй седок. Тот ухватился за первого, чтобы не свалиться; в одной его руке что-то блеснуло серебром. Рука была у первого седока под подбородком, серебристый предмет двигался, но неспешно, перерезая одну жилу за другой. Всадник завалился на бок; кровь веером брызнула на стену соседней таверны. Тот, кто сидел сзади, пятками вышиб его ноги из стремян и сбросил тело на мостовую. Затем Иоганн фон Хакльгебер перебрался в седло. Он спрятал в ножны окровавленный кинжал, освободившейся рукой схватил узду, а правой вытащил рапиру и помчался по Друри-лейн, чудом избежав лобового столкновения с конём Каролины. Проносясь мимо, Иоганн плашмя ударил его рапирой по крупу. Конь в ответ рванул так, что Каролина чуть не полетела из седла кувырком. Не получая указаний от хозяйки, конь устремился на свободное пространство: в широкую улицу, ведущую к Ковент-Гардену.
Каролина доскакала почти до самой рыночной площади, прежде чем выровнялась в седле и поймала уздечку. Тут она сообразила, что едет на запад — совсем не туда, куда надо, а главное, что ей не следует нестись через открытое место вот так, с волосами, развевающимися за спиной, словно ганноверский флаг.
Надо было вернуться и помочь Иоганну. Впрочем, стычка на Друри-лейн наверняка уже закончилась, а если нет, Каролина могла только отвлечь Иоганна с риском для его жизни. Так чем же ему помочь? Следовать его указаниям, чтобы Иоганн знал, где её искать. Он упомянул, что несколько улочек ведут от Ковент-Гардена к Стренду, по которому она доедет на восток до собора святого Павла. Каролина натянула поводья, остановив лошадь перед самой площадью, и свернула налево, в обнадёживающе широкую улицу, которая тем не менее вскоре закончилась пересечением с более узкой. Каролина наугад выбрала направление и почти сразу вновь оказалась перед Т-образной развилкой. Так и продолжалось, словно улочки были проложены с единственной целью: заманить путника в лабиринт. На третьем повороте она окончательно перестала понимать, в какую сторону едет. На пятом за ней увязалась небольшая толпа мальчишек. На шестом к ним примкнули два подозрительных субъекта. После седьмого улочка стала ещё уже. Более того, она закончилась тупиком.
Однако, бросив взгляд через плечо, Каролина с изумлением увидела, что преследователи отстали.
В тупике ждали несколько портшезов. Носильщики курили и разговаривали; они умолкали, когда Каролина проезжала мимо. В самом конце улочки виднелась дверь с вывеской, освещённой фонарями: кот, играющий на скрипке. Из-за двери доносились говор и смех. В её проеме стоял человек, одетый как привратник. Когда Каролина подъехала ближе, он поднял голову, вынул изо рта трубку и обратился к принцессе так, как ещё никто к ней в жизни не обращался:
— Привет, милочка, ну до чего же ты хороша в мужском платье! Вижу, кто-то из наших досточтимых членов задумал провести особенный вечер. Хлыст захватила?
Принцесса не сразу вспомнила, что означает это слово, потом неуверенно показала хлыст, болтавшийся у неё на запястье.
Привратник ухмыльнулся и кивнул.
— Бьюсь об заклад, ты к епископу ***.
— Что это за место? — спросила она.
— О, ты приехала по адресу, не беспокойся, — отвечал он, берясь за ручку двери.
— Но как оно зовётся?
— Не глупи, малышка, это клуб «Кит-Кэт»!
— А! — воскликнула Каролина. — Здесь ли доктор Уотерхауз? Я к нему!
Лестер-филдс. Тогда же
Элиза принесла немало жертв ради этих ганноверских женщин и выполнила немало их поручений, как хороших, так и дурных, но сегодняшняя миссия — поездка в карете — была самой мучительной. Ибо карета, даже очень богато украшенная, по сути своей ящик, и вся Элизина натура противилась тому, чтобы при данных обстоятельствах запереть себя в ящике.
Она так и не смогла до конца выбросить из памяти воспоминания о том дне, когда её и нескольких других гаремных девушек (на всех были паранджи) загнали в туннель под Веной, чтобы зарубить саблями. Слышать крики женщин, чувствовать запах их крови, понимать, что происходит, но видеть лишь пятнышко света при полной невозможности что-нибудь делать руками, кроме как сжимать скользкую ткань — то были худшие мгновения её жизни.
В окошко удавалось рассмотреть немногим больше, чем в прорезь паранджи, а высунуть наружу руку и что-нибудь схватить было бы даже труднее. Да, экипаж катился на колёсах за упряжкой коней. Однако собак и вооружённых лакеев пришлось оставить дома — они разрушили бы иллюзию, будто в карете едет переодетая принцесса Каролина. Кучер надёжный, но ему могут приставить к виску пистолет; его могут сбросить с козел и схватить вожжи, и тогда Элиза окажется ещё беспомощней, чем в тот страшный день под Веной.
Тем не менее она довольно высоко оценивала свои шансы добраться до Мальборо-хауз. Расстояние — не больше полумили по прямой; надо только миновать узкие улочки, а дальше пойдут широкие Хей-маркет и Пэлл-Мэлл. Чем бы ни завершилась поездка, она будет недолгой; мучиться в деревянной парандже предстоит считанные минуты.
Всё началось неплохо: карета благополучно проехала по восточной стороне Лестер-филдс и двинулась на запад вдоль южного края площади. Отсюда была прямая дорога на Хей-маркет, но кучер повернул раньше; Элиза почувствовала, как экипаж круто сворачивает влево на Сент-Мартинс-стрит. В окошке паранджи мелькнул дом сэра Исаака Ньютона; напротив блеснуло пламя там, где ему быть не следовало, — кто-то разложил костёр на юго-западном углу Лестер-филдс, загородив выезд на Хей-маркет. И зажгли его только что: прежде чем запереться в ящике, Элиза внимательно оглядела площадь и ничего не увидела.
Не важно: с Сент-Мартинс-стрит было два выезда на запад. До первого они домчали в несколько мгновений, и кучер придержал коней, чтобы посмотреть, свободна ли дорога. Выглянула в окошко и Элиза. Менее чем в пятидесяти ярдах впереди она увидела нечто вроде кавалерийского эскадрона, несущегося во весь опор, чтобы преградить им путь. Ни знамени, ни барабанов, ни горнов у кавалеристов не было, как не было и мундиров, если не считать модный фасон своего рода установленной формой. Однако двигались они согласованно и явно повиновались одному человеку, одетому в чёрный плащ и сидящему на вороном коне.
Не успела Элиза что-либо ещё разглядеть или выговорить хоть слово, как кучер принял решение ехать по второй и последней улочке. Взметнулся и щёлкнул кнут, вызвав к жизни целый залп звуков: восемь пар подкованных копыт и четыре обитых железом обода устремились вперёд по булыжной мостовой; ящик заскрипел и запрыгал на рессорах. Теперь до кучера было не докричаться; Элиза могла стучать в потолок сколько влезет и вопить через решётку до хрипоты, а он бы ничего не услышал.
Да и что бы она сказала? Главная цель — поддерживать иллюзию. Добраться до особняка Мальборо — хорошо, поскольку иллюзию это укрепит, но несущественно. И уж точно не стоит ничьей жизни. Колесить бесцельно какое-то время — ничуть не хуже, а может, даже и лучше.
В конце улицы, там, где она уходила вправо, её ширина позволяла круто развернуть карету на всём скаку, что кучер и сделал. Карету занесло вбок, колёса ударились о бордюр. Ящик тряхнуло — два колеса на миг оторвались от мостовой, — затем постромки натянулись и повлекли его в новом направлении, на запад. Экипаж грохнулся на все четыре колеса. Элизу отбросило вправо, потом назад. В памяти осталось неприятное воспоминание о звуке, таком резком, что он достиг её слуха сквозь весь остальной шум. Это мог быть щелчок кнута или даже пистолетный выстрел. Однако Элизе помнилось, что он долетел из левого окна и больше походил на треск. Возможно, от удара сломалась спица. Возможно, надо было сказать кучеру, чтобы он больше не поворачивал вправо на такой скорости. А возможно, он сам всё слышал и не нуждался в советах.
Ненависть к ящику и страстное желание знать, что происходит, толкали Элизу выглянуть в окошко и посмотреть вперёд. Благоразумие требовало сидеть смирно. Лошади летели галопом. Приближалась Т-образная развилка, на которой кучеру предстояло свернуть вправо или влево. Элиза упёрлась ногами в противоположную скамью, руками — в стенки кареты, всем сердцем желая, чтобы кучер повернул влево. Теперь не было сомнений, что похожий на сердцебиение стук, который она слышала слева и чувствовала через остов кареты, идёт от сломанной спицы.
Из ящика казалось, что мчать по улицам Лондона со скоростью боевого тарана — чистое безумие. Однако это было не так, поскольку (как припомнила теперь Элиза) у кареты имелось длинное дышло, к которому крепилась сбруя и которое (подобно тарану галеры) сильно выдавалось вперёд. Каждый день на улицах Лондона кому-нибудь пропарывало дышлом живот или вышибало мозги. Допустим, целый эскадрон якобитов и впрямь перегородил улицу, чтобы не пропустить карету на Хедж-лейн — каких только глупостей не напридумываешь, сидя в ящике! — все они бросятся врассыпную от тарана, как только поймут, что его не остановить. Что они сделают потом, когда придут в себя, вопрос другой — но об этом покамест можно не думать.
