13-й отдел НКВД. Книга 2 - Павел Барчук
Опять же, не являюсь знатоком деревенской жизни, но вот говор ее точно был очень далек от сельского. Манера произносить слова, строить предложения, однозначно свидетельствовала о том, что у кареглазой особы, как минимум, хорошее образование.
Пацан шмыгнул носом, в очередной раз поддернул штаны вверх, а потом, развернувшись, побежал к дому, откуда сразу же выскочил с двумя ведрами.
– Воды принесу. – Пояснил он, хотя, его никто и не спрашивал.
Дед подошёл к машине, в потом принялся помогать мне транспортировать отца Алексея в избу. В момент, когда я подхватил священника на руки, тот дернулся и тихо застонал. Ну, Слава богу. Жив. По крайней мере, сейчас ещё точно.
Александра тоже направилась к дому, указывая мне, куда идти.
Внутри оказалось три комнаты и кухня с настоящей печью. Хозяйка велела уложить Алексея на кровать, которая имела стальной каркас и, судя по всему, панцирную сетку.
– Извините за наглость, – устроив священника на постель, поверх покрывала, все же грязный ещё пока, сразу решил объяснить ситуацию, не тая, – Но можно нагреть воды? И там девушка, Лиза, она вроде… ну, можно сказать, врач. Ей необходимо осмотреть этого человека. Только… чтоб никто не мешал. Без свидетелей.
Александра с пониманием кивнула головой.
– Да, конечно. Сейчас Тимофей принесет воды, нагреем. Корыто поставлю в кухню. Печь топится. Отчего-то проснулась сегодня и затопила. Сама не знаю, почему. Чувствовала, наверное, что понадобится. Мы теперь сильно дрова не тратим. Обмоем, а потом я уйду во двор. Мешать не буду, не переживайте.
Мацкевич с Мартой, появившись в доме, скользнули в одну из комнат, а Лиза сразу направилась к лежащему на кровати священнику.
– Все, Иван. Дальше мы сами. – Девчонка сразу стала собрана, принялась по-деловому ощупывать его руки и ноги.
Я вышел на улицу, чтоб женщины могли заняться бедолагой. Пришлось в наглую прихватить телогрейку, лежавшую у двери. Хоть и стало сыро, что предвещало пусть небольшое, но потепление, все же в одной рубахе долго не погуляешь. А мой тулуп теперь был такой грязный, что им даже пол накрыть постесняешься. Не стал его брать из кузова.
Неподалеку от крыльца, на деревянной скамеечке, собраной явно своими руками, сидел старик. Он щурился, глядя на тусклое солнце, которое лениво пыталось сделать день ярче, и периодически оглаживал свою бороду.
Я оглянулся, в поиске чего-то подходящего, приметил пенёк, валявшийся рядом, подкатил его к деду и уселся рядом.
– Старостой являюсь. – Выдал вдруг хозяин, хотя вопросов с моей стороны вообще не было. – Александра – невесткой приходится. Тимофей, значит, внук. Из города приехали они. Как вот это все началось, так и приехали. А сына нету. Вроде, погиб, говорят. Похоронка пришла. Видишь, оно как… Много полегло. Ну, ничего… Отец Алексей – хороший человек. Из благородных. Так рассказывают. Уж не знаю, как его миновала судьба многих. У нас появился лет десять назад. Церковь одна была в городе. Там и начал служить. Так знаешь, что интересно…
Старик повернулся ко мне лицом. Взгляд у него был немного с хитрецой в этот момент.
– Сейчас то оно, конечно, лица его не разглядеть. Попортили основательно. Лицо человеку фрицы попортили сильно. Вот о чем говорю. Но вот ежели был бы здоров, поставить вас рядом, так один в один. Странно, да?
Глава 22(2)
Хорошо, что я уже сидел. Потому что, озвученное местным дедом, было очень неожиданно. Просто время каких-то удивительных откровений началось.
– Вы хотите сказать, будто отец Алексей похож на меня? Ну… то есть… я на него? А, черт. Не принципиально. Короче, мы похожи?
– Агась. – Старик довольно кивнул. Словно потрясающе отличную новость сообщил. – Одно лицо. Только ты помоложе малясь. Но вот коли вас рядом поставить, так и не отличить при беглом взгляде. Ты ж, наверное, его потому и разыскивал?
Я не ответил, таращась в пустоту. Что это, вообще, такое? Совпадение? Судьба? Или человек, лежащий сейчас в доме, мой, то есть Иваныча, родственник? Хотя, так то выходит, что и мой. Тут же вспомнилось счастливое лицо Натальи Никаноровны. Знала ли она? Да конечно! Не могла не знать.
– Так вот, что рассказываю тебе. Отец Алексей появился около десяти лет назад. Начал служить в храме. И служба у него… знаешь, даже простому, необразованному человеку понятная. Почему и тянулись люди. Вот отстоишь утреннюю или, там, вечернюю. Выходишь и прям на душе легко. Светло. Если исповедоваться приходилось, так прям будто с родной душой поговорил. И главное, рассказываешь, грехи то свои, а сам их тут же осознаешь. Видишь поступки иначе. Думаешь, да как же я сам не понял? Оно же вот, как на ладони. Удивительный человек. Эх… А чего он фрицам помешал?
– Говорят, во время службы поноси́л фашистов. – Я пребывал в состоянии прострации, если честно. Мысли метались из стороны в сторону, суматошно.
– Аа-а-а-а… это, да. Это он мог. За отчизну дюже всегда переживал. Знаешь, что говорил? Мол, неважно, кто у штурвала корабля. Красные, белые, синие… это наша земля, наша родина. Чтоб ей было хорошо, прежде всего надобно на себя смотреть. Вот ты, именно ты, – Дед вдруг с силой ткнул указательным пальцем мне в грудь, – Не сделай подлости. Даже в малом. Сегодня не сделай, завтра не сделай. А твой сосед, значит, так же. За собой чтоб следил. Свою чистоту помыслов пусть блюдет. И все. Сразу по иному заживём. А власть… Ну, что она власть. Ежели люди с умом и совестью, так они никогда этой власти ничего дурного и не позволят. Главное, же, как? Что внутри у тебя. Она и вера. Сколько в храм не ходи, поклоны не бей, но коли в помыслах да поступках грешен, так что толку от твоих поклонов. Это, кстати, тоже отец Алексей говорил. Поначалу то все удивлялись. Он же не столько о боге, сколько о человеке. Мол, бог, он в каждом из нас. Хочешь помолиться, так помолись. Хоть даже и не в церкви. Но только искренне. По своему желанию. Отбывать дань не нужно. Думать, что, вот я сейчас в церкви то свечей накуплю, лоб о пол разобью, и все. Боженька добрый, он простит. Ну, он то, может, и простит, а суть все равно не изменится. Вот так…
Дел вздохнул, а потом полез в карман. Вынул коробочку, открыл, достал сначала одну «самокрутку», потом вторую.
– Держи. Хороший табак.
