«Битлз» in the USSR, или Иное небо - Юлий Сергеевич Буркин
«Несмотря на прямые указания члена политбюро товарища Горбачева, ретрограды от партии испугались. Чего же они испугались? – Голос диктора стал наливаться гневными интонациями. – Может быть, того ветра перемен, который свободолюбивые музыканты привезли в нашу страну?»
Вновь появился Джон – на этот раз за столом с объедками. Он что-то с гневом говорил, но английская речь была еле слышна, зато прекрасно был слышен закадровый русский «перевод»:
«Мы за мир и против войны, мы за то, чтобы весь советский народ в едином порыве сбросил ярмо геронтократии и бюрократизма, чтобы в вашей прекрасной стране было, наконец, поднято знамя гласности и плюрализма!»
Экран стал белым, и на нем появились крупные черные строчки:
«Советская молодежь! Спасем „Битлз"! Спасем Мир! Позор Соединенным Штатам, поддерживающих моджахедов в суверенном Афганистане! Позор отечественной бюрократии! Все на митинг пятнадцатого декабря! Все на площадь Пятидесятилетия Октября! Да здравствует гласность и перестройка! All You Need Is Love!»
…Чумазый металлург продолжил прерванное движение. Наконец лом пробил шлаковую корку…
Последняя цитата доконала Васю. Он выбрался из кресла, оглянулся и посмотрел на белеющее окошечко кинопроектора, нащупывая в кармане изрядно за сегодня похудевший, но еще не пустой бумажник. Он увезет в Питер копию этого журнала, сколько бы она не стоила! Ведь как-то можно сделать эту копию!
Но в кинорубке, стоило ему только открыть рот и представиться, как он тут же получил уже готовую маленькую катушку с восьмимиллиметровой пленкой в сером картонном конверте. Причем совершенно бесплатно.
– …А вот это наше генеалогическое дерево.
Варвара Бубнова раскрыла большой альбом с нарисованным деревом и ветвями, которые плодились массой маленьких фотографий и имен.
– Этот музей сначала был усадьбой нашего предка по фамилии Вульф. Вот он, посмотри, деточка. Пушкин Александр Сергеевич с ним очень дружил, здесь свою «Русалку» и даже седьмую главу «Евгения Онегина» написал.
От тети шла волна доброты и любви, и внезапно Йоко ощутила себя маленькой девочкой, сидящей у нее на коленях. Она прильнула к плечу пожилой женщины, обе посидели немного молча.
В душе Йоко, словно в сложном пазле, плотно сел в свое гнездо последний фрагмент – у нее возникло абсолютно осознанное чувство, что она вернулась домой. Присутствующая тут в качестве переводчика учительница английского языка Ольга Витальевна из деревенской школы имени Пушкина тоже замолчала, умилившись.
– Варвара-сан, – спросила Йоко, – а та ложечка, которую ты подарила мне на первый зубик, она еще жива?
– А как же, – Варвара Дмитриевна тяжело встала и прошла к шкафу, возвратившись с деревянным ящичком в руках.
Йоко вынула серебряную ложку, согрела ее в ладонях.
– Девочка моя, – жалобным голосом сказала Варвара, – ты уж меня прости, не могу я тебе ее подарить, это все, что у меня от тех времен осталось. Но вот возьми на память мой рисунок. – Она сняла со стола потертую папку и вручила ее гостье. – Это «Березы», я их написала на Хоккайдо в пятьдесят пятом.
– Спасибо, Варвара-сан, golubushka, – тепло сказала Йоко. – Быть может, – прошептала она, – я очень скоро верну ее вам. Или нет, Шон вам ее вернет.
Бубнова пристально посмотрела на Йоко.
– Вот как, – наконец сказала она. – Да и правильно. Здесь твои корни, хоть и некровная ты. Только ты уж поторопись, а то немного мне осталось. Вот видишь, Аннушка ушла в прошлом году. – В глазах Варвары промелькнула уже привычная, застарелая горечь утраты. – Видно, и мне пора. И ведь
нет здесь у нас никого – ни детей, ни внуков. – Она тяжело вздохнула, потом встала, отгоняя плохое настроение. – Ну, племяшка, пойдем-ка чай пить.
Йоко попила чаю, подарила родственнице все свои вещи вместе с сумкой и все наличные деньги, что стоило ей пятнадцати минут уговоров, села в автомобиль и настроилась на долгую дорогу в Нью-Йорк, к сыну.
…На площади собрались около пяти тысяч человек, народ все время прибывал. Большинство из них были молодые люди, они смеялись, пили из термосов чай и не только, пели песни. У многих в руках были плакаты, и часть из них была сделана не дома гуашью, а отпечатана в типографии.
Выделялись большие портреты «битлов» с надписями «Свободу „Битлз"!» и «Джон Леннон против советских войск в Афганистане!» В толпе мелькали безликие, неброско одетые люди. Вместе со всеми они кричали речевки, растягивали рты в улыбке, но их холодные стальные глаза запоминали лицо каждого митингующего и помещали его в виртуальную картотеку.
Вдруг народ возбужденно загомонил – пронесся слух, что приехал сам Горбачев и даже, может быть, будет выступать. Появились охранники и оттеснили людей от собранной за счи-таные минуты невысокой сцены.
И действительно, появился Михаил Сергеевич. Сзади, справа и слева от него стояла небольшая армия статных мужчин, один держал наготове бронированный «дипломат».
Толпа заревела. Горбачеву поднесли мегафон.
– Товарищи! – начал он. – Зачем мы сегодня собрались? Я вам отвечу! Я вам отвечу по-горбачевски, а вы знаете, это будет более сложнее, чем простой ответ! Вот приехали к нам «Битлз»! Я их лично пригласил. Да, я не буду больше скрывать. «Битлз» находятся в России! Но кто-то из вас их видел?!
– Не-ет! – ответила толпа.
– Кто-то был на их концерте?! – Не-ет!
– Может быть, вы читали про это в газетах? Смотрели по телевизору? Нет! А кто виноват? Вот говорят – Горбачев виноват! А вот вы дайте, я скажу то, что сказал! Мы знаем, кто есть ху! И поэтому мы что?!
– Что? – озадачилась толпа.
– В большом дерьме мы все, вот что!
В толпе захохотали и захлопали, в восторге от языковой смелости члена политбюро.
– И я думаю, надо вылезать, надо вылезать, товарищи! Я не знаю как, но у меня есть план! Нас уже закалила ситуация, и мы знаем! Знаем, что мы молчали очень долго! Нам затыкали рты! Как сейчас пытаются заткнуть рты великим музыкантам. Вот они приехали, и это стало испытанием на прочность, на свободу слова, они поставили вопрос – демократия у нас или нет? «Битлы» оказались лагман… совой бумажкой, товарищи. И она, эта бумажка, со всей неприглядностью показала! Не прошли мы это испытание! Нету нас гласности, а надо ее!
Горбачев устал и сделал паузу. Из толпы раздался женский крик:
– А до каких пор наши мальчики в Афганистане будут умирать?! Кто их послал на смерть?
– А-а-а! – одобрительно закипела толпа. Горбачев сделал руками округлый
