Александр Антонов - Распущенные знамена
— Точно все офицеры собрались в одном вагоне?
— Да точно, — в который раз уверили его разведчики. — Все, гадюки, сползлись в последний вагон.
— И никого штатского там нема?
— Ни, одно офицерьё!
— Добре, — стукнул нагайкой по голенищу Кожин.
Последний вагон отцепили на ходу за несколько станций от Горловки. Поезд благополучно проследовал входные стрелки, а вагон пустили на тупиковую ветку. Он по ней катился, катился, пока не остановился. Удивлённые офицеры услышали усиленный при помощи рупора голос:
— С вами говорит командир полка Внутренних войск Кожин. Приказываю выходить из вагона с поднятыми руками и без оружия!
Минуту длилось молчание, потом из вагона стали стрелять.
— Добре! — кивнул Кожин. — Хлопцы, начинайте!
Подлетели тачанки и лихо развернулись. Пули изрешетили вагон в считанные минуты. Тех, кому «посчастливилось» выпрыгнуть на другую от тачанок сторону, порубили в поле верховые. Бойцы Кожина поднялись в заваленный телами вагон и добили раненых.
— Добре, — подвёл итог операции Кожин и приказал похоронить убитых.
Саблин с тревогой смотрел на рейд. Выгрузка личного состава закончилась. Теперь суда отходили от причальных стенок, чтобы уступить место транспортам с артиллерией и бронетехникой (бонус от англичан). Вот только успеют ли разгрузить? Саблин повернул бинокль в сторону открытого моря.
Эскадра Берсенева входила в Цемесскую бухту. Силы были неравны. Линкор «Воля», на мачте которого упорно трепыхался флаг командующего флотом, крейсер «Алмаз» и четыре эсминца против двух линкоров («Адмирал Александр Колчак» и «Свободная Россия»), линейного крейсера «Петроград» (бывший «Гебен») и десятка эсминцев. «Долго не продержимся, но на часок-другой Берсенева задержим!» — подумал Саблин и отдал приказ идти на сближение с противником.
Бой получился куда скоротечнее, чем на то рассчитывал Саблин. «Алмаз», который вырвался вперёд, с первых выстрелов стал проигрывать дуэль «Петрограду», вскоре на нём начался пожар и крейсер поспешил спустить флаг. Против «Воли» оказались оба линкора эскадры Берсенева. Эсминцы Саблина попытались было организовать против них торпедную атаку, но дальнобойные орудия линкоров довольно быстро потопили два из них, обратив остальных в бегство. Когда дистанция между линкорами сократилась, и можно было открывать стрельбу из орудий главного калибра, — противник почему-то с этим медлил — на мостик поступило сообщение о том, что заклинило носовую башню. И сразу же корабль перестал слушаться руля. Над причиной бед долго голову ломать не пришлось. В рубку втащили избитого офицера и бросили тело к ногам Саблина. Адмирал с удивлением узнал в нём балагура и весельчака, любимца всей команды лейтенанта Максимова.
— Это он, ваше превосходительство, рулевой механизм испортил! — прокричал один из палачей Максимова.
— И башню заклинил тоже я! — улыбаясь разбитыми губами, признался Максимов.
Саблин посмотрел на море. Линкоры противника сократили дистанцию до убойной. «Один выстрел с нашей стороны и они разнесут нас в клочья», — осознал Саблин. Ему стало так тоскливо, что он тут же совершил, наверное, самый подлый поступок в своей жизни. Повернувшись к морякам, доставившим Максимова, он, криво улыбнувшись, произнёс:
— Что-то Владимир нынче уж очень горяч. Пусть охладится в морской водичке!
Когда Максимова выволокли из рубки, Саблин устало сказал командиру «Воли»:
— Спускайте флаг, для нас всё кончено.
Прошёл в адмиральский салон и застрелился.
Максимова вытащили на палубу, привязали к ногам колосник и бросили за борт.
Экипаж «Воли» был построен вдоль борта. Напротив, направив на строй стволы «Самопалов», стояли морские пехотинцы из Первого гвардейского полка морской пехоты Черноморского флота. Командир морпехов окинул моряков с мятежного линкора тяжёлым взглядом.
— В последний раз спрашиваю: кто участвовал в казни Максимова?
Строй продолжал угрюмо молчать.
— Ладно, — сказал морпех, — сами напросились. Если через минуту виновные не будут выданы, я прикажу расстрелять каждого десятого, начиная отсчёт с командира корабля. Время пошло!
Полминуты ничего не происходило. Потом в строю начались шевеления и вперёд стали вылетать люди.
— Все? — спросил офицер, когда строй вновь замер. — Хорошо. Теперь ответьте мне, какого наказания заслуживают эти упыри?
Сначала строй молчал, потом кто-то несмело произнёс слово «смерть».
— Что?! — взревел морпех, — Не слышу!
— Смерти, — нестройно произнесли сразу несколько голосов.
— Вы что, разучились отвечать?! А ну ещё раз все вместе!
— Смерти! — На этот раз приговор прозвучал громко и слаженно.
— Другое дело, — удовлетворённо произнёс морпех. — Поступим так. Я с вашим приговором согласен. Но вы его вынесли, вам и приводить его в исполнение. Да, и добавьте к «этим» вашего командира!
Когда извивающиеся тела с привязанными к ногам колосниками были брошены за борт, командир морпехов вновь обратился к строю:
— Теперь самое главное, товарищи! Смыть свой позор вы сможете только кровью. Сейчас вы получите винтовки, погрузитесь на вспомогательные суда и высадитесь в порту. Ваша задача захватить порт и все находящиеся на его территории и на пришвартованных судах военные грузы. Корабельная артиллерия будет прикрывать вашу высадку огнём. Задача ясна?
ГЛЕБ
На этот раз Корнилов апартаментов не заслужил. Наша встреча состоялась в камере тюрьмы Трубецкого бастиона накануне вынесения приговора. Выглядел генерал неважно. И виной тому было не плохое обращение со стороны тюремной стражи — обращались с мятежным генералом достойно. Думается, в нём просто сломался тот стержень, который на протяжении всей предыдущей жизни поддерживал в нём безупречную военную выправку, помогал голове гордо держаться на короткой калмыцкой шее, а в глазах — уж не знаю, как это может быть — поддерживал огонь живой веры, в первую очередь в самого себя. Теперь ничего этого не было. Передо мной сидел старик (это в 48-то лет!) с потухшими глазами.
— Пришли посмотреть на смертника, ваше высокопревосходительство? — спросил Корнилов, когда разглядел, кто к нему вошёл. Спросил почти без каких-либо интонаций в голосе и уж тем более без иронии, хотя она в данном случае напрашивалась. Спросил исключительно для констатации факта: в камеру вошёл генерал армии в форме и при погонах.
— Приговор вам ещё не вынесен, Лавр Георгиевич, потому вы рано причисляете себя к смертникам. Впрочем, если таков ваш личный приговор, я готов под ним подписаться! И знаете, почему? — В глазах Корнилова появился слабый интерес. — Вы, генерал, пусть и не своими руками, убили своих лучших друзей, людей, которые вам верили и которые пошли за вами на смерть. Теперь в живых остались только вы. Генерал Юденич покончил с собой, адмирал Саблин покончил с собой, атаман Каледин убит, генерал Марков погиб в бою, генерала Каппеля ликвидировали в тот момент, когда он пробирался к вам…
***
Жестокие слова Абрамова пробудили воспоминания. Юденич застрелился, чтобы избежать плена, когда войска Фрунзе разбили его отряды под Ростовым. Атаман Каледин погиб во время короткой, но кровавой междоусобицы, в которой сошлись казаки Войска Донского…
Командир Донского кавалерийского корпуса Миронов буквально ворвался в зал, где проходил Всероссийский Казачий Круг, подошёл к столу президиума и швырнул перед войсковыми атаманами газету.
— Читайте!
Каледин взял газету в руки. Через всю полосу шёл заголовок «Декрет о казачестве». Миронов вырвал газету из его рук и взлетел на трибуну.
— Казаки! — потряс он газетой над головой — Вот вы тут ругаете Советскую власть, а она, незлобивая, подарила нам свободу, какой у нас ещё не было, приравняв казаков к народности с правом на автономию в пределах территории казачьего войска!
Дальше Миронову говорить не дали. Стащили с трибуны. Завязалась драка. Дошло до стрельбы. Сторонников Миронова в зале было немного, они вынуждены были отступить, унося раненного предводителя. Казалось, противники Советов одержали верх. Но почти сразу представители других казачьих войск под разными предлогами стали покидать зал. Круг завершился, так и не приняв итоговой резолюции.
А под утро в Новочеркасск ворвался корпус Миронова и жестоко расправился с обидчиками командира. Каледин пытался бежать, но его настигли и убили. Больше казацкую кровь лить не стали. Договорились. Миронов стал войсковым атаманом Донского казачьего войска. Тогда же Круг принял странное решение: Советскую власть признать, но в конфликт ни на чьей стороне не вмешиваться. На деле этот «нейтралитет» был направлен против «добровольцев». Им было запрещено пересекать войсковые земли. Им отказывали в фураже и продовольствии даже за деньги.
