«Битлз» in the USSR, или Иное небо - Юлий Сергеевич Буркин
– Но-но, что за словечки? И не гиена, а акула. Я просто кодекс чту. Не уголовный, а «кодекс чести советского журналиста». А там записано про социалистический плюрализм мнений буквально следующее… – Он закрыл глаза. – Черт, начало забыл, щас… ну вот, и концовку забыл. – Симоненко отпил пива. – Короче, хрен им, а не посадить меня. Скажу тебе, Броня, по секрету, – он придвинулся вплотную к Вепреву и стукнул его кружку своей, – скоро все поменяется, задул ветер перемен.
– Оттепель, что ли, грядет очередная? – презрительно сказал Вепрев. – Как же, плавали – знаем. Потом – гайки еще туже.
– Не-ет, товарищ дорогой, на этот раз все по-серьезному. Старперов погонят, и будет гласность и перестойка, тьфу, перестройка всей экономики, всего общества.
Вепрев только покачал головой и занялся холодцом.
Сто пятьдесят километров до Твери Йоко проехала за два с половиной часа. Шофер оказался отличным дядькой, до того, как попал в штат ГОНа при ФСО, ходил на торговом судне коком, имел четверых детей и любящую супругу. Изъяснялись они жестами и на ужасной смеси английского, немецкого и французского.
Саша, так звали водителя, научил Йоко нескольким русским фразам, рассказал о русской кухне, познакомил с обычаями и традициями, а во время остановки у шлагбаума на железнодорожном переезде показал, как разбирать и собирать табельный «Макаров».
Йоко написала бывшему моряку рецепт необычного блюда «суси» и так интересно рассказывала про самураев, что ей пришлось пообещать посвятить Сашу в прославленный клан Оно, если он, в свою очередь, пообещает бросить пить и следовать «бусидо», пути воина.
В Твери зашли в столовую. Йоко с удивлением обнаружила, что способна с удовольствием уплетать рассольник и винегрет.
Ехать оставалось еще сто пятьдесят километров. Они завернули на тверской почтамт и попытались дозвониться до Берново, чтобы предупредить родственников Йоко о прибытии, но не смогли ввиду плохой связи.
Когда они уже подъезжали к городку, Йоко попросила Сашу остановить машину, чтобы размяться, вышла и огляделась вокруг. Они находились на крутом берегу реки. Противоположный берег утопал в снегу. Бело-изумрудный лес терялся за горизонтом.
Йоко постояла немного, потом присела на корточки, не в силах оторвать взгляда от расстилающегося перед ней простора. Она привыкла к игрушечным садам Японии, однообразию ухоженных английских и американских городков, и то, что она видела сейчас, не укладывалось ни в какие рамки.
Она созерцала цветы сакуры во время «ханами», но это было лишь эстетское любование филигранью небесного скульптора. А здесь она впитывала всей душой безграничное синее небо и бескрайнее, уходящее за горизонт белое море деревьев. Она думала о том, как же здесь, наверное, красиво летом и особенно осенью.
Осень… Она почувствовала, что когда она думает об этом времени года, что-то внутри у нее меняется, что-то, чему она пока даже не может найти названия. Ее сердце наполняли новые, неизведанные чувства – ощущение вечности, покоя и непонятно откуда взявшаяся светлая грусть.
Рядом молча присел Саша и тоже стал смотреть.
– Наша природа – неброская, – сказал он тихо и ничуть не заботясь, поймет его Йоко или нет. – Она, как застенчивая красавица: ничего не предлагает, напоказ не выставляется, а стоит, потупив взгляд, и ждет. Поймешь ты ее, возьмешь за руку, посмотришь честно в глаза фиалковые, и она твоя навек. А не заметишь, пройдешь мимо, ну, значит, так тому и быть. Но будешь жалеть до конца дней своих.
К своему удивлению, Йоко поняла все, что он сказал. И даже не столько оттого, что уже нахваталась русских слов, сколько потому, что и сама почувствовала русскую природу именно так, как сказал Саша. Это ее и озадачило, и обрадовало. Она дала себе слово приехать в эти места летом, вместе с Шоном.
«А может, останешься со мной? – раздался тихий голос ее души. – Зачем тебе уезжать, ведь ты почти…»
– Ну, что, в путь-дорогу? – Саша бодро встал и со стоном потянулся. – Вот полюбуешься так, и усталость – как рукой…
И они двинулись дальше, туда, где уже виднелось Берново.
… Известный на весь подлунный мир фанатов битловед Вася Колин пошел в кино. А ведь не собирался. Он приехал из Ленинграда, чтобы купить очередной «битловский» артефакт, сделка прошла успешно, и выдался свободный вечер. Подпольный продавец намекнул, что знакомые его знакомых, имени которых он не знает… так вот они говорят, что сегодня стоит сходить в кинотеатр «Мечта».
– А что там, фильм новый? – лениво поинтересовался жукофил.
– Да нет, фильм-то старый, а вот «журнал» новый, – уклончиво ответил продавец.
– Вы что, советуете мне пойти посмотреть на удои и сталеваров? – насмешливо спросил Колин. – Благодарю покорно, это и в Питере можно увидеть.
– Как знаешь. Не смею настаивать.
– Или на маразматиков на трибунах? – продолжал Вася. – Так в Питере и этого добра навалом – своего, местного…
– Хозяин-барин, – быстро скомкал разговор стареющий битломан и проводил гостя до двери.
Пару часов Вася ходил по столице в задумчивости, а потом все-таки спустился в метро и вышел на станции «Каширская».
…Чумазый металлург размахнулся ломом, чтобы пробить корку в шлаке, и вдруг исчез с экрана. Вместо него появилась толпа крестьян. Среди них зябко ежились в каких-то кацавейках… Джон, Пол, Джордж и Ринго!
Вася почувствовал, что его кресло покачнулось вперед, потом назад. Он протер глаза и ущипнул себя за бедро. Стало больно. Раздался хорошо поставленный голос диктора: «Да, уважаемые товарищи, вы не ошиблись. Это действительно та самая легендарная ливерпульская четверка – ансамбль „Битлз". Но где же переполненные залы, где толпы поклонников?»
На экране возник покосившийся, черный от времени деревенский нужник. Затем – быкообразного вида пьяный громила, который обводил налитыми глазками людей вокруг себя и ревел: «Ну, хде тут эти битлаки? Сейчас я их бить буду!» Крупным план выхватил растерянное и испуганное лицо Пола.
Вася Колин сжал кулаки.
«Вместо концертов для нашей прогрессивной молодежи, – продолжал диктор, – вместо обещанных нашими чиновниками всесоюзных гастролей, они дали один-единственный концерт для так называемой „партийной элиты", а затем оказались в глухой деревне, отданные на растерзание толпе!»
На экране показалась Линда, в ужасе бегущая по тропинке.
«А это супруга мистера Маккартни, миссис Линда Маккартни, мать троих детей, которой чудом удалось ускользнуть из плена сельских хулиганов».
Появились угрюмо поющие за неопрятным столом Ринго и Джордж и мрачно поглядывающие на них Джон и Пол.
«Их предали. Их заставляли петь под стволами ружей и остриями вил…»
Вася заскрипел зубами, схватился двумя
