В. Бирюк - Найм
Ессесно — Любава. Кто ж ещё? У этого здоровенного придурка — на плече топор. Одного взмаха достаточно, чтобы развалить дурочку от темечка до… до того места, откуда ноги растут. Да он просто кулаком хлопнет и вгонит её в землю по маковку!
Спокойно. Спокуха, Ванюха. Глаза — не пялить, взгляд — отвести, вдох-выдох, резких движений… и таковых же звуков… Тихо. Спокойно. Хлебаем… хлёбово.
Любава усадила своего спутника в стороне от общего стола на брёвна, пробегая мимо нас в поварню мимолётно вежливо улыбнулась, и скоро вернулась с миской в руках. Чего-то приговаривая, расстелила на коленях у дебила рушник, поставила миску похлёбки, положила краюху хлеба, выдала ложку и сама уселась рядом. Потом, оглядев соседа, всплеснула руками, вскочила, забрала у него из руки топор, поставила аккуратно рядом — надо бы в торец бревна загнать, девочка, ну да ладно — сил у тебя маловато, снова уселась на прежнее место, поёрзала, устраиваясь основательнее, и достав собственную ложку, запустила её в миску. Всё это время дебил смотрел на неё, не отрывая глаз. Его мусорная голова, медленно, казалось — со скрипом, непрерывно поворачивалась за ней.
Любава уже поднесла ложку ко рту под внимательным взглядом Фофани. Да он вообще ничего вокруг не замечает! Весь в ней, в её «ужимках и прыжках». «Хоть кол на голове теши» — вот про такое состояние. Но в последний момент Любава снова что-то заметила. Какой-то непорядок. Вывернула ложку назад в миску, сунула миску в руки дебилу, сдвинула рушник у него на коленях. И, заставив его опустить голову, придавив затылок этой ходячей горе безмозглых мускулов своей маленькой ручкой, вытерла ему мокрый слюнявый рот концом полотенца. Затем вернула всё в исходное положение, снова зачерпнула ложку и, поднеся ко рту, начала, похоже, учить здоровенного мужика-идиота дуть на горячее. Офигеть! Он что, не умеет?! А как же он до таких лет дожил?! Или она что-то такое интересное про это, всем хорошо известное — рассказывает?
Глава 151
Ванька! Вспомни, что ты хорошенького обещал повторять себе каждое утро? «У меня — мания величия!». До утра ещё ночь впереди, а повторять уже нужно. Ты же сам хвастался умением находить новое — в повседневном, в общеизвестном. Выискивал всякие парадоксальные, необычные точки зрения на привычные, рутинные вещи. С чего ты взял, что это только тебе свойственно? Старинную солдатскую сказку про то, как Суворов под Измаилом учил Кутузова горячую кашу есть — помнишь? Так чему удивляться? Если один российский фельдмаршал научил другого российского фельдмаршала дуть на горячее, что привело к гибели «Великой армии» Французской империи, так почему маленькой девочке не поучить этому же большого придурка?
Я несколько ошарашенно перевёл взгляд на сидевшего рядом со мной Потаню. Тот, продолжая неловко работать ложкой, зажатой в левой руке, объяснил:
— Она говорит: с ним никто играть не хочет. Все от него шарахаются. Вот он и обижается. Ну, оно правда — пришлые-то, односельчане его, близко не подходят да только издали насмехаются. Я тут одному уже по уху дал. Дразнильщику. А Любава этому-то помогать стала. То подаст чего, то — щепки-то летят — ходить неудобно — приберёт там. Почитай — цельный день от него не отходит. Балоболит про чегой-то. Чегой-то не так?
Мужик! Ты чего, с ума сошёл?! Это же псих! Он же сам не знает — чего он через минуту делать будет! А ты к нему маленького ребёнка подпускаешь. Да он же уже одну девку забил до смерти! Взрослую, жену свою!
Я уже собрался высказаться, когда сидевший напротив меня Чарджи, уныло, не поднимая глаз от внимательного разглядывания собственной миски, произнёс:
— Лопушок, что при дороге растёт, называется подорожник. Его к ранам прикладывают, А вот этот лопушок с косичками можно будет к душе прикладывать. Для исцеления болезней души. Ты так предсказал.
Он вдруг коротко взглянул мне в глаза. Мгновенный цепкий прямой и… тоскливый? взгляд. И торк снова занялся изучением своего отражения на поверхности похлёбки.
Очередная его проверка меня «на вшивость»? Или его самого — себя на глупость и доверчивость? Вот же… факеншит!
Во дворе — человек сорок. Все наличные мужики, местные и пришлые, бабы, детей несколько. Общий ужин для работников, остальные — так зашли, посидеть, пообщаться после трудового дня. Мы-то и говорили негромко, и сидим с краю. Большая часть стола занята пришлыми — коробецкими. Общий гомон стоит. Молодые парни, хоть и проработали целый день на жаре, но сил хватает за ужином шутки шутить, трепаться о чём-то. Возле двери поварни пара местных баб бурно жалуется Домне на «своих». Та кивает и внимательно, как капитан на мостике, оглядывает поверх голов собеседниц двор и столы — доели уже похлёбку? Пора уже полбу тащить?
И вдруг — тишина. Кое-кто глянул быстренько в мою сторону, и все снова не смотрят, будто делом своим заняты. Но — молчки. Слушают. Ждут. Чуда, колдовства, исполнения пророчества. Или — неисполнения. «Ванька-то-колдун — сказал, а после — забоялся. Дык он вообще — помело без привязи. Соврёт — не дорого возьмёт…».
Острый, неотрывный взгляд исподлобья у Чимахая. Я ему чего-то обещал? Моим словам веры не будет. И он просто поубивает половину моей команды. Повод-то он найдёт. Горделивый взгляд у Ивашки. «Вона какой у нас господин. Не чета прочим». Если за моей спиной надо мной насмешничать начнут, он тем насмешникам… Гурду-то я ему вернул.
Полуоткрытый рот Хотена. Смотрит он в сторону, на Фильку, с которым разговаривал. Но слух — здесь. А рот открыл, чтобы лучше слышать. Чтобы потом пересказать «слово в слово» с полным набором своих комментариев и представлений о том, что именно я имел в виду. Именно его версия и станет общепризнанной.
Ребята! Я не хочу в святые! Я не хочу в пророки! Я даже в колдуны не хочу. Да поймите же, блин! Это же просто опасно! Если у этого дебила «резьбу сорвёт» — куча трупов будет. Детских трупов! Я же помню, как выглядит трупик новорождённого, привязанный пуповиной к своей мёртвой матери. И как это пахнет…
Какого чёрта меня тогда понесло отвечать Чарджи так это… литературно-красиво-обобщённо?! Тебе, Ванька, не только член надо узлом завязывать, но и язык. Главное — язык. «Молчание — золото»! Вот забей себе пасть этими «паучьими» орехами и грызи. Молча. И — сплёвывай. Как та белка у князя Гвидона:
«Из скорлупок бьют монетуДа пускают в ход по свету»…
Так. Эмоции — побоку. Суть? Суть простая: Фофаню отсюда надо убирать. Иначе родненькие односельчане — его задолбают. Как выглядит коллективная травля одного всеми — знаю. Сам участвовал.
Этот сладкий восторг единения с коллективом, острая радость взаимопонимания, возвышающее тебя восхищение соратников, когда удаётся как-то особенно смело, особенно изощрённо… уелбантурить общую цель. Особенно, когда затравливаемый — сильнее каждого из стаи по отдельности. А вот вместе — мы сила! Сила стаи шакалов. Базовые инстинкты, способствующие выживанию вида. Наработка навыков групповой охоты, уточнение стайной иерархии. Путём общей охоты на своего. Мартышки парию прогоняют, как леопарда — кидаются бананами и кокосами. Мы… Впрочем, хомосапиенсы не мартышки — мы-то всеядные.
Восторг коллективизма у меня держался, пока противно не стало. Воспитание-с. Образование, знаете ли. И прочие интеллигентские штучки всяких высоколобых гумнонистов. Которые калечат простую невинную детскую душу. Навязывают чуждые ценности, ложные приоритеты и надуманные ограничения, подавляют естественные желания. Не наше это, не исконно-посконное. Антинародно и противоестественно. Проще надо быть, ближе к корням. К нормальным развлечениям стаи плешивых обезьян.
Особенность данной конкретной ситуации — в характере «затравливаемой дичи». Как матёрого одинца поднимать — возможны потери среди борзых. Здесь много «сильно бОрзых» — потери будут обязательны и существенны.
— Любаша, как поешь — подойди сюда, поговорить надо.
Народ дружно выдохнул задержанное дыхание. Разочарованно. Вот прямо «здесь и сейчас» чуда не будет. Интересно, а что они предполагали увидеть? «Окропи олигофрена кровью девственницы троекратно, и он обернётся Финистом Ясным Соколом»?
Вместе с Фофаней нужно убирать и Любаву. Этому идиоту нужен поводырь. Сначала постоянно, потом, наверное, только утром и вечером. Но контролёр — нужен. Иначе у дебила снесёт крышу, и его остановят только так, как я прежнего молотобойца остановил — ножом по горлу. Рискованно? — Да. А как иначе? Положить его связанным на лесосеку и попытаться попасть в него падающей сосной? Какой вариант сволочизма тебе приемлемее, Ванюша? — Тот, который прибыльнее. А риски надо попробовать уменьшить.
Прокую придётся серьёзно промыть мозги. Чтоб он своей вздорностью — не спровоцировал. У Мары попросить что-нибудь вроде брома или настойки пустырника. Для общего успокоения дебильского организма. И, похоже, надо убирать отсюда Ивицу. Она — сосватанная невеста, Фофаня это помнит, будет реагировать на её отсутствие в поле зрения. Точно — убирать надо обоих. Молодые парни — односельчане просто так мимо неё ходить не будут. Как они с ней сейчас заигрывают да глазки строят — я вижу. О, вот и за попку её пощипывают. А она так игриво повзвизгивает. Поваляют дурочку. А в Рябиновке она пользу будет приносить — и эту мою компанию обиходит и, к примеру, служанкой у Марьяши поработает.
